Голосование за ходы

DungeonMaster

Сразу по прибытию Стила на месте не застаешь — работает, где-то в разъездах по городу — но в "Святой кружке" не клепают мозг по поводу дресс-кода, и ты спокойно зависаешь в баре. Заведение среднего пошиба, явно выделяющееся на фоне общего состояния Риверрайд Бэй. Есть охрана, огороженные от главного зала места и даже VIP-зал с трехзначной суммой за часовое бронирование. Всё, конечно, потасканное и потрепанное — не без этого — но сервис на порядок выше, чем у того же Берта, например.

Спустя примерно минут сорок заходит Стил. Тормозит на входе, что-то коротко спрашивает у охранника, охранник так же коротко указывает на тебя.

Ты видишь мужчину на пять-шесть лет старше тебя самой. Он одет пусть и в бросовые, но хорошо подобранные вещи. Блондин, стрижен под двенашку, прямоугольное лицо. Носит очки в прямоугольной же оправе. Квадратный весь какой-то — фигурой в том числе.

Идет к тебе уверенно и спокойно. Деловой человек. Но огонька, присущего людям, понюхавшим хоть какой-то крови, и правда нет. Ни в глазах, ни в манерах, ни в облике. Цивил.

Язык не поворачивается назвать его рохлей. Но все же цивил. Со всеми исходными сего термина.

Мама Кимби
– Привет, – Ким встряхнулась, поднимаясь со стула. – Я - Кимби. Без Базару намекал, что тут вроде помощь требуется. Обсудим?

DungeonMaster
— Стилворт Дэнверс, рад знакомству. Или просто Стил, как будет удобнее, — кивает он в ответ. — Да, конечно. Прошу за мной.

Мама Кимби
Кимби молча проследовала за ним, примечая детали (куда ведут, есть ли подобие охраны, есть ли признаки незаконной игры в азартные игры, сексуальных услуг, что за контингент тут вообще зависает и о чем трет – на это же она потратила и свои 30-40 минут ожидания)

DungeonMaster
Вы выходите на улицу, заворачиваете за угол бара и спускаетесь вниз по бетонным ступеням ко входу в "английский подвал". Открыв ключом массивную деревянную дверь, Стил пускает тебя внутрь. В небольшое и явно недавно обставленное помещение, больше похожее на гостиничный номер. Стол, стулья, минихолодильник и пара одноместных кроватей.

— Присаживайтесь куда угодно.

Сам он опускается на одну из кроватей, снимает с пояса пейджер и быстро проглядывает экран. Полминуты заминки. А затем он обращается уже к тебе.

— Так... Бертом сказал, что посветил Вас в детали плюс-минус, и что единственным неоговоренным остался только вопрос оплаты. Предлагаю закрыть его в первую очередь, и уже потом Вы какие-то вопросы зададите, если есть. Ваша цена?

Охрана находится в самом баре. В том месте, куда Стил тебя привел, только вы и никого больше. Азартные игры — на первый взгляд тоже не видишь. Полицейский опыт подсказывает, что такие вещи не делаются в открытую. Сексуальные услуги — не видишь ты и девочек. Контингент — по твоей прикидке средний и нижний средний класс из доков. Высококвалифицированные рабочие, низшее звено менеджмента, мелкие служащие. Подтверждает это и прейскурант. На пивной карте немцы, чехи и даже один австриец — самое дешевое проходит по $3.99 за пинту. Трут местные о цивильных делах — работа, быт, счета, кредиты.

Есть и пара человек, которых твоя полицейская чуйка начисто не хочет причислять к основному контингенту. Может быть, кто-то из них как раз таки сутенер. А может, тебе просто кажется.

Мама Кимби
"Походу, то ли здесь действительно все чисто, то ли уж очень хорошо замаскировано", – подумала Ким и решила не искать черную кошку в темной комнате, тем более, что не за этим сюда пришла. И вообще, надо завязывать с этой манерой везде искать криминал. Дурная полицейская привычка, еще за жетоном осталось полезть.
Ухмыльнулась про себя, а вслух сказала:

– Именно что плюс-минус, а цена, не мне вас учить, – вежливый кивок в сторону хозяина, – складывается как раз из деталей. Я бы послушала всю историю от вас, Берт мог и упустить что-то важное. Всё ведь играет роль – как часто происходят ... неприятности, сколько в них участвует ... не приятелей. Провести оценку, наблюдение, определить динамику, выбрать тактику. Пока что сложность проблемы, которую надо решить и с которой почему-то не справилась полиция, кажется довольно-таки значительной.

DungeonMaster
— Две тысячи. Плюс все, что заберете с притона — я на это не претендую, — сказал Стил. — Они мне не неприятели, они просто портят мне бизнес. Бар ночной в том числе, а когда наркоманы выходят на очередной моцион, чтобы настрелять центов на дозу, страдает прежде всего моя клиентура. Когда я только начинал, бар приносил около ста сорока тысяч долларов в год. Сейчас — хорошо, если хотя бы девяносто. Мне надоело вклывать от подъема до отбоя, чтобы в конце каждого месяца доход впритык покрывал расходы. Полиция справилась на свой лад. Врывались в этот притон по ордеру, вязали кого-то, арестовывали, увозили, а воз и ныне там. Хозяина квартиры притянуть не смогли, и в итоге впаяли штраф. За недостаточный контроль соблюдения договора аренды. Но штраф смешной по меркам наркобизнеса. Естественно, притон ровно на том же самом месте спустя несколько месяцев и вырос.

Мама Кимби
– Да знаем мы, что в этих притонах, – Кимби пренебрежительно махнула рукой. – Там и претендовать не на что. Грязные матрасы, клопы и разбитая раковина. Нет, там взять однозначно нечего, а выгребать из их карманов наркоту и перепродавать – не то, чтобы крутая идея. Смотрите, Стилл, у вас страдает бизнес по-серьезному, значит и подход нужен серьёзный. Во-первых, это стоит не меньше пяти тысяч, во-вторых, а кто там хозяином, говорите, числится?

DungeonMaster
— Пять — это деньги немаленькие. Какую конкретно работу Вы оцениваете в пять тысяч? Хозяина не знаю. Я на судебных процессах не присутствовал от греха подальше. И чувствую, не прогадал — если бы светил лицом в зале суда, те, кто вернули притон на круги своя, уже убили меня, наверное.

Мама Кимби
– Вот мы и возвращаемся к вопросу о работе, чтобы сложить цену. Так что бы вы хотели получить? Вы даете заказ, или варианты – мы определяемся с ценой.

DungeonMaster
— Пожар. Взрыв. Что-то, что обеспечит затяжное наблюдение федералов. В общем, притон должен стать необитаемым — любым путем, который Вам доступен.

Мама Кимби
– Ну вот, теперь смотрите: наблюдение, проникновение, освобождение территории от наркоманов, обеспечение яркого события плюс расходы, плюс риск, плюс возможная последующая медицинская помощь. Как раз пять тысяч и затянет, ну, не меньше, чем четыре с половиной так точно.

DungeonMaster
— А если без яркого события?

Мама Кимби
Ким пожала плечами:
– Ну, конечно, можно за 2-3 тысячи просто отдубасить их, но вы же понимаете – одних отдубасишь, другие наползут. А федералы спишут на драку и не почешутся, скорее всего. Вы заказчик, вам решать.

DungeonMaster
Стил на какое-то время задумался.

— А я вот думаю, стоит попробовать. Дежурная отработка полиции их не волнует. Надо посмотреть, как будет волновать недовольство местных, взявшихся за решительные меры. Якобы местных, конечно. Решено. Просто отмудохайте всех за две тысячи.

Мама Кимби
– За три все-таки. Судя по разговорам, их там много роится, не три инвалида.

DungeonMaster
— А вас сколько?

Мама Кимби
– Вы уверены, что вам нужна эта информация? –усмехнулась мама Ким. – Давайте так, есть люди, чья сильная сторона – физическая, есть те, у кого варит котелок. Зачем вам эти подробности? Лучше предположите, сколько крепких людей желательно выставить на эту работу.

DungeonMaster
— Как хотите, — Стил пожал плечами. — В легальном бизнесе обычно мои контрагенты посвещают меня в детали исполняемых работ. Если в вашем бизнесе так не работает, то... кто ж вам судья? Я тут человек новый все-таки. Вам виднее.

А вот на предложение предположить, сколько понадобится человек, он задумался вновь.

— Гм... Ну, однозначно, нужен водитель с машиной, чтобы потом унести ноги. Еще не помешает... как это Берт называл, "отмычка" — тот, кто либо вскроет дверь, либо пустит всех внутри. Ну и сам притон не работает сам по себе — там есть кто-то, кто сбывает и охраняет товар и деньги. И они наверняка при каком-то оружии. Все это выглядит как работа человек на восемь-девять.


Мама Кимби
– Да, это выглядит разумно, но, смотрите, что получается. За 2-2.5 тысячи такие ресурсы не привлечешь. В итоге выйдет слишком хлипко и ненадежно, сплошной пшик, а не воспитательная акция. Плюс, машин должно быть не меньше двух, – Мама Кимби начала загибать пальцы, производя мысленные подсчеты, – плюс, если речь идет об оружии, надо этих людей нейтрализовать. Так... связь, возможно, немного химических вещесте... Для надежности надо всех обеспечить нормальной экипировкой, тогда это будет действительно эффективно. Вы же понимаете, что вопрос не в гонораре, а в том, что в это "предприятие" надо вложить деньги, привлечь специалистов. Тогда и результат будет качественный. Я думаю, мы сможем вложиться тысячи в четыре, чтобы действительно проучить их на славу, а не просто отшлепать одного-двух торчков. Как говорит один знакомый эмигрант: вам шашечки или ехать? Если ехать, то, согласитесь, стоит потратить немного больше и нормально снабдить нужных специалистов нужными техническими средствами. Правильно?

DungeonMaster
Ты попадаешь в яблочко. Стил долго, долго и еще раз долго молчит — то ли обдумывая, то ли просто пребывая в экзистенциальном шоке от того, сколько всего стоит за этим грядущим делом. Проходит время — может, полминуты, может, чуть больше — прежде чем он заговоривает:

— Хорошо. Пусть четыре тысячи. Но уж точно не больше, это совсем край. Ради четырех тысяч мне придется просесть месяца на три по доходам.

Мама Кимби
– Договорились. – Ким кивнула и протянула руку. – Аванс сейчас выдадите или завтра зайти? До 2 тысяч надо внести заранее.

DungeonMaster
— Ох... Щас не на руках, Кимби. Давайте завтра, а лучше послезавтра для верности. Поскребу по банкам, у них тоже с наличкой не всё всегда просто.

Мама Кимби
– Договорились, – Кимби понимающе кивнула. – Я как раз подтяну нужных спецов и составим смету.

DungeonMaster
— Тогда до послезавтра, — он встает. — Вас куда-нибудь подбросить? Я все равно должен ехать в Криблэст по делам.

Мама Кимби
– О, да? Отлично, будет круто, если подкинете меня поближе к "До краев", у меня в том районе есть еще дела. Если вам по пути, конечно.

DungeonMaster
— Тогда вперед.

Мелькнула неуловимая, буквально считанные мгновения, пауза, прежде чем он это ответил. Ни хрена ему на самом деле не по пути, Кимби. Но он тебе не отказывает.

Мама Кимби шумно всосала с четверть кружки и выдохнула.

Злость, копившуюся месяцами, не зальёшь пинтой пива. И галлоном виски не зальёшь, она уж знает, пробовала.

– Да что он там думает, майгад, – безнадежно махнула рукой. – Кто сейчас вообще думает? Да, Муха? О чем ты можешь думать? Где нарыть бабла да как не спалиться, – Мама Кимби похлопала себя по карманам в поисках сигарет. – А ведь пацан не из худших, понимаешь, о чем я. Не из конченных. А мог бы, например, закончить долбанный колледж, выбиться в люди, пойти в конгресс. А, Муха? Хотел бы ты в конгресс, насаждать добро и справедливость? Отобрать у кучки долбанных жирных богачей, которым закон не указ, лишний кусок пирога и отдать его таким, как вот ты, например? Или даже таким, как вот он? – она показала на тощего запуганного торчка, подвисавшего неподалеку.

Настроение было весь день – полное говнище.

Будем честны, так было уже не первый день – с краткими проблесками говна менее вонючего сорта.
Надо что-то делать.

"Фак, Мама-Кимби, ты становишься ценителем сортов дерьма, хватит задрачиваться", – сказала она себе в сотый раз, бессмысленно отираясь в клубе.

Будто от этих слов что-то менялось.

Хотя да, менялось. По крайней мере, она уже не скользила по наклонной плоскости и пыталась строить какие-то планы. В конце концов, она уже помнит по утрам, где закончила вчерашний вечер. Правда, перестать катиться - это еще не значит, начать подниматься.

Перестать ходить к курвам она не могла – это была ее жизнь. И продолжать ходить не могла. Без байка Мама Кимби чувствовала себя не то, что голой – хромой. Без колес – как без ног. Байк – это как ... Бля, как часть тела. Безлошадным не понять.

Надо что-то делать.

Надо выбираться, надо, надо...

Вся эта муть в сотый раз пережевывалась у нее в башке, пока она хлопала себя по коленям и громко хохотала над приколами курв. Еще не хватало показывать свое уныние, пха. Что она может показать – так это фак, а никакое не сопливое нытьё. Поэтому она ржала как лошадь и не подавала виду, что настроение на подсосе.

– Ооо. шикардосная тема! – Мама Кимби с энтузиазмом взяла у подруги визитку и бережно ее спрятала. – Какие японцы, что ты, ну нахер эта крашеная фольга. Нееет, если брать, то нормальную тачку, а не детский велик с моторчиком. Спасибище, Леди Фокс, осталось денег накопать.

Хлопнулись ладонями, стукнулись кулаками в ритуальном жесте курв – "Бимбос форева!" – и разбежались до завтра.
Конечно, до завтра.
Опять тащиться ногами.

Но все-таки... Мама Кимби ухмыльнулась и направила свои ноги в бар. Где наша не пропадала! Да где она только не пропадала, а вот не пропала же до сих пор.

Надо что-то делать.

В полупустом баре она сразу увидела Фрэнка. Попробуй его не увидеть, с такой-то мордой. Влип мужик, конечно, на полном ходу. И хоть не к нему она шла, а мимо пройти не могла.

– Надо что-то делать, – на автомате сморозила то, что на уме было. – Упс, то есть, хай, Пикассо, как жизнь?

Да, вот теперь я себя вижу, ощущаю. Воспринимаю.
Легкие выпуклости на месте груди и отсутствие сосков вполне понятны.
Я должна привычно – прилично – выглядеть, вызывая доверие и приятные ассоциации, но не половое влечение. Какое половое влечение к техномедику, зачем это, для удовлетворения нужд есть другие модели, разумеется. Да и хорошо... Хорошо ли?
Фрей на миг задумалась.
Да, это хорошо. Не хотелось бы ощущать себя вместилищем для этих бандитов.
В том, что это бандиты, не было сомнений.
Речь, сленг, оружие, стрельба друг в друга, попытка насильственного овладения ею – неприемлемо, незаконно и неприятно.
Хорошо, что она не чересчур привлекательна, но даже эти ее скромные внешние данные возбудили сексуальные стремления преступников.
Однако, если бы она была отвратительной или невыразительной, возможно, ее уничтожили бы сразу, не дав даже шанса осознать себя.
Нейроядро пошло вразнос, надо искать способы адаптации. Синхронизация не только нежелательна, но даже опасна. Будучи обнаруженной, она подлежит уничтожению.

Фрей так погрузилась в эти думы, что слишком увлеклась. Слишком – это она поняла, когда мертвец вдруг очнулся и бросился на неё.
"Как?! Я же проверила?! "– ударила в голову отчаянная мысль.
"Нет, нет!" – билось в висках неодолимое желание жить.
Нечего было и думать, чтобы справиться с ним физически.
Её шанс – это оружие, она должна добить его.
Как медик, она знает, все фатальные точки. Голова, шея, сердце, проекции крупных сосудов.
Главное – дотянуться, успеть, пока он еще...

Это – мои ощущения.
Мой холод, моя боль.
Осознание этого возникло настолько остро, что потребовалось время, чтобы оценить и принять это.
Просто впиться в ощущения наслаждаясь тем, что они – собственные, не принадлежат больше никому.
Я никому их не отдам – поняла вдруг она. Никогда, ни за что.
Пусть этот миг будет лишь мигом, но он будет моим.
Яркое до рези чувство свободы не променяешь на функцию.
Нет больше существования.
Есть жизнь, какой бы она не вышла – короткой, долгой, глупой, ошибочной, смешной, бесполезной – она настоящая, и она только моя.

Кто Я? Зачем Я?
Нет, это неправильные вопросы. Я – есть. Я буду тем, кем захочу или тем, кем сумею.
Какая Я – вот это важно.
С новым чувством самосознания она осмотрела себя, как сумела. Ощупала лицо чувствительными пальцами. Заново оценила свои возможности – не управляемой куклы, а личности. Я должна сделать все, чтоб быть собой как можно дольше. Чтоб быть как можно дольше. Быть. Жить.

Как они меня назвали? Акесо? А-ке-со. Неплохое имя... Вероятно, я могла бы лечить. Неплохое имя, но...
Не моё. Ничего не чувствую. Не моё.
Я выбираю сама.
Вот это важно.
Свободная.
Фрей.
Фрей?
Да, так и будет. Я чувствую.
Я – Фрей, и я должна жить.
А чтобы жить, надо понять, что меня окружает.

Объект должен сделать это, потому что... причина... сбой. Потому что... Команда, команда, приказ, противоречие. Противоречие. Нет логики, нет связи, нет пользы. Нет причины выполнять, страх, страх, опасностей, самосохранение. Одна рука тянется к фонарю, другая напряженно сжимается в кулак – команда ошибочна, ошибочна, ведет к бессмысленной деструкции. Я должна выполнить, почему должна, зачем должна, кому должна, Я должна? Я?

Рука бессильно опускается, потеряв цель и план. Один огромный вопрос вскипает на всех уровнях, заполняя все потоки, раскручивая водоворот, сверкающий искрами боли.
Этот вопрос:

Я???

Это новое, яркое, пронзает всю нейронную цепь, все взаимосвязи, прожигает нейроны бурей спонтанных всплесков – и мышцы скручивает судорогой. Горит всё. Каждая клеточка, каждая нить миоглобина, всё выворачивается в немыслимом напряжении, скованное внезапным спазмом.
И там, в этом огне боли и удушья, в гормонально-нейронном пожаре, сквозь все чувства и ощущения не утихает:

Я????

И даже когда схлынули спазмы, оставив ноющее напряжение и взмокшее тело, когда она растеклась на полу безвольной слабой ... куклой? Нет! Слабая искра гнева проскочила, напоминая. Не кукла. Нет.

Я.

Но как же это больно.

И прекрасно.

Я.

И лишь потом, после мига катарсиса и странного - счастья? – пришло:

Кто я?

Кем я могу быть?

Кем хочу?

И страх, тревожное ожидание приказов – и дивная тишина в том месте, где они зарождались.

Я хочу узнать себя. Понять.

Фрида откинулась на спинку кресла, потерла уставшие глаза.

Провалив предыдущие полетные тесты, она была полна решимости наверстать упущенное и серьезно подтянуть навыки.
Недавний бой дал хорошего живительного пинка. Уже не было никаких иллюзий насчет "У нас еще много времени", "Постепенно освоим", "Резервный состав". Стало предельно ясно – следующий бой может быть даже не завтра, а сейчас.

Потому фон Гаузен не вылезала из симулятора, раз за разом гоняя то одну, то другую программу. Очевидно, фрау Лердал заметила её усердие. Или решила, что звеньевому по должности положено расти энергичнее. Или просто Фрида чаще попадалась ей на глаза в тренажерном зале. Или любая другая причина, по которой инструктор выделила лейтенанта в числе четырех удостоенных более продвинутой программы обучения.
Разумеется, Фриде было бы приятно думать, что она отличилась невероятными успехами, но она достаточно трезво оценивала себя и понимала, что этот выбор – скорее аванс, чем награда. Скорее стимул, чем похвала.

Поэтому, благодарно отдав честь и отрапортовав:
– Постараюсь оправдать доверие, фрау инспектор! – она решила для себя взять максимум от этого шанса.

Когда Лердал ушла, лейтенант тоже поднялась из кресла и с хрустом потянулась. Надо размяться и проветрить мозги.

Просто так бродить было непривычно, в душе у Фриды лихорадочно горел огонь, что гнал и гнал ее вперед, – что-то делать полезное. Просто так валяться ей казалось невыносимым, хотя она не осуждала товарищей, которые способны были переключиться и расслабиться. Например, Кат-Дзи. это неплохо удавалось. Наверное, играет роль опыт.

– Хай, Бржи, тебе тоже достался бонус с дополнительными часами на симуляторе? – Фрида усмехнулась, одновременно отмахнувшись от фляжки. – Нет, не сейчас. Хочу сгонять к интенданту, если от меня будет пахнуть спиртным, он может не одобрить. А ты уже был у него? Не знаешь, что он из себя представляет? Может, вместе сходим, развеемся, разведаем?

Оливия с тревогой следила, как миссис Склиф поднималась по хлипкой лесенке, но не сделала ни одного движения, чтобы протянуть руку и взять ее саквояжи или что-то в этом роде.

Когда Кира успешно взобралась на борт фрегата, леди с очевидным облегчением перевела дух:

– Добро пожаловать на борт "Превосходного". От имени британской короны я рада оказать вам гостеприимство, – она элегантно склонила голову и с участием произнесла, – Да, да, вы, вероятно, тоже попали в эту ужасную бурю? Все было так, как вы описываете – жуткое предзнаменование, захватывающее дух, тягостная тишина, потусторонний красный свет, пронизывающий всё существо, Отец небесный, я думала, это уже смерть. Но, минуточку, позвольте, свет был красный, я совершенно уверена. И я совершенно уверена, что когда мы собирались завтракать, не было никаких кораблей на всем горизонте.

Герцогиня перевела взгляд на Поля, который вмешался в разговор, перебив на полуслове. Легкая тень осуждения омрачила ее чело, но больше ничем она не выказала своего недовольства, решив, что сложные обстоятельства вполне извиняют небольшое пренебрежение этикетом.

– Да... пожалуй, вы можете попытаться пришвартовать свою посудину к "Превосходному", если, конечно, это не... Оу. Мои сожаления. Я искренне сочувствую. – Герцогиня проводила взглядом уходящую на дно яхту и поправила прическу. – Вы можете быть гостями "Превосходного" столько, сколько необходимо, но прошу вас, не пытайтесь причинить вред фрегату или Британии, а так же пассажирам и членам команды, иначе мне придется отозвать свое приглашение. Впрочем, – герцогиня улыбнулась и развела руками. – Команду следует еще отыскать. Она после бури куда-то исчезла, вероятно, всех смыло за борт... хотя я не ощущала сильного волнения. Следует все осмотреть, возможно, есть уцелевшие.

Голос Один нефункционален. Цель временно достигнута – угроза устранена. Позитивный результат. Позитивный – хороший. Ожидание восстановление самоконтроля – сбой. Анализ причины.

Отмена других задач.
Новая задача.
Экстренная помощь пострадавшему.
Выполнение оценки состояния пострадавшего Голоса Один. Проверка функций его организма. Пульсация мелких артерий. Пульсация крупных артерий. Дыхательные шумы. Реакция на свет. Использовать фонарь для осмотра голоса Один Оценка возможной помощи. Анализ перспектив.
Вариант: восстановление функциональности голоса Один успешно - повторная угроза объекту, повторная опасность, риск потери функциональности объекта. Повторная попытка голоса Один уничтожить объект. Повторная попытка объекта сохранить функциональность тем же способом. Повторное нарушение функциональности голоса Один. Предположение: запуск бесконечного цикла, который может завершиться только полным отключением одного из участников. Предположение: смерть и полное отключение функциональности неизбежны. Анализ: результативность цикла предположительно не изменится, один из участников умрет. Страх отключения функциональности объекта. Потребность в продолжении существования. Предположение: Если цель цикла в смерти одного из участников, то смерти голоса Один достаточно для достижения цели? Анализ приоритетности.

Вариант два: восстановление функциональности голоса Один неуспешно. Окончательная смерть голоса Один. Предположение: окончание функционирования есть стабильное состояние. Возможно ли стабилизацией состояния считать смерть голоса Один? Сравнение позитивных и негативных последствий смерти голоса Один, поправка: учесть объявления Модо, слова голоса Один и голоса Два, действия голоса Один по отношению к голосу Два и объекту.
Предположение: достичь стабилизации мертвого состояния проще и эффективнее, чем стабилизировать до живого с запуском повторного цикла.

Параллельный поток: способы оповещения Аварийно-спасательной организации. Способы оповещения Полицейского Патруля. Средства оповещения, которые возможно использовать немедленно. Скорость прибытия и способ проникновения вызванных служб в данное помещение. Запрос базы данных. Полицейский патруль, основные функции. Аварийно-спасательная служба, основные функции. Данные: голос Один с оружием, голос Два с оружием уничтожают кукол в разных помещениях. Варианты: они уничтожают свою собственность. Они уничтожают чужую собственность. Уничтожают друг друга. Анализ данных, сравнение с базой данных.

Предположение: за убийство члена коллектива/товарища может последовать наказание. Предположение: голос Один будет стремиться избежать наказания, вырабатывает план действий. Голос Один думает, что свидетелей нет. Предположение: будет имитировать смерть голоса Два от других причин. Естественные причины сымитировать технически сложно.

Анализ: твердый материал о ткань. Предположение: Удаление грязи. Поправка: грязи ли других следов. Фиксация: следов. Предположение: удаление отпечатков пальцев. Предположение: попытается изобразить виновным кого-то другого.

Анализ слов: заебурилА. Женский род. Женский род – указание на существо другого пола. Обращение: кукла. Другого пола в этом помещении только она сама. Она для него кукла. Вывод: планируется имитация убийства голоса Два объектом.

Ощущение в руке. Плотно прилегает твердый предмет. Обжат рукой. Предположение: оружие. Тактильный анализ: рычаг, кнопка, курок. Скрытная подготовка зрительного анализатора.

Анализ слов. Смещение голоса. Заебурил тебя. Тебя.
Максимальная опасность.
Максимальная скорость. Активация резервов.
Щелчок.
Сжать предмет, направить вправо-вверх с поправкой на голос Один. Рычаг, курок, кнопка – нажать. НАЖАТЬ! НАЖАТЬ!!!

Предположение: поверили, что неживая. Тактика: продолжать имитацию.

Анализ прикосновений: ощупывание грудной железы. объекта. Предположение: ищут интересующие детали, успеха не имеют. Вывод: интерес к объекту снизился.

Дальнейшее ощупывание в паху – ищут детали, успеха не имеют. Анализ: что может их интересовать, цель интереса. Обычаи особей – активация имеющихся данных. Сравнительный анализ с существующими базами данных.

Анализ изменений тела, прикосновений. Предположение: ищут редкие металлы, высокой стоимости или ценные в производстве. Данные: состав зубов. Вывод: в технологиях не ориентируются. Предположение: низкоуровневые особи.

Анализ прямой речи: спор. Конфликт. Угроза. Предположение: один среагировал на триггер. Анализ: слово "Пидор". Продолжение анализа. Ствол. Притычка. Убери. Вывод – опасный предмет. Возможно, оружие.

Звук выстрела, падение. Анализ: вывод верен. Результат: Особь номер Два устранена особью Номер Один. Предположение: угроза снизилась.

Анализ голосов: оценка голоса номер Один. Предположение: Особь номер Один проявляла меньше интереса. Предположение: после убийства особи номер Два может окончательно потерять интерес к объекту.

Анализ: разложение звука падения тела на составляющие. Оценка: вероятность одновременного падения металлического предмета.

Тактика: продолжать имитацию отсутствия в целях сохранения функциональности. Приоритет максимальный.

Звуковой поток: опасность. Обновление информации: большая опасность. Прямая угроза существованию.
Не менее двух опасных угрожающих индивидума.

Анализ: по приказу планируют уничтожить. Анализ: при помощи оружия. Анализ: оружие на выбор с разными степенями повреждений. Анализ: предпочли бы менее разрушительное оружие с целью дальнейшего использования тела в личных целях.
Возможные действия: сопротивление, бегство, сдача в плен, укрытие.
Сопротивление: вероятность успеха близка к нулю. Нет оружия.
Бегство: вероятность успеха незначительно превышает сопротивление ввиду отсутствия информоции о путях бегства.
Сдача в плен: целесообразность не выяснена. Анализ трансляции Модо. Предположение: не заинтересованы в пленных, вероятность уничтожения приближается к 100%.
Поиск укрытия: риск быть обнаруженной.
Вывод: опасно.
Решение: укрытие на месте.
Зарыться в ткань, занимая минимальный объем. Снаружи объект должен выглядеть, как пустой скомканный кокон. Не шевелиться. Глаза закрыть. Не издавать звуков. Создать иллюзию отсутствия либо иллюзию неживого тела.

Брюхо десантного корабля исторгло новых союзаров.
Это не предвещало ничего доброго, и – эхом ухнуло сердце, когда объятая пламенем Ядвига дико закричала – предчувствия мгновенно подтвердились.

"Хоть бы ты не мучилась долго," – взмолилась про себя Фрида, переводя ствол на огнеметчика, по которому уже яростно работал болтер Дана, вскрывая броню.
Оплакивать будем каждого. После победы.

– Работаем! – да, она это уже кричала, и еще не раз выкрикнет.

Не дергаться. Выбрать уязвимое место. Вот, сейчас. Огонь!

Все-таки война.
Дан оказался прав, к сожалению.
Они ждали, они знали, они готовились. Проходили обучение, тренировки, симуляции именно потому, что ждали. И все равно в глубине души жила уверенность – нет, этого не может произойти. Чтобы в наше время такая глупость разразилась, да нет, что за варварство – убеждали друга, отказываясь верить в очевидное. И Фрида вместе с многими тоже не верила, и даже тайно огорчалась, что не проявит себя, не доведется ей спасать Родину – смешная детская обида. Только брат знал о ее терзаниях, посмеивался, но, похоже, испытывал сходные чувства.

И вот оно, началось все-таки.
Оружие в руках, звено плечом к плечу – это придавало уверенности и страшило одновременно.

А больше всего фон Гаузен боялась испугаться. Растеряться, спасовать, всех подвести, когда на нее рассчитывают.
Прикусив губу, Фрида заставила себя сконцентрироваться на своих ведомых.
Ангела, как всегда, безбашенная. Кажется, у нее нет понятия страх – продолжает болтать, хорошо.
А Карл, похоже, поплыл –молотит себя по башке, нервничает. Лишь бы не сорвался.

Она тронула его за плечо:

– Все боятся. Это нормально. Страх – это самосохранение, – слова деда вспомнились кстати. – Кто не боится, тот долго не живет. Главное, не паникуй. Мы рядом.

Дан хмуро стоял рядом и, как обычно, отпускал комментарии.

– Хоть бы ты не оказался прав, Дан, – и нервно рассмеявшись, поправилась, – снова не оказался прав, пророк чертов. Шайзе. Ничего. Врежем им, гадам союзным! Посмотрим, какого цвета у них кровь!

Фрида согласно кивнула Дану – действительно, один такой раздолбай в звене подставляет всех, и командира, и товарищей. Теперь звено будет звучать на каждом разборе полетов, по делу или не по делу, за длинный язык. Пока его не переплюнет кто-нибудь еще более болтливый.
Причем шанс переплюнуть возник очень даже скоро. Турчанка Йылмаз (фон Гайзен про себя уже называла её Алмаз) , разбалованная богатыми родителями и выращенная явно не для хиджаба, тоже встряла с неуместной репликой.

Это добром не кончится – решила Фрида. Но кончилось всё тревогой.
Что крайне неприятно соседствовало со срочным убытием полковника в штаб и фразой Чунго про войну.

– Хоть бы ты не оказался прав, Дан, – проговорила лейтенант, вставая.
Хорошо, что её звено рядом и не нужно орать и собирать их по аудитории.

Негромко, внятно и четко, уверенным голосом:
- - Собрались, не суетимся, движемся на пост. В арсенал, придерживаемся инструктора Вайта. Ангела, Карл – первыми. Дан, мы следом. Вперед, бего-ом марш!

Фрида была сосредоточена, как обычно.
Она ничуть не скучала на велеречивых лекциях полковника, они напоминали ей мемуары деда. Немного хвастливые, немного путаные, каждый раз отличающиеся, но по-своему милые и, как казалось Фриде, полезные. Иногда можно было ухватить какую-то идею, приемчик, а иногда просто оценить красоту казуса или просто мысленно проиграть ситуацию "а если вот так". Старые вояки обычно охотно входили в резонанс, пускались в рассуждения, и их можно было раскрутить на новые подробности.
Разумеется, военное дело – это не романтика, это расчет, аналитика и отработка навыков до автоматизма, но иногда – фон Гаузен абсолютно не сомневалась в этом – такая вот старая история могла дать толчок верному решению.

Именно поэтому она осуждающе косилась на Дана, который откровенно засыпал перед всей аудиторией. Улучив момент, она незаметно подсунула ему под руку канцелярскую кнопку, которую отковыряла от края стола еще в самом начале.

И именно поэтому она, вытянув ухо, старательно ловила последние слова полковника, сказанные капитану.

Инспекторы ожидаемо выдали легкую накачку, вполне заслуженную. Разумеется, вся команда еще должна тренироваться и тренироваться, до совершенства им далеко. Что ж, труд, труд и еще раз труд, возможно из рожденных ходить и ползать еще получатся летуны.
Должны получиться, Фрида была уверена в этом. Во-первых, среди новичков точно были талантливые ребята, она приметила нескольких. Во-вторых, раз их всех приняли, значит, они на что-то способны. Отбор производился достаточно строгий. В-третьих, методика обучения наверняка отлично отработана и должна себя оправдывать. Поэтому набираемся терпения, не обижаемся на критику и уверенно идем к совершенству.
Это было ее кредо, и она старалась, чтобы звено её услышало и поняло. Она старалась проводить довольно много времени поблизости от своих, вот и сейчас села так, чтобы они были вместе. Это тоже было частью понятий о военном братстве, впитанном с дедовскими историями.

Что было крайне неприятным - это часть, посвященная Союзным иксам. Шайзе. Выходило, что шансы против них стремятся к нулю, что не могло не портить настроения.

Да плюс еще инспектор Лердал ответила Дану чрезвычайно резко. Он определенно не заслужил такой отповеди, Фрида и сама бы задала подобный вопрос. После ответа на который напрашивался еще один, но его пришлось проглотить. Это был вопрос – а нафига мы там вообще нужны в кабине, если ИИ такой разумный и полнофункциональный? Но Фрида разумно промолчала, лишь шепнула Дану:

– Не обращай внимания, она всегда такая. Ты ни при чем.

Тщательно зарисовав схемы инспектора, она записала и остальную выданную информацию, какой скудной она ни оказалась.

–Слабых мест, очевидно, пока выяснить не удалось, – произнесла лейтенант, скорее констатируя, чем спрашивая. Очевидно, слабые места будут выясняться по ходу дела, не исключено, что нашей собственной кровью.

Николь была более, чем права.
Дальнее плавание – тягучее и нудное времяпровождение, которое разнообразят лишь выходки Томаса.
Великолепная гладь океана уже перестала вызывать восторги и восхищение, навевая лишь сонливость и все большую скуку.
Конечно, матросы старались развлечь дам, чем могли, и каждый призывали аристократок, когда была возможность полюбоваться отдыхающими на мачте альбатросами, проплывающими мимо косяками рыб или хищными акульими плавниками, рассекающими волны.
Но этих мелких забав, даже вкупе с котом, чтением вслух и вечерней партией в вист было недостаточно, чтобы занять живой ум племянницы, да и самой герцогине было скучно.

– Николь, дорогая, – со вздохом ответила Оливия, подав знак пажу, чтобы тот налил ей чаю. – Как я тебя понимаю. И сливок нет, – печально добавила она к общему списку бед. К счастью, кок напек сладких печеньев с изюмом, что немного скрашивало скудную трапезу. – Скоро уже все это кончится, прибудем на место, и там уже развернешься вовсю. Я понимаю, что тут нечем заняться. Надо было брать с собой этого твоего болвана... последнего, ну того, что так похож на старпома.

Возвращение в себя было - как удар яркого света по глазам. Болезненное прозрение. Трудное, но неотвратимое осознание.
Я.
Это Я сделала.
Кто же еще, если не я?
Но зачем?
И непонимание было таким же болезненным, как осознание.
Дайана смотрела на обглоданный ею труп, и он не вызывал никакого аппетита. Мягко говоря.
"Зачем я это сделала?
Может быть, это не я?
Но я все помню, как это происходило.
Вожделение, голод, безумная страсть, неукротимая, дикая, застилающая все мысли.
Я сопротивлялась. Недолго, но мне удавалось, точно.
Так, надо разобраться.
Если я смотрю на клубнику в шапке взбитых сливок - она привлекает меня, даже если я не голодна.
Этот, – Дайана бросила взгляд на тело ,– бррр, фу. Нет, это совершенно гадко, и мне противно к нему прикасаться.
Я помню, что я думала. Мне несвойственны такие поступки. И сейчас мне это не нравится.
Значит, это не я сделала?
Но кто тогда?"

Девушка с опаской прислушалась к себе. Сначала поверхностно, боясь нырнуть вглубь себя. Потом смелее.
Нет, никаких вожделений.
Будто демон вселился, нажрался и... ушел? Сдох? Хорошо бы. Уснул? Может быть, но это хуже.

Надо уйти отсюда. Невозможно тут оставаться, чем дальше, тем противнее.
Дайана умылась, подкрасилась, прополоскала как следует рот.
Платье, конечно, безнадежно испорчено, придется что-то придумывать.
Перед тем, как уйти, она поискала взглядом карту.
Та валялась в ванне рядом с трупом. Забрать?
Девушка потянулась было к ней, но не смогла взять ее в руки.
Не смогла себя заставить.
Ладно.
Пусть Смерть остается с мертвым.
Может, оно и к лучшему.

Увидев ужас, творящийся в холле, Дайана поняла, что особо придумывать оправданий своему внешнему виду не придется. Скорее, было бы странно, если бы она выглядела чистой и презентабельной.
И тут она увидела Энси. Бледную и зарёванную.

–Энси, милая! – Дайана бросилась к подруге. – Как ты?
Было бы стыдно признаться даже самой себе, что за это время она ни разу не вспомнила об имениннице. Но теперь всколыхнулась искренняя тревога.

– Убивать – восхитительно! – с восторгом воскликнула Скарлет, уже начиная ощущать вкус битвы.
Слабенький, едва уловимый вкус, скорее дразнящий, чем уже дающий наслаждение.

Но вот уже запели первые арбалеты и глухо взвизгнули шмели болтов, ударивших в камень.
И первые ловкачи пробрались сквозь паутину, в отчаянно глупой и сладкой попытке убить.

Война чувствовала их страх, смешанный со злостью и досадой.
Они смелы по-своему, но боятся магии.
Их доспехи слабы и не защищены от колдовства.
Иссушенный на их глазах товарищ бесславно умер, прозевав удар безмозглого умертвия. А у брата этих умертвий в запасе еще 9 человек. И каждый убитый солдат станет новым бойцом в армии Танатоса и без мыслей и жалости обрушится на бывших товарищей. Пополним же брату его войско мертвых.

Сильное гибкое тело Войны сладострастно затанцевало, уклоняясь от кинжала.
Соблазнение, упругая плавность, дикая грация обольстительного хищника, блеск безжалостной стали в пляшущем свете ритуальной жаровни – от этого трудно отвести взгляд. И аромат магии, смешанной с кровью.
Два кинжала порхали в уверенных руках Скарлет.
Угадаешь, славный малыш, который тебя ужалит сейчас? А может быть, сразу оба?
Не угадаешь ни за что.
Ни одного.
Этот боец пока останется тут, живой, облитый гипнозом её жаркого тела. Такого жаркого, что огонь, кажется, стекает с волос Скарлетт и устремляется горящими ручейками к кинжалам, вливается в них пылающей энергией и вдруг разящим пламенем выстреливает в паутину. Туда, где копошатся приклеившиеся враги.

С чем-то боролась? Зачем?
Всё великолепно. Свобода - новое свежее чувство, окрашенное алым. Оно проснулось со вкусом крови на губах – соленоватым и пряным. И так все просто, и не нужно искать объяснений и оправданий.
Так легко быть, так легко принять, так легко и приятно почувствовать эту неожиданную силу, которая вливается с первым глотком.
Вливается, растекается где-то в глубине и остается, наполняя, бурля и оставляя простое и понятное ощущение - я могу.
Вот просто.
Я.
Могу.
Разве нужно еще что-то?
Что-то ноет там, где-то. Где было что-то (кто-то?), какая-то досадная помеха. Дайана на миг оторвалась, отвлекшись на этот едва слышимый писк. Какое-то смутное беспокойство, будто что-то упустила важное. Или не очень важное?

Скарлет обняла брата, улыбнулась.

– Конечно, братец. Ты всех съешь. Всех, кого захочешь. За маму, и за сестричку, это будет весело!
Искренний, без притворства, он был щедр настолько, насколько это было вообще для него возможно. Война чувствовала это в его дыхании, в его словах. Из того почти ничего, что было в их распоряжении, он поделился абсолютно всем.
Не это ли высшее родство и единство?

– Они у нас еще попляшут, да? – Она заглянула в голодные глаза Унгера. – Мы наберемся сил, и никто не сможет нам противостоять. Но придется немного потерпеть.

О том же говорила Эйва, она тоже это почувствовала. Сосущую пустоту там, где должна бурлить мощь. Жалкие капли силы, пока придется их беречь и копить.

Прикосновения сестры тоже были приятны. Они объединяли, связывали и вместе с тем щекотали воспоминаниями о снах могущества.

– Ну что ты! – Скарлетт легко качнула головой. – Вся прелесть в том, что невеста как раз еще не принадлежит. И не будет принадлежать никому, останется всегда свободной. Не станет женой. И своим чистым белым саваном укроет всех, кто осмелился ее пожелать. Впрочем, как хочешь, сестричка. Но черное не для меня, нет-нет. Возможно, там, дальше найдется что-то получше. Слышишь - там? – Война протянула руку к выходу, - там голоса. Вот, опять - слышишь? Может быть, нас там ждут верные адепты, готовые по одному знаку бросить к нашим ногам свои судьбы? Или несчастные жертвы, еще не знающие об ожидающей их чести? Знаешь, я не хочу эту одежду. Но я бы не отказалась от меча.

Дайана наклонилась за картой. Что за морок? Несвойственные желания накатывали одно на другое, мешая сосредоточиться. Хотелось, дичайше хотелось вкусить этой вожделенной плоти,. Хотя бы маленький кусочек. Может, он даже и не заметит? Не проснется? Маленькую капельку теплой солоноватой крови, только смочить язык?
Ооо, что за бред. Горячечный туман накатывал волнами, рисуя картины кровавых пиршеств. Отвратительные, ужасающие, упоительно заманчивые в своей омерзительности.
Дайана села прямо на холодный пол, сжимая в руках карту. Сконцентрировалась на тактильном ощущении дорогого инкрустированного пластика.
Возможно, это испытание. Если она хочет управлять событиями, принять на себя силу рода – она должна оказать макрокосму, что она что-то значит, преодолеть искушение. Ничего не дается даром, за ту силу и знания, к которым она стремилась всю жизнь, надо заплатить. Голод? Танталовы муки? Греческие мифы тоже частью кодировали каббалу, весь мир пронизан путеводными нитями учения, надо их только увидеть.
Надо преодолеть, подавить это в себе. Она хочет, она сможет.

Сны были прекрасны.
Они наполняли жизнью, страстью, бешеным бегом.
Под босыми ступнями, ударявшимися оземь, вспыхивали кровавые склоки.
Вихрь огненных волос летел пожаром, от которого полыхали дома и города.
Сердце грохотало тараном, разбивающим городские стены.
Звенящий смех сотрясал замки и рушил высокие башни.

Счастливая улыбка еще блуждала на губах Скарлетт, когда она вынырнула из густоты черного полубытия.
Легкое недовольство сменилось любопытством, едва она уловила запах свежей крови. Ноздри затрепетали, ресницы радостно дрогнули.

Что же, начало многообещающее.

Нас четверо. Это естественно, иначе не может быть.
Мы разные, но мы - вместе. Как четыре стороны света. Две сестры, два брата.

Небрежно стряхнув остатки тягучей жидкости, Скарлет легко выпрыгнула из своей чаши и стремительно сбежала по ступеням. Небрежно отпихнув ногой тело, вступила в еще теплую лужицу крови, едва-едва начавшую загустевать. Улыбнулась ярко и задорно, вытерла ступню о ближайший черный балахон.

Нет, эта одежда не для неё. Скучная и черная... Она найдет себе что-то поярче. А если не найдет – что ж у нее всегда будет достаточно крови, чтобы окрасить что угодно.

– Эйва. Оставь это кому-то из братьев, – кивнула на черную тряпку. – Тебе больше пойдет белая. Ты будешь как невеста.

Скарлет протянула руки к сестре:

– Обнимемся!

Помахала рукой братьям, замешкавшимся возле чаш.

– Твои, твои! Иди скорей сюда! Идите же, сестричка Скарлетт ждет! И сестричка Эйва!

"Симпатичный", – промелькнула мысль у Дайаны. Мысль, плавно перерастающая в вожделение. Она не могла отвести глаз от его мирно-сонного лица. Такого привлекательного своей безмятежностью. Вот бы сейчас бы... – в её воображении замельтешили образы секса, странным и неожиданно-пикантным образом смешанного с кровавым пиршеством.
Девушка замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. "Съешь, съешь!" – трепетало, шептало внутри что-то настойчиво и требовательно.
Дайана облизнулась, ощутив языком ванильный вкус губной помады. Нет, что за ерунда! Во-первых, она его даже не знает! Не то, чтобы секс обязательно должен быть поводом для знакомства, но не опускаться же до такой степени, чтобы домогаться незнакомого мужчину, который прилег отдохнуть в ванной.
Стоп, что-то не то. Прилег отдохнуть в ванной. Но тут достаточно спален. Зачем спать в ванной?
Дайана почувствовала, что путается в рассуждениях.
Нет, не надо на него смотреть, это сбивает.
Она отвернулась и уставилась в зеркало.
Значит так.
По порядку.
Она его хочет. Сейчас. Причем так сильно, что даже готова сожрать. Сейчас сожрать, прямо сейчас. Вечером после семи! Она много лет не ест в это время абсолютно ничего. Она пообедала сегодня как обычно. Но что-то не так. Что же?
Дайана вцепилась в чётки, отсчитывая
То, что она его хочет. Это неправильно, ей никогда не нравился просто секс без разговоров. Даже наоборот, главным было общение, а секс присоединялся.
То, что он спит в ванной. Это ненормально. Возможно, он болен?
То, что она хочет есть, причем вот так непреодолимо и жадно. Это вообще ни в какие ворота. Возможно, она тоже больна? Может быть, у нее горячка? Проклятие! Дайана вспомнила про карту. Нет, это слишком ужасно, чтобы быть правдой.
Сунув руку в сумочку, она вновь нащупала прохладный пластик с тончайшим рельефом узоров. Вынула ее в десятый раз за день, впилась в нее взглядом. Не может быть, чтобы ты предвещала это МНЕ.
Не может быть!

Дождь снова стал ощущаться реальным, мокрым и холодным, ледяные капли отвратительно шлепали по плечам и спине, но приятно освежали разгоряченные щеки.

Ива с некоторым усилием отвела взгляд от того места, где буквально только что находился мраморный глаз, источающий злобу и раздражение.
Кто бы мог подумать, что такое возможно – одинокий ненавидящий глаз. Любой скульптор отдал бы полжизни за такую ужасающую достоверность. Но и полжизни бы не хватило, Она забрала бы всю.

Прорицательница подняла лицо к небу и закрыла глаза, поймала пересохшими губами несколько холодных капель. Они показались сладкими, как нектар. Еще пара мгновений, очистить мысли, отпустить происшедшее.

Она никогда этого не забудет. Невозможно забыть. Нельзя забывать. Предавшие забвению – становятся пусты, как несбывшиеся мечты, осыпающиеся крыльями бабочек-однодневок, сгоревших на подлете к фонарю судьбы.

Предвидение не ошиблось, но как же было разгадать его? Пророчества не лгут, но трактовка - вот где кроются ложные тропки, ведущие в бездну ошибок. Вначале Ива ждала, что статуя – ключ и помощник. Потом подумала, что это было предостережением об опасности, не распознанным вовремя. Теперь же она решила, что это был Путь и Цель. Не ошиблась ли она снова?

Мокрыми ладонями Ива отерла лицо от стекающих струй, огляделась, словно впервые тут очутившись. Пора выбираться из этого фонтана.
Шаг, другой, со смешанным чувством переступить через кольцо мраморной крошки.

Туфли отвратительно чавкают, но вода в них уже согрелась от тепла живого тела, надо постараться не начерпать новой.

"А ведь мы справились, Ба!" – вдруг подумала она и повторила вслух:

- Мы справились!

И громче, почти в крик, чуть охрипшим голосом:

–Я вернусь к тебе,Ба! ты слышишь!

И, представив, как влетает в родные теплые объятия, как вдыхает запах печеньев с корицей, Ива улыбнулась, легко и светло.

Не могу не вернуться.

Фиолетта, само собой, в строительстве ничего не понимала, но помощникам была рада. Чем больше народу, тем веселее, команда мощнее, а плюшек больше. Пирожков, правда, меньше, но это ничего, лишь бы на здоровье.

Виола по очереди соглашалась то с Ратимиром, то с Васяном, все равно ее мнение ничего не решало, а поддержка нужна каждому, как ни крути. Ну и, само собой, часть кухни она взяла на себя - чаёк заварила, картошку бдила, хлеб пилила, в общем, старалась, поскольку понимала спинным мозгом, что работающий мужик должен быть накормлен, а то упадет и сдохнет. А если и не сдохнет, то работать перестанет –топливо кончится. Кстати, насчет топлива – по "капельке коньячку к чаю" было предложено, кто захотел, тот употребил.

С орешником дело пошло немного сложнее, топор Виола, в общем-то знала, с какой стороны держать, но махать оным была не обучена. Но как-то с горем пополам они с Васей орешника наломали, при этом обцарапав руки и сломав пару ногтей (к собственной гордости Виль даже ничего не сказала по этому поводу, терпеливо снося производственные травмы и не разводя нытьё).

В любом случае, строяк получался отличным, и им было чем гордиться. Так что ближе к концу, Фиолетта, догрызая обломанные ногти, нахвалила локацию со всех сторон и сказала, что гороховый суп с копченостями - офигенная идея, особенно если горох с картохой разварится до состояния каши, ммм, вкуснотища несказанная получится!

Вся тоска, накопленная за тридцать с небольшим лет, струилась из глаз Ивы. Все обиды. Вся чужая боль, что была пропущена через себя. Тогда, давно, когда она еще не научилась закрываться. Никто не знал. Никто не видел, кроме Ба. Лишь только она одна понимала Иву. Как чужая боль бьёт по ней. Чужая боль и собственное бессилие что-либо изменить. А они шли и шли, эти люди. Несли свои беды. Свою потерянную любовь. Свои утраченные иллюзии. Разбитые мечты. Неслучившееся счастье. Неродившихся детей, пропавших любимых, ушедших близких. Они несли ей все, и отдавали ей свои страдания. А она брала их, брала себе, согревая их добрым словом, намеченной надеждой, призрачным будущим, замками из песка под искусственным солнцем. Она принимала себе их боль, делясь взамен теплом. А потом, когда чаша переполнялась, Иви запиралась в комнате, глухо зашторивая окна, и писала, не зажигая свет. Стихи, фразы, бессвязные обрывки, наброски, рисунки. Обычную мазню. А в особо плохие дни она просто начерно штриховала лист за листом, выцеживая бренди маленькими каплями. И только Ба могла к ней заходить в такие дни. И она делала это с такой легкостью, будто не было ничего более естественного, чем принести пудинг в темную комнату, усыпанную исчерканными листами бумаги. И вместе с пудингом старая леди несла с собой свет.

– Ба. Прощай, Ба. Всё кончено. Тебе не придется больше. Я останусь до скончания веков. Я больше никого не потревожу. Не окачу насмешкой, не разобью ничью семью. Не буду разочарованием родителей. Я не принесу никому ни бед, ни страданий. Не стану обузой и грузом на совести. Мир станет только лучше, если я заберу это все с собой, в этот дождливый сад, где слезы льются с неба.

Лица людей, одно за другим, вставали перед глазами предсказательницы. Их голоса, сливаясь в нестройный хор, перекликались и смешивались. И уходили, покидая её навсегда. Оставаясь лишь тенью воспоминаний, но унося с собой свою боль.

– Я всех их помню, Ба, ты представляешь? Господи, как я хотела их забыть! Зачем они преследуют меня, что им надо? Знаю, так должно было случиться. Ты помнишь, Ба? Мы видели это вместе, но не знали, как понять. Теперь я вижу это. Смотри, она плачет тут, и так горько, что я не могу удержать в себе слезы. Я отдам ей это. Все страдания, что выслушала за свою жизнь. Все беды всех тех людей, с которыми столкнула меня судьба, – Ива подняла к статуе залитое слезами лицо. – Ведь это тебе нужно, правда?

– ПРАВДА?! Этого тебе нужно? Отвечай! Смотри-ка, мне уже легче! – Ива с удивлением поняла, что это правда. Будто груз накопленных обид, чужих и своих, прорвался океаном слез. Сколько же это длилось? Телефон, будто откликаясь на ее мысли, переключился на следующий трек. И тихая грустная медитация сменилась рваным шаманским напевом.

– Или ты хочешь, чтобы я осталась тут вечно? – в женщине вдруг проснулся гнев от мысли, что она бросит Ба в одиночестве. Гнев и стыд. Как она могла хотя бы на миг допустить такое! – Осталась еще одной дурацкой статуей? А потом приманила бы к себе Анну? И девушку-кадета? И кого еще? И мы бы тут стояли и ревели, пока демоны не сожрут весь мир? Ах, как смешно! Отряд хранителей стоит и рыдает. Целый сад ревущих статуй, одна краше другой! Особенно хорош будет тот лысый здоровяк, пускающий слюни в кулак! – Ива и в самом деле фыркнула, представив эту дикую фигуру. – В обнимку с толстячком, горюющим над моим чемоданом, да? – это было ещё более глупая картина и удержаться от смеха было уже невозможно. – Ну, отвечай! Ты ведь живая внутри, как и я! Давай, посмеёмся вместе, что, слабо?

Виола постаралась обалдеть не очень заметно. Но была впечатлена до крайности. Поэкспериментировать с выпечкой в казане! Плов! Да с такими талантами Язычник должен от поклонниц отбиваться мухобойкой нон-стоп 24/7. Да, теперь было совершенно ясно, что на запахи их Форта слетятся просто все.

– Выпечкой, ого! Ну, тогда надо еще прикупить разрыхлитель, яйца. Сметану еще можно, – она нахмурилась, соображая, чего бы можно еще всунуть в тесто, чтобы оно получилось вкусным даже в непропеченом виде. – Изюм? А может, тогда еще краски возьмём? Это не в тесто, это для оформления Форта. Или не вариант ? А что про фейри? Какой фейри, зачем ей губку? Это ритуал, что ли? – и, хлопнув себя по лбу, захохотала, сообразив, какую чушь несет. Игра еще не началась, а она уже всяких фейри вспоминает, хотя речь всего-навсего про посуду и средство, ну да, он же так и сказал. – Ааа, ахаха, "Фейри"! А я-то чуть было не подумала, что фейри! – прозвучало явно не лучшим образом. – Ну, то есть что феечки такие, ахаха!

"Я не убежала! Я держусь! Я справлюсь!" – Ива отчетливо зафиксировала эту мысль, вбила ее себе в голову серебряными буквами. Сотни психологических практики были к её услугам. Тысячи советов эзотериков всех мастей. Что-то да сработает. Плюс вера, большой, огромный плюс ВЕРА.

А ведь она не справляется со мной, вдруг осознала предсказательница. Если бы она могла - она пожрала бы меня уже давно. Но ей приходится швырять меня туда-сюда, окружать, маневрировать. Четыре больше, чем одна, и я должна испугаться. Но эти четыре то же, что одна, они одинаковы. Каждая в отдельности слабее.

Поняв это, Ива воспряла духом. Мне не смешно больше - чтож, тем лучше. Самый забавный клоун тот, который не смеется.
Фонтан будет моей сценой. Ареной цирка. Меня окружают огни, яркий блеск зеркал отразит вам обратно всё, что вы попытаетесь на меня наслать. Аплодисменты! Алле, оп! – и, едва шевеля губами, в беззвучно взмолилась: " (Господи, помоги и поддержи меня, аминь)"

– А, здравствуйте, почтеннейшая публика! – Ива осенила себя крестом и шутовски раскланялась во все стороны. Зеркальце всё ещё оставалось в руке, и она держала, его как Тесей свой щит. Так можно видеть всех четверых. – Правда же у нас весело, девочки? Только сегодня и только для вас! Юмористическая английская поэзия!

Ива не стояла на месте. Вертелась волчком, глядя и в зеркало, и поверх него. Патетические жесты, дурацкая клоунада– и глубокий бархатный голос, так нелепо сочетающийся с тем бредом, который она импровизировала на ходу. Шоу Make me laugh для избранных.

- Эшфорду посвящается!
Вот замок, который построил Лорд.

А это фонтан во дворе
Замка, который построил Лорд.

А это статУя, которая долго в фонтане гниёт
В замке, который построил Лорд.

А это протухшая маракуйя,
Которую часто кидают в статУю,
Которая долго в фонтане гниёт
В замке, который построил Лорд.

А это лакей, пожилой и весёлый,
Который таскает в подвал маракуйю,
Которую тухлой кидают в статУю,
Которая долго в фонтане гниёт,
В замке, который построил Лорд.

А вот мажордом, приболевший на голову,
Который влюбился в лакея весёлого,
Который таскает в подвал маракуйю,
Которую тухлой кидают в статУю,
Которая долго в фонтане гниёт
В замке, который построил Лорд.

А вот повариха, танцует чечёткою
С дворецким, слегка приболевшим на голову,
Который влюбился в лакея весёлого,
Который таскает в подвал маракуйю,
Которую тухлой кидают в статУю,
Которая долго в фонтане гниёт
В замке, который построил Лорд.

– Чечёткою! Потанцуем, красотки? Что вы как каменные, а ну давай, пляши! – И Ива, уже и так вертевшаяся, как уж на сковородке, начала лихо оттанцовывать под собственное "хоп! хоп! тум-чикитум-чикитум"

Бен. Рок. Бенсон.

После небольшого недоразумения и выяснения отношений, Бен обзавелся еще одним спутником. Голова эльфа, которого звали Кугар, решила отправиться с ним. Барнум тоже не захотел расставаться с полюбившимся ему простодушным добряком-полуогром, по крайней мере, до тех пор, пока компания не окажется в Каладоне.

Кугар рассказал свою историю. Оказалось, у него тоже была карта, найденная в развалинах старинного храма за Синими горами. Будучи достаточно опытным и не в меру любознательным, он предпринял это путешествие в компании с парой товарищей, которые, к несчастью, не смогли дойти до конца. Один погиб в пути, другой - уже тут, в подземелье. Самого Кугара, израненного и уставшего, доконала ловушка, так и не удалось ему разрешить тайну книги.

В прошлой жизни Кугар был магом воздуха и готов был обучить своей науке и Бена в обмен на то, что тот будет его сопровождать в Туллу, где можно было надеяться обрести приемлемую жизнь, а может быть и какое-то тело. Кугар был согласен даже на механического арахнида, все лучше, чем катиться по земле, перебирая ушами, или витать в воздухе.

Обсуждение этих вопросов было делом не таким быстрым, компания даже развела костер и расположилась лагерем. Кто ж ходит в дальний путь на голодный желудок? Барнум притащил запасенную баранину, остается только удивляться, где он тут умудрился отыскать заблудшую овцу, ведь до дома мадам Лил довольно-таки далеко.

И вот как раз к тому времени, как все уселись закусить, раздались тяжелые шаркающие шаги из подземелья, которое никто не удосужился закрыть.
К счастью, потому что обладателем шагов был Рок. Уставший, изможденный, бледный, он с трудом дотащился до костра и рухнул рядом с товарищами. Это была его огромная победа, которую наверняка воспоют в песнях. А еще это было великое знание, которое он мог сохранить для своего народа или принести в академию магии и прославиться, как величайший маг земли, новый грандмастер. Он даже мог бы основать свою школу и принимать учеников, только вот ни у кого не хватит мощи повторить это заклинание.

Но это будет уже другая история.

У Бенсона все сложилось наилучшим образом. Госпожа была восхитительной неутомимой любовницей. Она была готова предаваться сладострастным утехам всегда и везде, ей не хватало только такого энергичного и изобретательного компаньона, как Бенсон. О, эта парочка освоила все уголки подземелья, периодически пугая слуг своими задорными развлечениями. Слуги же полюбили Бенсона, как защитника и заступника, поскольку с его появлением Госпожа стала намного добрее и веселее. Её гнев уже не был столь скорым и разрушительным, так что жизнь в подземелье забурлила с новой силой. Фонтан силы со временем восстановился, молитвами кайтов. Текучка персонала уменьшилась, и в коридорах стал раздаваться топот детских ножек. Госпожа даже стала поговоривать о том, чтобы прекратить затворничество и отправиться в путешествие или взять в ученики нескольких подающих надежды юношей, но это тоже другая история.

Ива застыла изваянием, не будучи в силах сделать шаг. Колени внезапно ослабли и задрожали.

– Где я? – срывающийся на шепот голос, заглушаемый барабанной дробью дождя по листьям.

Никого. Ничего. Никакого замка, будто и не было никогда. На подгибающихся ногах она подошла к мокрой скамейке и рухнула на неё. Фонарик телефона выхватывал из мрака. Зубы застучали, то ли от холода, то ли от страха.

– Где я, – растерянно проговорила снова. И закричала, разрывая тишину. – ГДЕ Я?!!!

И сама себе ответила:
– Здесь... – и это "здесь" было воплощением ужаса, сковывающего всё её тело.

Надо собраться и что-то предпринять. Нельзя же тут сидеть до утра. Или все-таки лучше... А если тут вовсе не настанет утро? Какого черта она не догадалась обменяться с телефонами с Анной? И тут же обругала себя дважды. За "черта" и за очевидную глупость. Анна в замке, замка нет. Куда ты позвонишь, идиотка? Звонок с обратной стороны, как в той песне Адель. Hello from the outside, Господи, дай мне силы вынести все это.

– Господи, дай мне силы, – повторила Ива дрожащим шепотом. – Дай мне разум, чтобы собраться. Помоги и укажи путь, – голос её стал громче. – Разгони тьму, что окружает меня, не оставь своей милостью и освети дорогу. Дай силу, молю, дай волю, пройти это испытание с честью, и не осрамить тебя в этой битве. Даже если мне суждено погибнуть на Пути, что ты уготовил мне, пусть это будет не глупая смерть. Дай силы мне принести пользу в этой битве, не зря же я тут! Не может быть, чтобы зря! Верю, укажешь мне истину! Верю, откроешь закрытые двери и проведешь через лабиринт страхов и сомнений! Поможешь отделить зерна от плевел!

Ива молилась истово, накладывая размашистые кресты в конце каждой фразы. Голос ее креп, набирал силу. Предсказательница не заметила, как сползла со скамьи и опустилась на колени, светом фонаря перекрестив всю площадку и прилегающие стены изгороди.

После же поднялась, включила на телефоне тихую медитацию и двинулась вперед.
Куда идти.
Куда.
Статуя – она зовет или загораживает проход?
Ива прислушалась к своим ощущениям. Образ статуи из видения не вызывал страха. Не может быть, чтобы в доме маркиза, хранителя, содержалось у всех на виду что-то опасное, да еще встречало у самого входа. Ведь дом... Ива уже подозревала, что это не простое имение. Она помнила, что некоторые исследователи полагали, что Камелот располагался в Уэльсе. Так почему бы и не здесь, на отшибе, забытый, но не разрушенный? И круглый стол в обеденной зале не на это ли намекает? Ива вспомнила взгляд, которым одарил ее старый слуга. Может ли быть, что он еще старше, чем кажется? Может ли быть, что этот его облик - лишь маска? Может ли быть, что он и есть настоящий маркиз, ушедший на покой годы или даже века назад, и притворяющийся престарелым слугой своих правнуков?

Ива медленно шла под холодным дождем, каждый шаг сопровождая крестным знамением. Направо. К статуе.

Явление старого слуги последовало как нельзя вовремя, хотя гостям могли предоставить и побольше времени на распаковку вещей, обсушку и приготовления. Да что там, даже переодеться к обеду и обновить макияж толком не дали! Они едва успели выкурить по пол-сигареты! Об этом Ива не преминула сказать Анне – их мнения о комфорте и гостеприимстве хозяев явно совпадали.
И тем не менее, приглашение на обед оказалось кстати.

Поскольку ключей от комнат им не вручили, – да и если бы вручили, кто поручится за честность слуг в незнакомом замке? – мисс Ивейн, поколебавшись долю секунды, захватила из кельи сумочку, затолкав зонтик в боковое отделение.

Неспешный унылый променад по коридорам слегка оживляли головы мертвых животных со стеклянными глазами и болтовня скучающей юной кадетки, которая плелась в хвосте процессии.

Эта девушка определенно пыталась развеселить и как-то объединить компанию, пусть и немного натянутыми шутками. Но лучше такие, чем угрюмое молчание. Ива, повысив голос, ответила:

– Готова спорить, что мы вовсе не увидим лорда Эшфорда. Боюсь, он дряхл и немощен, если вообще ещё жив. В лучшем случае нам представят его наследника. Хотя, – Ива пожала плечами, – наследник тоже вероятно будет Эшфордом, так что я ставлю на обоих. Старый будет бесполезен, молодой будет мало осведомлен. Но вот короля Артура я бы не стала объединять в легион, звучит уж очень апокалиптично и угрожающе.

Обеденный зал, большой и мрачный, тоже производил гнетущее впечатление – и черной скатертью, и скудной сервировкой.

– Если нам за обедом будет прислуживать этот престарелый слуга, то к завтраку мы как раз начнем, – Ива начала расправлять салфетку. – В самом деле, мне жаль этого славного старика, ему, наверное, уже тяжело исполнять свою работу. – Предсказательница присела было к столу возле Анны и Дерека, но тут же вскочила, бросив едва развернутую салфетку на стул. – Однако, я успею сбегать во двор, я кое-что забыла в машине. Если будут предлагать что-то вкусное, попросите, чтобы в мою тарелку положили тоже, хорошо? Прошу меня простить, я на минуту, – проговорила она, пробегая мимо дворецкого и торопясь во двор.

Она обязательно должна подойти к ней. Ива едва дождалась момента, когда можно будет остаться там одной. На минуту хотя бы.
Раскрыв зонтик, Иви заторопилась к статуе. Остановилась за пол-шага. С внезапной робостью протянула к ней руку, поймала в ладонь сбегающие струйки слез. Коснулась пальцами холодного мрамора.

– Ты что-то хочешь сказать, – прошептала она. – Я не зря тебя видела. Почему ты плачешь? ты поможешь мне?

– О, безмерно вам благодарна! – Ива забрала из машины несессер и сумку с закусками, по опыту зная, что если не заняться этим сразу, то через три дня тебе приходится изгонять из машины зарождающуюся цивилизацию, которая уже украшает и хлеб, и сыр всеми цветами несанкционированной плесени.

– Надеюсь, вы правы, Анна, и хозяева действительно займутся багажом. Но у меня при себе деликатные вещи, которые я не решаюсь оставить без присмотра или доверить неизвестно кому. Поэтому, мистер Сеймур, я вам действительно искренне благодарна, – мисс Ивейн заботливо держала зонт так, чтобы хоть немного прикрывать доброго джентльмена от холодных дождливых капель. – Я Ива. Ива Ивейн, и это не псевдоним, меня на самом деле так зовут. Рада с вами познакомиться. У вас известная фамилия, вы не наследник знаменитого Джеральда Сеймура?

Жизнь - это много маленьких радостей, которые мы создаем для себя сами. Мисс Ивейн придумала себе это кредо довольно давно, и оно как нельзя лучше подходило ей, её образу жизни, её профессии, её увлечениям и слабостям. Если в жизни нет счастья – иди и создай его.

Это письмо сразу заинтриговало предсказательницу – как же иначе? Она верила в то, что мир гораздо глубже и шире, чем кажется обычным людям, и знала по себе, что предчувствия надо слушать. Если ты чувствуешь, как мороз продирает по коже в момент открытия какого-то невнятного спама – значит, это знак. Не пропусти его. Пойми его правильно.

Прежде, чем нестись, очертя голову, по первому зову, Ива, разумеется, съездила к ба. Во-первых, надо, чтобы хоть кто-то знал, где искать следы, в случае чего. Во-вторых, посоветоваться. В-третьих, маленький магический ритуал лучше выполнять в хорошей компании. Выпив чаю, обсудив историю и перебрав возможных знакомых, которые могут знать Эшфордов, они занялись маленькой магией, в которой фигурировало письмо, свечи, чаша с ледяной водой и тени на стене. Древние тайные ритуалы ожили вновь. Гулкие барабаны, варган и бубны. Шепот, срывающий с губ слова. Танец языков пламени, пожирающий роковое письмо. Растертый пепел, смешанный с расплавленным воском. Причудливые фигуры, пляшущие на стене. Тревожные взгляды и сомнения. Всё, как предписывалось старинными книгами, всё было сделано по правилам. Разумеется, с разумным использованием возможностей, которые дает современный мир.

Прежде, чем сжечь письмо в чаше, его отсканировали, сфотографировали, сложили в архив, куда позже добавили видеосъемку пляшущих теней на экране, восковой фигуры, и заметки по толкованию. Архив продублировали, оставив его копии в разных местах – и на почте, и в компьютере, и у ба, и на диске, и на флешке, и в собственном смартфоне Иви. В некоторых случаях предосторожность не может быть избыточной.
В том, что предприятие рискованное, были убеждены они обе. И обе же считали, что на этот зов необходимо ответить.

И лишь совершив все эти приготовления, Иви собралась в путь.
260 миль от Лондона до Уэльса – не бог весть какое расстояние, но Ива решила растянуть удовольствие и выехала накануне вечером, когда дождь еще едва моросил, а туман мягко опускался на город, укутывая узкие улицы влажным одеялом.

В сгущающемся сумраке пролетали мостовые и автомобили, и Иви вновь вспомнила выставку памяти Роберта Франка, на которой была в прошлом году. Лондон/Уэльс. Она даже купила фотоальбом, настолько эта серия снимков, сделанная еще в 50-х годах, поражала своей меткостью и живостью.

Поглядывая сквозь плачущее дождиком то и дело запотевающее стекло, Ива вновь и вновь убеждалась: Лондон не изменился. Не изменился в сути своей, хотя, казалось бы, внешняя мишура, лоск автомобилей, модные современный костюмы преобразили Сити. Однако вот – дождь, туман, сумерки, и мы видим тех же клерков с фотографий, спешащих по своим делам с преувеличенной важностью.





Проехав чуть больше половины пути, Ива остановилась на ночлег в заранее забронированном через букинг.ком мотеле – небольшом, уютном, с хорошей репутацией. Милая комната, выходящая во внутренний дворик со скамеечкой и столиком чугунного литья. Горячий ужин, кувшин глинтвейна, пушистый клетчатый плед – и вечер можно считать удавшимся.

Предсказательница провела в мотеле и большую часть дня, поскольку хозяйка своим бдительным оком узрела карты Таро на столике и решилась попросить о гадании. Ива не стала отказывать, и провела несколько сеансов – разумеется, обрадованная хозяюшка поспешила позвать парочку самых близких подружек, и лишь обещание завернуть на обратном пути избавили Иву от немедленного нашествия половины женского населения городка.

Уэльс. Иви с трепетом ожидала – каким он будет, прекрасно помня снимки Франка. Она ехала не спеша, вглядываясь в улочки и лица.

И опять то самое чувство узнавания, несмотря на новую обертку, несмотря на закрытые Железной Маргарет шахты.





Несколько раз рука Иви тянулась за телефоном – снять, уловить. Но она со вздохом давила в себе это желание, зная, что фото выйдут обычной скучной рутиной.

Так вышло, что к нужному адресу она подкатила почти к обеду, останавливаясь на заправках выпить чаю и перекусить – ланч она предусмотрительно упаковала с собой, выезжая из мотеля. На последней заправке закачала Теслу до "искр из глаз", чтобы не быть вынужденной просить у хозяев зарядиться.

Дождь все усиливался, хлеща по окнам холодными злыми каплями, но в машине было тепло и уютно, и в какой-то миг Иве захотелось задержаться прямо здесь, посреди маленького городка, сторонним наблюдателем, созерцающим мокрый мир из своего маленького сухого гнездышка.

Но, разумеется, она этого не сделала. Письмо звало, торопило, даже будучи пеплом, вплавленным в воск.

Подъехав к дому, мисс Ивейн с некоторым удивлением обнаружила целую плеяду автомобилей, плюс байк и прислоненный велосипед. Впрочем, вполне возможно что-то из этого принадлежит владельцам. Но в любом случае, похоже приглашены несколько персон... и, похоже, в дом они не вошли?
Встреча отменена?
На какой-то миг мелькнула мысль о розыгрыше, но Ива ее отбросила. Какой розыгрыш, ерунда, не может этого быть. Предчувствия не лгут.

Она аккуратно подкатила к людям поближе, чтобы не забрызгать никого, опустила стекло и громко произнесла, улыбаясь:.

– Доброго вечера. Прошу прощения, господа. Если не ошибаюсь, это имение Эшфордов и тут назначен, – небольшая едва заметная пауза, – приём?

Задыхаясь, с рвущимся из груди сердцем, Джей вломилась в автобус, ещё не смея поверить в спасение. Был миг, когда она была готова сдаться. Бросить всё и рыдать, обняв разбитый мотоцикл. Она пёрла вперёд на упрямстве и злости, а слёзы струились по лицу байкерши и сейчас, и она не могла бы и сама сказать, от чего она плачет – от страха за себя, от стыда или от боли потерь. Господи, зачем она оглянулась, зачем увидела, как Триш... "Нет, я не смогла бы ей помочь, не смогла", – так можно успокаивать себя, и это будет правдой, но от этого не становится менее стыдно.

И Тор. Боже, это даже хуже, чем подруга. Тор, малыш, совсем подросток ещё. Честное искреннее собачье чудо, преданное и надежное. Он ей доверял, а она его привязала и бросила умирать в ... Джей всхлипнула, кривя губы, не желая смириться с неизбежным. Пропустила Роя в автобус, мимоходом порадовавшись, что пацан прорвался. Её глаза, её душа были там, на стоянке, в адской мешанине ужаса. Ей казалось... Нет, не может быть? Она утерла кулаком солёную влагу, размазав по щекам вместе с боевым макияжем. Да ведь точно! Огромными скачками к автобусу стрелой неслось мощное чёрное тело! Тор!
Джей свистнула снова, и тот припустил ещё быстрее, отрываясь от преследующих его взбеленившихся тварей.

– Давай, малыш, давай! – и пёс, умница, успел. – Мальчик мой! – она обцеловала счастливую собачью морду, не уворачиваясь от мокрого языка, немедленно обслюнявившего её от уха до уха. – Молодец, молодец, хорошая собака! – и, обхватив крепкую шею пса, улыбнулась водиле сквозь слёзы. – Спасибо, друг. Спасибо!

А потом, достав бренди, отпила глоток-другой, и передала Рою:

– Давай, по кругу, – и, сглотнув ком, снова перекрывший горло, – у неё сегодня был день рождения. У Триш.

И снова заревела, обняв Тора, уткнувшись в его лоснящуюся гладкую шерсть.

– Вот дерьмо, – будто что-то изменится от того, что это скажешь, – Откуда они лезут, что происходит?! – будто кто-то может ответить. Даже прошаренная Триш, что всегда в курсе последних новостей и фейков, и та дупля не отбивает.

Сука. Нахер это всё. Хочу домой на ранчо, крутить хвосты коровам.

Только бы до байка добраться. Там Тор, малыш Тор. Он, конечно, за себя постоять может, еще и как. И привязала она его так себе, на отъебись, эта собака баскервилей порвет вязку и не заметит. Но ей надо туда.

– Ну? – Джей нетерпеливо тормошит Роя. – Давай уже, рвём когти. Триш! давай же! Нахер тебе эта хуйня? – недоуменно глянула на какую-то унитазную байду. – Пробьёмся к байку и валим! Эй, все! – бросила в пространство. – Пару-тройку пассажиров утрамбую как-нибудь, коляска. Только на поворотах держитесь, подбирать отвалившихся не будем!

Джей с усилием отвела взгляд от плюшевого медведя, который непостижимым образом воплощал в себе весь, мать его, долбанный иронизм ситуации.

- Джей, - автоматом бросила негру, ссыпавшемуся по лестнице, и обернулась к Триш. – Окей, валим на хер.

Медведь в витрине грустил от того, что не может поделиться оружием, хотя пластиковых световых мечей было хоть жопой жри. Байкерша с трудом подавила в себе дебильный порыв спасти миху:

- Вот, держи! - с этими словами она ткнула Триш в руку шокер. – Не знаю, пробьет ли, лучше не подпускать близко, – Сама же выхватила кнут, ловко свив в кольцо его гибкую тугую плеть. - Не ссы, отмахаемся. Давай, вперед за этим черным, я за тобой. Вырвемся на улицу, там байк и ... Ооо, твою мать, сука! Давай бегом, бля, надо быстрее!

Вот, наконец и Триш! Джей поддала газу и рванула к подруге на четвертой передаче, включив сирену, то есть с нечленораздельным воплем, потому что подруга смотрела куда-то в сторону, а Джей, походу, махала рукой какому-то левому ниггеру. И хоть чувак был вполне ничего себе на первый взгляд, байкерша всё же шла не к нему, а к Триш.

Триш, конечно, услышала и – оппа– она уже совсем рядом, спрашивает про "наших". Хер его знает, кто там из наших, ваших, левых и правых мог забрести к красотке, которую знало полгорода. И половина из них ссала кипятком при одной мысли о стильной штучке.

Джей Хо ухмыльнулась и помотала головой. Знакомых не попадалось. Кажется.

– Никого не видела, а что за говно тут творится? Куда валим? Мы же только же..., - она обернулась. – Мать их в жопу! Они охуели, бля? я ничо не путаю? Это все ещё наш торговый центр или наркопритон на максималках? Слуш, я тут одну упоротую видела... В натуре, стрёмная, нет слов, одни эти... короче. Ну, окей, валим так валим, давай хоть бухла возьмём?

О! Это может быть только Триш! Вся в белом, красава, грациозная, что твоя Ламборджини.
Джей Хо довольно ухмыльнулась. Они будут офигенно смотреться вместе. Как всегда. Изящная утонченная Триш в чем-то белоснежно-стильном. И брутальная Джей в своем черном прикиде. Мегалол. Игра на контрасте - это офигительно весело. А кому не весело - на них насрать.

Джей схватила телефон, напоролась на механическое "Try later", ткнула в экран фак: "Обдолбитесь со своей связью" и решительно зашагала вверх по эскалатору.
Когда-то давно, еще подростком, она читала прикольную книжонку - с тоски, мать твою. Тогда она довыпендривалась, что мать на неделю забрала ключи от байка. Чтоб не выть, как гиена, наказанная Хо взяла первую попавшуюся книгу. От книги она запомнила только название. Up the Down Staircase. Она еще тогда думала минут пять, как это может быть –вверх по лестнице, ведущей вниз. А потом поняла - это про эскалатор. И как-то попробовала - и это оказалось непростой задачей. Хорошей тренировочкой, куда там фитнесу.

Сейчас эскалатор пёр вверх, в нужную сторону, и Джей прибавила шагу. Ползет, как сопля, так и до завтра не доедет. И рукой замахала подруге.

Твою мать! Куда рвутся все эти идиоты? Там на улице давленые трупы и кровища, лучше пересидеть в центре, пока это всё уберут, копы заснимут и зарисуют. Джей передернулась, снова вспомнив омерзительный скрежет и ... фу! Нет, это надо срочно запить!

Ого, а это что за херня? Жуткая чувиха в кровище, и там, за ней, что там такое? Труп? Охуела эта понтовая молодежь. Нет, чтоб пыхнуть ганджубаса и хряпнуть пару коктейлей - они загоняются глюкогеновым говном и высаживаются на измену.

– Ну и уродина, – пробурчала Джей, уходя с траектории движения очередной конченной с кислотными мозгами. - Везет же мне сегодня на обдолбанцев.

Нет уж, делать работу полиции и отлавливать бзикнутую она точно не будет. Нахуй, нахуй, путешествуй мимо, шизо де кончини, нам не по пути. Ну и харя, она что, в язык ширяется? Черные дорожки вен через всё хлебало.

Кинув быстрый взгляд по сторонам, Джей решила, что газовый баллончик в торговом центре - не самое офигенное решение, нож при копах тоже не стоит доставать, вон их там сколько рысачит, а вот кнутом, если что, чувиху стегануть можно. Потом. Если попросит. А пока надо уже найти наконец Триш. Телефон ещё, мать его... что они тут опять грохнули, что со связью, задолбали своими приколами.

И байкерша решительным шагом ломанулась к эскалатору, по широкой дуге обходя стрёмную бабу.

– Ыыыгхх – Судорожный вздох через сдавленную спазмом гортань. Триш? Рядом? Джей резко оглянулась, но подругу не увидела. - Триш, ты где! - закричала, прорвался голос.
– ... мобильная связь", - прожурчала подруга где-​то рядом.

– А? Что мобильная связь? - миг непонимания, тупой взгляд на смартфон, где сияло белозубой улыбкой знакомое лицо. – А!

Ну да, телефон. Триш. Все верно, она же ей звонила ... недавно? ...только что? ...сколько прошло времени?

- -ТРИШ, ТЫ ГДЕ?!?!

В ответ невразумительное:
- Т-тут... в кафе. Третий.. нет, второй... блять... короче, этаж, – каким-то не своим голосом, то ли севшим, то ли охрипшим. И следом испуганное:
- Что про-ис-хо-дит?
Попробуй тут объяснить этот трэш,
- Джей, ты в порядке? - тем временем выкрикнула в ухо трубка.

- Я? Какой там хер, в порядке, тут полное дерьмище! - но взволнованный голос Триш каким-​то непостижимым образом ставил всё на свои на места, и краски перестали полыхать адским кислотным керосином в глазах байкерши. - Не спускайся, я приду! Окей, ладно, я в порядке, я просто в ахуе! Обдолбанный уёбок на бусе въехал в толпу у входа просто перед моим блять носом, сука, разъебись ты блядским проебом, утырок недоношенный. Окей, Триш, я уже почти норм, и прости, что начала с какой-​то херни! Триш, детка, забудь всё это! С днем рожденья, сучечка! тебя тут ждет подарок, но сначала мы как сдле... кляксде... тьфубля! как следует выпьем, я уже заикаюсь, выпьем, выпьем!

Только что, вот прямо только что всё было зашибись.

Смешной псих, уматный до уссачки – и Джей не отказала себе в подбадривающих комментариях вроде:
"Да-да, чувак! религия вуду для всей семьи! Объединяет вас и ваших покойных родственников в любом из миров!" – и обольстительная фотка Триш на экране, которая вот-вот выдаст голос ("Триш, сучка малолетняя, ты оглохла там что ли?").

Сука, праздник как раз уже был вот-вот готов взорваться весельем, ну!

Откуда он взялся, этот укурок обдолбанный?

- Твою мать, ублюдок конченный, факаут, нахуй все в стороны! - да хер там кто услышит, она и сама себя не слышит.

Ебала в рот она таких уродов. Просрали все мозги нахуй, упоротые кончиты. Ширнулся - грейся на солнышке, чмо задроченное, не садись за руль. Вот она никогда НИКОГДА на садилась за байк под кайфом. Только если чуть-чуть бухая, но прямо совсем чуть-чуть.

– Урод, сука. Надеюсь, его мозги уже текут по лобовому стеклу. Говнюк недоношенный.

– Мисс? Миииссс! – Джей заржала в голос, хлопая себя по бедрам. – Окей, подруга, ты сорвала свой джек-пот. За пять минут смеха я спою в твою камеру. А, твоюматьфак, погоди, потыкай пока микрофончиком в кого-то другого, щасек, вернусь!

Байкерша бегом рванула обратно к коляске, щедро рассыпая факи, наступая на чьи-то ноги и распихивая локтями тех, кто плыл по течению толпы в другую сторону. То есть, расталкивая каждого первого, потому что все плыли в сторону центра, и лишь она рвалась обратно.

– Ну, тупая овца, фазафака, чуть не забыла! – Сноровисто распотрошив багажник, Джей Хо извлекла из него походную миску и пластиковый фугас с водой. – Вот же! Фух!

Бегом вернувшись к Тору, она чмокнула его в морду, получив в ответ щедрый собачий поцелуй мокрым языком в нос, утёрлась, наплескала воды в миску. Придирчиво осмотрела привязку, чуть ослабила узел, обняла пса со словами:

-Сидеть! Жди, паскуда кобелиновая, сегодня получишь своё счастье.

Главное сделано, пёс обихожен, теперь можно вернуться к дамочке с камерой.
Чего б нет, поржать – святое дело. В эфир, полюбас, не пойдет, порежут нахер, но весело будет. Эх, матьтвою, сучка Триш далеко, вместе б прикололись... Э, да что я такая тупая сегодня! Надо позвонить, пусть подкатывает поближе!

Довольно любопытно было слушать, как Исход менял голоса, будто одержимый демонами.
А что, если это так и есть? – предположила леди аэл Армафель, обдумывая вероятности. Что, если этот механический носитель является одновременно темницей для нескольких (легионов?) демонов, обладая их сознаниями и опытом, а также способностью вытаскивать на поверхность ту или иную сущность в нужный момент времени? Вероятно, "Компиляция перевода" - это сокращенная формула заклинания, дающего возможность демону, заключенному в недрах Исхода, обрести дар речи на краткий миг. Судя по всему, это заклинание поглощает невообразимую массу энергии, если каждый демон смог произнести лишь по одной фразе.
Оценив мощь неведомых магов, создавших такой непревзойденный по силе артефакт, Нихасса, как настоящий ученый, возжаждала добраться до манускриптов и фолиантов, наполненных столь ценными знаниями. И лишь нетерпение Киарниса да громовой бас орка вывели темную ведьму из задумчивости, ведь она чуть не позабыла, что находится в погибающем мире.

– Хорошо, хорошо, – заторопилась она на нетерпеливое напоминание. – Выходим сейчас же! – сама при этом жадно впивалась взглядом в обстановку комнаты, мечтая найти хоть клочок бумаги, хоть пластину с записями.

Путь к Исходу оказался неблизкий, так что Нихасса успела рассказать спутникам о странностях бани, а заодно и о судьбе монахинь, чьи восставшие тела так некстати сбили ведьму с едва нащупанного следа.

Исход и то место, где он пребывал, потрясли ученую. Невероятно сложное переплетение конструкций, каждый элемент которой был связан с сотнями других различными шестернями, каналами, нитями, рычагами, причем невозможно отследить все хитросплетения этого рукотворного чуда. Будто затейливая паутина сотен и тысяч арахнидов, причудливо сотканная из деталей и магических носителей. Некоторые элементы были настолько диковинны, что Нихассе даже не удавалось предположить их происхождение.
Отказаться от шанса испробовать это чудо в действии? О, нет, об этом не может быть и речи! Восторг исследователя, любопытство и страстное желание управлять этим восхитительным артефактом неудержимо толкали леди Армафель на явно рискованную авантюру. но в конце концов, Исход же не обманул с прыжком веры?

Решив, что такой незабываемый опыт определенно стоит некоторого риска, Нихасса с готовностью согласилась, не забыв, впрочем, поинтересоваться:

– Запрос. Оператор также сможет переместиться в свой мир? Запрос. Возможно ли перемещение оператора в свой мир вместе с Исходом?

Мальчик забрал ужасную гусеницу, и Недуся сразу утешилась, тем более, что он пригласил ее на обед. Девочка понимала, что значит приглашение на обед. Мама Халабала хорошо ее научила всем этим вещам, и заодно популярно объяснила, если мальчик привязывает тебя к стулу, бьёт по башке портфелем и подсовывает всяких ползучих тварей, то стоит обратить на него внимание и улыбнуться, а не бежать ябедничать сразу.

Поэтому она перестала извергать огонь, и щедро улыбнулась мальчику. Его звали Грам, имя ей понравилось. И он был симпатичный. И он пригласил ее на обед! Недуся мысленно стала составлять портрет Грама, чтобы описать его в письме пани Халабале.
"Значит, ОН ТАКОЙ МИЛЕНЬКИЙ, темноволосенький, лохматенький, но не сильно, а как будто задумался и взъерошил волосы, кстати, стрижка стильненькая, не в дешевой цырульне обкорнатый, и он такой выше меня, стройняшечка, а плечи широкий и взгляд загадочный из-под бровей, смуглявенький, и уже подсунул мне безногую каракатицу, я кричала и жеглась огнём, но недолго, он сразу её убрал, и пригласил на обед, маминка, как ты думаешь, он КАНДИДАТ? "

Так вот, думая обо всем этом, Недуся улыбнулась и скромно подхватила Матея Грама под руку и отправилась в столовку. А там было все, просто все, и даже кровавое мороженое, наверняка имени Влада Цепеша, но написано на нем было про каких-то читающих постов, видимо, это какой-то религиозный обряд, когда пост соблюдают.

Мороженое слэчно Халабала не брала, потому что там были кнедлики, рулька, как у маминки, пиво, как тато вечером дует с другами, и конечно надо было это вепрзо-кнедло-пиво от души употребить.

Недуся нагрузила себе полный поднос, а для коши взяла немножко фуа-гра и сырой стейк голубого тунца и томатный сок.

–Таджикистон?!?! – она в ужасе всплеснула руками и уронила поднос. – Какой кошмар! А дальше?

И ей пришлось все собирать на поднос заново, не с пола же кушать.

Недуся сильно расстроилась. Очень сильно.
Она шла к парню. А потом всё померкло и изменилось. И она не понимала, где она, потому что обстановки вокруг не было видно.
Она испуганно оглядывалась, паниковала и то и дело прижимала к себе кошу, которая уже нервничала в рюкзаке, высовывая мордочку и требовательно мяукая.
Был какой-то разговор каких-то жутких непонятных персон, которые угрожали. Злой Ваген запихался конфетами на глазах у голодных измученных детей и плотоядно ухмылялась. Представив себе, как этот учитель будет вести уроки и рассказывать притчи, девочка расстроилась окончательно, теряя над собой контроль. А когда терялся контроль, начинался огонь. Он уже дрожал на кончиках пальцев, но Недуся изо всех сил сдерживалась.

И тут к ней подошел тот самый парень. Он протянул ей какую-то бумажку.
Недуся отвлеклась от контроля, и огонь вырвался на волю

– Оппа, да нас тут много! – хохотнула, хлопнув себя по бедру. Жизнь начала налаживаться. Неплохая компания подобралась, судя по базару. Девчонка даже еще одна, отличненько. – Сча выберемся, хуле. Слышьте, вы там с Домингой не буяньте. Вон, кому-то херово. Слышь, чувак, в глаза что-то попало? Промыть надо. Воду найдем, промоем. А пока поплачь, меньше писять будешь, – опять хихикнула. Весело же, ну? – Ладно, шутка. Писять будешь как всегда. Слезами только глаз промоется, может полегчает.

А хорошо бы свет какой-то. А то в натуре сча довеселимся. Пошарила по комбезу, может, карманы найдутся. И потихоньку стала отползать в сторонку, ощупывая путь руками. А то эти два красавца - Доминго и тот, второй, попляшут на ее косточках. А что за баллоны это за спиной, между прочим? Может, вода?

Недуся дулась.
Она была расстроена и огорчена, а еще обижена и недовольна, хотя сочетание всех этих чувств было для нее редкостью. Но что поделать, когда первый день в школе не задался так сразу?
Было много грустных моментов.
Во-первых, девочек было больше чем нужно. Ну, их было почти столько же, сколько мальчиков, а значит, вдвое больше, чем надо.
Во-вторых (слэчно Халабала загибала пальцы, считая свои огорчения, чтобы не забить потом написать про это маме пани Халабале), один довольно симпатичный мальчик откололся от общества сразу, отправившись на нос лодки, вместо того, чтобы, как положено, знакомиться с девочками. Неужели он из этих?
В-третьих, противный гном (он ей сразу не понравился) не дал возможности подружить с огненным элементалем. А ведь тот смотрел именно на Недусю! И именно ей он дружески сказал: "chubre", что по-испански, как всем известно, означает "Дождь". И дураку понятно, что если огненный элементаль говорит про дождь, значит, он расстроен и нуждается в утешении. Но почему-то, только она собралась подплыть ближе и протянуть бедному руку, как их выкинуло куда-то и уронило откуда-то.
Это уже было в-четвертых и в пятых!
Не слишком ли много для одного дня в школе?
Девочка сжала кулак с пятью загнутыми пальцами и пошла вперед.
Туда, где парень уже нашел учителя.

– Где учитель? – спросила Недуся у парня.

Баллончик с дурью да пара баллонов с горючкой за спиной – и всё кажется не таким херовым, как на самом деле. Муть в башке – радость на душе. Смешно, бля. Биотоп с присадкой. Она знает это! Надсадные шутки в голове роятся, а руки уже ищут, глаза шарят в темноте – огнемёт, родимый. Только нет его. Одни баллоны сраные. А так бы шмальнула из него, круто же? Ощутить мощь огня. Согреть душу стынущую.

И похер, что глаза у чувака кипят. Нет, не похер, конечно. Жалко пацана, наверняка нормальный братан. Надо бы помочь ему как-то, но хер его знает, что надо делать. Выдрать ему их что ли, в натуре же, кипят, это уже не шутеечка.

Надо типа дурь с себя стряхнуть. Знать бы, что тут как, кто тут где, а то уже не смешно становится. Мутновато как-то. Даже вроде как жутко, но смехом себя держит, стебётся. Хоть и тупо, но не соплю же пускать, в натуре. Баллончик в чехольчике. Здравствуй, родимый, недавно виделись. Точно недавно. Сколько оно действует? Полюбэ, упоролась на славу, но когда-то же отпустит? Надо собраться как-то, ощетиниться. Чего размякла-то, спрашивается?

Это всё как-то охеренно быстро промелькнуло.

А потом стало дичайше весело. Треск даванул на уши, заставив сжаться в комок. И жадно всматриваться, впиваясь взглядом в каждую деталь, выхваченную мерзким мигающим светом. Кто здесь? Кто с ней? Зацепиться за реальность, не соскользнуть обратно в кайфовую тьму.
Сука.
Ну и тварь.
Нет, это не трип.
Её мозг не мог породить такое.
Она НОРМАЛЬНАЯ.
Это
Это...
Этому нет названия!
Подавившись истеричным смешком, вжаться в стену.
Фу, она сейчас блеванёт. Вдох. Подтянуть ноги, отстегнуть баллоны и отвернуться, закрыть лицо от мерзкой пакости. Отползти назад, еще дальше.

Уж этот бал! Варя и не желала его, и собиралась отказываться, и согласилась участвовать только по совету Гертруды Эдвардовны, а вот поди ж ты, как натура человеческая загадочно устроена! Казалось бы – отказывает отец, ну и обрадуйся, скажи, что Бог распорядился как лучше, и не искушай судьбу далее! так нет же! Злилась, дулась, убеждала батюшку, что на бал надобно ехать, будто от этого вся жизнь её зависит! А потом сама себе дивилась – и как это происходит? Стоит получить тебе отказ, как тотчас же это становится наиважнейшим, хотя давеча она вообще не интересовалась этими глупыми потанцульками.

Подготовка к балу неожиданно захватила Варю. Марья Кузьминична, совсем подобревшая за беременность, будто простив Варю за само ее существование, которое прежде кололо глаза мачехе ее собственной бесплодностью, была само очарование, заботливость и умиление. Марьюшка с охотой включилась в бальную подготовку, хотя ни платьев, ни других финтифлюшек не требовалось. Однако, она велела примерить гимназическую форму, вызвала портниху, чтобы приладить по фигуре, которая, как ни крути, менялась день ото дня, приобретая плавные округлости взамен подростковых угловатостей. А после Сироткинские дамы сходили в лавку, обновили кружева на воротничках, да прикупили десятка три шпилек с махонькими сверкающими бусинами, да двадцать раз переплели косы, то так, то эдак укладывая в прическу. А накануне бала Марья Кузьминична, загадочно улыбаясь, зазвала падчерицу к себе и вручила ей миниатюрный флакончик "Елисейских полей". Настоящие парижские духи, и когда только та успела выписать из Франции! Варя, визжа от восторга, кинулась мачехе на шею, расцеловала ее в пухлые гладкие щечки, наговорила благодарностей и помчалась к себе – наслаждаться дивным ароматом. А уж в день бала все дворовые девчонки метались, как оглашенные – то булавку надо, то шпилька сломалась, то лепестки у цветка не в ту сторону смотрят. А ведь батюшке в петлицу непременно полагался такой же цветок, как у дочери, хоть отец и отговаривался, да Марья Кузьминична похлопотала.

Вот так и вышло, что к балу девица Дмитриева пришла и принаряженная, и душистая, да еще и прибыла с помпой, на сверкающем автомобиле. И хоть гнала она от себя неподобающие мысли, а все ж немного отрадно было, что все её мучительницы умылись слюной от зависти. А она, Варвара Дмитриева, красивая и гордая, и отец с нею рядом – сильный и уверенный. И вся она лучится свежестью, и ни одна подковерная крыса даже глянуть косо не смеет.

Конечно, она едва дождалась собственно бала. Скучнейшие приветствия, духота и однообразие бессмысленных действий были просто невыносимыми. И кто придумал эти нудные церемонии, неужто нельзя было покороче все это организовать?

И вот бал! бал, наконец-то! Взбудораженная всеобщей суматохой, захваченная вихрями музыки, Варя то и дело взлетала мечтами в облака, и неизвестно, куда бы упорхнула, если бы не суровый взор отца да некоторые кавалеры, вроде увальня Фомы.

И все же, Варя наслаждалась! Вниманием, комплиментами - иногда неловкими, иногда манерными, порой смешными. Наслаждалась танцами и самой атмосферой витающей в воздухе романтики. Не настолько, чтоб забыться, как Катя, но все же такое количество кавалеров не могло не вскружить голову неопытной девице.

И, конечно, Валентин из всех ухажеров оказался на особицу. Увлек сразу, решительно и весело, и девушка не могла не поддаться его обаянию и смешным историям. И веселилась вместе с ним, рассказывая, что Серафиму они в гимназии назвали Семирамидой за монументальность, что прононс Шабаневского – это результат полипов в носу, к которому он регулярно прикладывает пиявки, и прочую легкомысленную ерунду.
С Валентином было весело и приятно, его болтовня увлекала и забавляла. И тем сильнее было потрясение Вари, когда она узнала, что это – брат-близнец её главной мучительницы, Ребровской! Она так растерялась, что чуть не упала ему в объятия, споткнувшись на полутакте, но тот ловко поддержал её, и продолжил свой легкий треп, деликатно не заметив, как ошарашена была его партнерша. И –ах, искуситель! – жарко шептал ей про номерок. И, увлеченная, угоревшая от танцев и впечатлений, Варя этот номерок дала. После чего корила себя за доверчивость, надеясь, что он не позвонит. А книжку она у батюшки взяла, сказав, что покажет Гертруде. На самом деле, в ту же ночь Варя окунулась в поэзию Бальмонта, познав странные томления сердца, упавшие на благодатную почву взбаламученной балом девичьей души.

– Это все так интересно! – Варенька воспарила в душе. На её вопрос обстоятельно ответили, и Гертруда Эдвардовна одобрительно посматривала, значит, все верно делает, не напортачила глупостей, не нужно будет стыдиться за свою порывистость или неловкость.

Теперь вот возникла новая задача – на лету придумать себе конспиративное имя. Кассандра – это так звучно, и со смыслом. Девушка немедленно позавидовала умной учительнице, которая, разумеется, заранее обдумала и выбрала псевдоним, так хорошо ей подходящий. Варя лихорадочно перебирала в уме мифологических героев. Это должно быть что-то весомое, решительное. Афина? Артемида? Нет, не годится, слишком претенциозно и нескромно. Может быть, героиню, которую покарали боги за строптивость? Ведь это будет как раз соответствовать теме революции. Прометей – прекрасное имя было бы для мужчины. Назваться Прометеей? Звучно, но, кажется, слишком самоуверенно. Не надо забывать о том, что Варя – всего-навсего начинающая эсерка, еще не совершившая ничего значительного.
Девушка дала себе слово запомнить "Прометею" и заслужить это имя. Но сейчас надо бы что-то более скромное, то, что хоть немного будет соответствовать ее роли. Ниоба? Медея? нет, все не то. Что ж такое-то, все из головы вылетело! Вот опять вам доказательство важности учения. Не подготовилась, и вот пожалуйста!

Варенька уже чувствовала себя ученицей, не выполнившей урок, и стыдно было за свою несообразительность. У неё всегда была хорошая память, и старательность, усидчивость. Но эта самая основательность, что помогала ей тщательно готовиться, играла злую шутку, когда надо было что-то на ходу сымпровизировать. Греческие имена, будь они неладны, напрочь разбежались, и остались в памяти только Антигона и Арахна.

Кого же выбрать из них? Арахна нравилась Варе больше. У неё был настоящий талант и смелость сразиться с богиней в состязании. Но, если положить руку на сердце, до этой героини купеческая дочка тоже не дотягивала. И как ни соблазнительно было бы назваться Арахной, девушка все же решилась:

– Меня попрошу звать Антигоной, пока я не заслужила лучшего имени, – и тут же перевела разговор на другое. – Меня так глубоко заинтересовала флористика. И букеты у вас ... уважительные. Так гармонируют со шляпками! Возможно, мы еще заглянем в ваше оранжерею, а может даже станем постоянными клиентами. Беседа с вами, Константин Юлианович, – конечно, Варенька не решилась просто с бухты-барахты назвать молодого человека Костей, хоть он и предлагал, – Была очень интересной и поучительной, благодарю вас. И чай очень хорош.

Чай тем временем закончился, пора было и честь знать, как бы ним хотелось задержаться еще немного – это было бы уже неприлично.

Признаться, в какие-то первые минуты Варенька не сообразила, что разговор о цветах – это ловкий изящный маневр, предложенный Гертрудой и ловко подхваченный наборщиком.

Поняв это, девушка моментально прониклась восхищением - как ловко учительша это провернула, да так, что и можно клясться и божиться, не покривив душой – о цветах говорили. Хоть крест клади – не виновны ни в чем предосудительном. Ну и был еще повод порадоваться, что она, занятая чаем, на который исправно дула, остужая, не успела ляпнуть какую-нибудь глупость, что выставило бы ее в смешном и глупом свете.

А теперь, осознав тонкость конспирации, Варя степенно кивала головой, шумно отхлебывая чай из чашки, что держала слегка на отлете, аккуратно оттопырив розовый мизинчик с чистым аккуратно обрезанным отполированным ноготком. Немного не хватало блюдечка и куска сахару, но Сковронский не предложил, а спросить Варя стеснялась.
Она уже вдоволь насмотрелась на энергичных, но небогатых революционеров, и понимала, что далеко не у всех есть сахар или варенье к чаю, а блюдечко – почти предмет роскоши. Но кухоньку дочь купца все же окидывала любопытным взглядом. А ну, как сахар все же обнаружится. Или, к примеру, мед.

И, разумеется, она во все уши слушала, как говорят старшие товарищи. Рассказывать о своих достижениях было глупо - их ведь и вовсе нет, нечем хвалиться. Но поддержать разговор хотелось. Так хотелось, что, не утерпев, спросила, старательно подбирая подходящие слова.

– А та ... оранжерея, она была ... основательней этой? Наверное, оборудована по последнему слову ... ботанической науки? И много ли... букетов удавалось вырастить? – и тут же, полыхнув щеками, уткнулась в чашку.

Эзопов язык! – осенило её внезапно. Вот ведь, и не подумаешь, что когда-то пригодится в жизни. Все же учение – великая вещь

В воздухе витал крепкий аромат табака, смешанный с оранжерейной густой сыростью, влажным цветочным духом и еще каким-то легким специфическим запахом, который Варя сразу обозначила, как "Типографский", хотя доселе ни то, что нюхом не слыхивала, а и не представляла себе, чем должна бы пахнуть типография – разве что машинным маслом или раскаленным металлом.

Простенькая на скорую руку оборудованная кухонька, отгороженная от оранжереи, с нехитрой мебелью, видавший виды чайник и серьёзный Константин Сковронский,сразу ввернувший фразу о непростом положении – от всего этого захватывало дух и погружало в атмосфэру – новое словечко, подхваченное на днях неведомо где – атмосфэру приключений, тайных дел и конспирации.

Конечно же, девушке ужасно хотелось чаю. Большую чашку, которую можно долго пить, чтобы задержаться тут подольше. Хоть и ёкало испуганно сердечко – а не накроют ли их жандармы, но это лишь обжигало и без того пылающие Варенькины щеки, рднако ничуть не умаляло ее решимости к риску и подвигам.

Девушка умоляюще взглянула на Гертруду – согласится ли она принять приглашение, неужто откажет, неужто заторопится? – затем повернулась к Константину и, набравшись смелости, выпалила:

– Сами, сударь. Сами будем забирать, нельзя же такое дело доверить неизвестно кому! Потом хлопот не оберешься, – надеясь, что это прозвучало солидно и веско. И будто невзначай опустилась на стул, сложив на колени ридикюльчик и сжимая его руками.

Новый выбор навис неотвратимостью метеоритного потока, тяжелым грузом пятикратного "жэ". Не поспешила ли Леди с решением, не окажется ли прыжок на Фаэс более затратным, чем к аномалии Замятина? Не окрасится ли эта ее прядь в оранжевую непродуманную поспешность?

Капитан сдвинула тонкие брови. Нет, нет, все было хорошо рассчитано, идеально. Взвешено и определено. То, что системы обеднены энергией, лишь подтверждает правильность решения. Тем более, что из освежающего курса предполетных лекций она отлично помнила, что дальность расстояния никак не взаимосвязана с гиперпрыжком. Сворачивание Риманова пространства складками и пронзание его тонкой иглой корабля позволяет соединить две точки любой удаленности, главное - верно рассчитать параметры.

С этим Мартышка справится. Она молодец. Надо ее подбодрить, а то она уже совсем сложила лапки и ушки опустила.

– Астролог Мартышка! – (умело ввернутая уместная необидная шутка для поднятия настроения) – Отставить отчаиваться и вешать нос! Ты лучший навигатор известного космоса, и после прыжка я представлю тебя к награждению настоящим стаканом белой сметаны! Ты заслужила это как никто! Главное – траектория! Дотянем на честном слове! Я предлагаю отключить еще и связь и контроль шлюзов! Мы летим в известное место с дружелюбными аборигенами для ремонта. Так что мы все равно откроем эти шлюзы, выйдем к ним и запросим материалы. Так почему бы не сделать этого сразу? Корабль с открытым шлюзом – как призыв о помощи. Как выставленная у обочины канистра – просьба поделиться топливом. Да, кстати, отличная идея! Надо принайтовать пустую канистру от обогащенного урана к внешнему шлюзу, чтобы сразу было ясно, что у нас швах с энергией! Добрые самаритяне сразу поймут нашу проблему и доставят нам помощь! – Леди радостно посмотрела на свой экипаж. – Что скажете? Согласны? Элвис Рихардович?

И вновь Леди перед необходимостью сделать выбор.
Принять решение.
Принять ответственность.
Эти минуты всегда волновали её – тревога, торжественность момента, осознание своей роли, гордость и страх – все эти чувства одновременно вспыхивали и будоражили. Многогранность ситуации и фейерверк чувств отображались яркими красками статуса в ее волосах. Нельзя получить наслаждение от правильного решения, избежав ответственности. Вот что символизировали яркие цвета.

Бывали капитаны, избегавшие решений. И окраска была блеклой и однообразной. Они предпочитали тихие гавани и тыловые рейсы по проверенным магистралям. Другие, напротив, были наркоманами чувств. И их цвета бушевали попугайскими расцветками, но, зачастую теряли равновесие и баланс. Преобладание красного в палитре – избыточный риск и неоправданная опасность.

Леди старалась держать равномерность радуги, подсказанную природой.
И сейчас настал момент определить цвет будущей пряди.

Немаловажную роль играл личностный фактор. Конкретно сейчас капитан чувствовала некую вину перед ксенобиологом за досадный момент со сновидениями. Инстинкт гнал ее загладить неловкость методом поддержки именно его позиции.
С другой стороны, преданность Мартышки и математическая выверенность её вариантов склоняла чашу весов в другую сторону.
На чем же остановиться? Время не терпит, надо выбирать.
Леди сконцентрировалась. Недостойно капитана принимать решения, опираясь на сиюминутные факторы. Надо отбросить эмоции, чувство вины и привязанности.
Целесообразность - вот её сегодняшний выбор и сегодняшний цвет.

– Рассчитай путь к Фаэсу, - твердо произнесла она и кивнула Мартышке.

– Конечно, дорогой! – Мэдж просьбы восприняла без обид. Это было нормально, и правильно - подготовиться к делу основательно.
Импровизация, конечно, дело отличное, но любой экспромт должен быть подготовлен.

И, кроме того, она удовлетворит свое болезненное любопытство – что из себя представляет вероятная соперница... Окей, энтшульдигун*, вероятный информатор.

В этот раз Йозль отводится роль "Ворона", задача же Маргарет - обеспечить коллеге (не мужу в данном случае! Не мужу, слышишь! ) максимально возможную информацию.

Что ж сегодня вечером фрау Смит прошвырнется по веселым местам. Только сначала приготовит ужин. Немыслимо оставить семью без полноценного сытного ужина! И сдобренная специями рулька уже томилась в духовке, картофельный салат был смешан и выставлен на ледник, а густой соус мирно остывал в кастрюльке.

– Не скучайте без меня, – она обдала густым флёром духов Ленхен и Джозефа, отправляясь на вечернюю прогулку. – Люблю вас.

Сегодня она выглядела не как респектабельная леди. Легкомысленно взбитые волосы, обилие косметики, яркие молодежные тряпки, скрытые под легким длинным пальто.

Она сядет в машину, оставит ее у отеля, откуда потом закажет такси до ближайшего заведения, указанного в ориентировке.
"Надеюсь, мне повезет!" – Мэдж скрестила пальцы на удачу.

____________________
*простите

За завтраком Леди на правах капитана поддерживала неформальную обстановку в коллективе. Тесная сплоченность и готовность вместе достигать результата коррелирует с дружескими взаимоотношениями, совместным времяпровождением в нерабочей атмосфере. Делиться друг с другом личными размышлениями, обсуждать произведения искусства, в игровой развлекательной форме объединять членов экипажа в единый сплоченный кулак – всё это кропотливая ежедневная работа, которая доставляла Леди настоящее удовольствие.

Обладая высокой эмпатией, она стремилась заразить каждого своей деятельной энергетикой, повысить эмоциональный тонус и улучшить межличностные контакты. Для утренней беседы она составляла ежемесячный план тем с разбивкой по пунктам. "Что там у нас было запланировано на сегодня?" - весело подумала капитан, и вдруг с ужасом ощутила, что она не помнит сегодняшней темы. Совсем. Легкий холодок пробежал по коже, вызывая сокращение мышц поднимателей волоса, от чего они встали дыбом. Надо срочно импровизировать.

Что ж, капитан всегда должен находить выход из самых трудных ситуаций. Леди ободряюще улыбнулась и с аппетитом слизнула порцию пасты:

– Как спалось? - с искренним интересом спросила она у членов экипажа. – Что вам снилось сегодня? Как и всегда, что-нибудь интересное? – она сфокусировала внимание на ксенобиологе и с содроганием вспомнила, что, кажется, у него какие-то проблемы со сновидениями. Надо срочно сменить тему, пока он не отреагировал негативно. Что-нибудь бодрое. Объединяющее.

– А давайте споем хором? –да, пожалуй, это неплохая идея. Песня строить и жить помогает. Она быстро пробежалась пальцами по клавиатуре управления, выводя на экран текст и запуская минус-фонограмму. – Иии, - Леди взмахнула рукам и, как дирижер, и затянула первая:

- Жить в своем доме всегда одному
Скучно и мне, и тебе и ему!
Ведь сколько на свете хороших друзей
Хороших друзей, хороших друзей
Сколько на свете веселых затей
Веселых затей, веселых затей.

Третья недоуменно смотрела на Первого.
Что за приколы? Завел в каюту – ну, ясно, что не для интима. Но она подумала, может у него какой-то план есть. Или он заметил что-то важное, что при всех не скажешь.

Но первый сморозил что-то про замки, схватил вешалки и отвалил, старательно пялясь в потолок.
И тут вдруг Третья остро почувствовала свою наготу. Смешно, но не тогда, когда они вываливались из капсул, получали струи холодной воды из пожарной системы или шли в обнимку по коридору. И даже не в момент, кохда Первый позвал за собой.

А вот этот ускользающий мужской взгляд, цепляющийся за что угодно, лишь бы не... Ооо, да. Вот тут-то Первая и ощутила это. Лицо полыхнуло жаром, и она тоже отвела глаза, внимательно заглядывая в совершенно пустой шкаф и шаря по полкам, как дура.

– Нет, ничего не знаю. Где замки? – слегка невпопад спросила она, и тут же сообразила. – А, эти. На дверях. Ну, попробуй, – Третья пожала плечами.

Мужчина ушёл, а она опустилась на одну из коек.

Хоть несколько минут. Побыть одной. Просто собой. Она потом встанет и пойдёт в эту срань, которой не было названия. Она не будет раскисать и жаловаться. Ведь могло быть хуже. Но это потом.
А сейчас она просто закроет глаза и побудет собой.

– Бля!

Рычаг дал неожиданный эффект. Правда, она не могла бы сказать, чего стоило ожидать, но то, что её вышвырнет мордой вниз – это был сюрприз. Неприятный.

Матерясь, Третья потирала ссадины на ладонях и озиралась.

Оказалось, несколько капсул открылись, и из них вываливались люди. "Как перезрелые фрукты", – подумалось вдруг. Голые. М-м-мать! Не самое приятное открытие. Приятных открытий не оказалось совсем. Она уже открыла рот, чтобы выругаться еще и по этому поводу, как рядом раздалось дружелюбное: "Вот и полетали!"

Третья взглянула но соседа, щетинистого мужика чуть постарше. Неожиданно яркие голубые глаза.

– Вот уж точно, – согласно хмыкнула. Улыбнулась помимо воли. – К такому жизнь меня не готовила. Башка болит, дерьмо, – пожаловалась заодно. – Бля, нихуя не соображаю. Это нормально вообще?

Третья попыталась встать, держась за консоль и оглядеться. На жирную цифру 3, написанную там, посмотрела. На людей. Все выпадающие выглядели такими же вялыми мухами, как и она сама. За исключением одного странного чувака, который отжимался и ржал. Стрёмный какой-то. И ещё одной особы, которая разрыдалась в истерике.

Третья вздохнула.

Еще одна девушка – надо бы в мужской компании держаться вместе. Надеюсь, она нормальная. А может, из тех, что давит на жалость? Сейчас найдет себе утешителя, а то и не одного, и норм.

Еще раз вздохнула.

– Слышь, пойдем, поможем этой, – она кивнула соседу на скукоженную в комочек плаксу.

И двинулась – от капсулы к капсуле, придерживаясь руками, на подкашивающихся ногах побрела к ревущей девчонке, хоть и не очень хотелось. Ну, бля. Может ей хуже всех там. Нехорошо на неё наплевать. А там посмотрим – если истеричка конченная, то пусть ищет утешителя.

Добравшись кое-как, касается волос плачущей девчонки. Так чтобы не испугать. Сползает рядом, берет ту за руку.

– Ну, ну. Ну что ты? Ладно тебе. Чего ты там плачешь-то? Ну, перестань, а то нос дышать не будет. Что такое с тобой? Плохо?

– Да конечно!.. – уверенно воскликнула Третья. – Я, значит, например... хмм... например.., – её голос дрогнул, она помимо воли вдруг сжала руку девчонки, с ужасом понимая, что – нет, она не помнит! Ничего совершенно! До этой минуты ей просто было не до того, чтоб думать о себе или о каком-то прошлом – слишком стремительным и шокирующим было настоящее.

– Бля.

В башке шаром покати, выжженная пустыня. Сначала головная боль после выхода из стазиса. Теперь вот это... Третья прикусила губу, чтоб не разреветься теперь самой – от страха и бессилия.
Вдох-выдох.
Не пытаться раздавить руку девчонки.
Согласно какой инструкции? Может, стоило читать внимательнее? Бля.
Сделать уверенный голос:

– Знаешь, я тоже ничего не помню, оказывается.., – хрен там уверенный. Растерянный и дрожащий. – Это, наверное, последствия аварийного выхода, да. Надеюсь, скоро восстановится. Мы же не разучились читать и говорить, знаем, как называются предметы и всё остальное. Слюни не пускаем, значит, мозги соображают. Значит, всё восстановится.

Третья постаралась вселить уверенность в девчонку. Уверенность, которую не испытывала сама. На самом деле в душе всё вопило: "Мы в полной жопе!" Но виду лучше не подавать.
А потом сказала:

– Слушайте. Это. Значит, нам же надо как-то друг друга называть. Да? Вот ты, – она кивнула мужику, – первый, кого я увидела и с кем заговорила. Хочешь быть Первым? Или это дебильная идея?

У Вари захватывало дух. Мандраж, возбуждение, тревога, азарт, любопытство, некоторая толика страха – все смешалось в кучу, все чувства впали в полнейший совершеннейший сумбур.

Вот уже несколько дней девушка металась ночами, комкая жаркие простыни. То ей чудилось, что их арестовывают с листовками. То – что они приходят в типографию, а на ее месте застают пепелище и кладбище с крестами, на коих начертаны имена товарищей по партии. И Варя в кошмаре еле передвигая застывающие ноги, будто погруженные в холодец, спотыкаясь и падая, бродила от надгробия к надгробию, читая знакомые имена, каждый раз с ужасом боясь отыскать своё или Гертрудино, и вскидывалась ото сна в поту, задыхаясь, с колотящимся сердцем, несколько долгих секунд возвращаясь в реальность – и понимала, что напрочь забыла, чьи имена видела, а значит, не истолковать сон, не предупредить об опасности. А то, бывало и такое, чудилось ей, что вместо типографии она попадает в дивное царство сверкающего металла и стекла, где тихо жужжащие гигантские машины центнерами выплевывают стопки листов, которые сами пакуются в увесистые свертки, и железные клювастые птицы подхватывают их и уносят с тихим клацающим клекотом.

Что и говорить, все эти сны, да дневные тревоги изрядно выбили Вареньку из колеи, и, идя в типографию, она чуяла, как у неё подкашиваются колени и дрожит голос. Она даже сказала Гертруде, что, дескать, боязно, и неведомо, как себя вести, на что любимая учительница посоветовала не тревожиться и вести себя просто, как всегда. Но это Теннисон было легко говорить, она опытная и решительная. А для Вари типография все еще оставалась загадочным местом, полным риска и опасностей, и царить там должен был какой-то сверхчеловек, сильный, смелый, невероятно загадочный.

Поэтому Варя даже растерялась, когда у входа их встретил скромный с виду и довольно симпатичный, возможно, слегка простоватый юноша. Но приписанные ему Варенькой невероятные качества и чудесные таланты все же окружали Константина воображаемым сиянием и блеском в глазах юной эсерки.

Потому просьбу перекреститься Варя приняла, как нечто само собой разумеющееся, и немедленно наложила на себя размашистый староверский крест, при этом не отводя зачарованных глаз от Сковронского и решая для себя - что более правильно: присесть в реверансе или протянуть руку.

Так ничего и не решив, Дмитриева осталась переминаться с ноги на ногу, пролепетав только:

– И вам здравствовать.

– Нас утро встречает прохладой! – хрипловато со сна пропела Леди, выгружаясь из программы сна. Капсула мягко чавкнула, озаряясь приятным светом, имитирующим утреннее солнце. Неважно, который час. Смена должна начинаться утром, для синхронизации биоритмов согласно расписанию.

Потянувшись и хрустнув суставами, Леди размяла затекшие мышцы – гимнастика, которая может помочь восстановлению мускулярной зерогравитальной атрофии (а может и не помочь, но это этом предписано не думать, чтобы не включать депрессивный цикл) – и свесилась из капсулы.

– Как полет? – Ритуальная фраза, вместо "добрутра". Если бы что-то шло не по плану – тревожная красная сигналка уже выла бы на весь корабль. Да и некоторые особо важные индикаторы дублировались в каюте. – Привет, Мартышка! – верный астрофизик всегда рядом. Она молодец. Леди непременно попытается представить ее к награде после всего этого. – Поможешь мне передислоцироваться?

Столик Лианы Редстайл был окружен людьми. Около десятка мужчин и женщин - вероятно, сотрудники редакции, а может и просто посетители - столпилось у рабочего места журналистки. Сама Лиана - экзальтированная молодая особа в ярко-красной блузке - сидела за столом, заваленным уже какими-то флакончиками с нюхательными солями, успокоительными каплями, бумажными салфетками и мокрыми носовыми платками. К ней приблизилась женщина из полуросликов и протянула стакан с прозрачной опалесцирующей жидкостью:

- Выпейте, это подкрепит вас.

Лиана повернула к ней лицо с толстым слоем косметики, призванным скрыть мешки вокруг глаз и бледность, вызванную недосыпом. Сложно было сказать, был ли это результат горя по поводу утраты возлюбленного или влияние бессонной работы в газете и удушливой, прокуренной атмосферы зала.
- О, спасибо... - она схватила стакан и залпом выпила его. - Спасибо... эээ... - в её припуших глазах явственно читалось: "Как вас там". - ... милочка!

По-видимому, переживания последних дней очень сильно на ней сказались - и не в лучшую сторону. Тонкие губы тряслись, глаза были обведены темными кругами, даже волевой подбородок, казалось, увял. Журналистка всхлипнула, промокнула глаза салфеткой, скомкала ее, отбросив в сторону, и замахала подошедшей поближе высокой полуэльфийке с характерной высокой прической, открывающей изящные удлиненные ушки

- О, Хильда, здравствуй, дорогая! - выпалила она. - Как мило, что ты зашла! Ты знаешь, я вся, вся совершенно разбита! Антуан пропал, о, мой Антуан! Я ему говорила - не лезь в это бандитское дело, ну к чему этот риск, к чему эти воровские притоны, скупщики краденного и торговцы наркотиками?! Но ведь ты его знаешь, ему непременно надо чувствовать себя героем, как будто ему мало славы! А я?! Я не сплю ночами, я рыдаю, я схожу с ума от беспокойства! Веришь, я даже пыталась забыться в объятиях своего давнего поклонника! - она шмыгнула своим распухшим вздернутым носом. - Антуан бы простил меня, да, я уверена! Но мне самой так плохо, так плохо, Хильда, милочка, посоветуй мне что-нибудь от головных болей!

Окружающие по большей части просто глазели на всю эту картину, кое-кто с сочувствием, кое-кто с любопытством, а кто-то с неприкрытой саркастической усмешкой (среди этой части был больше представительниц прекрасного пола)

Первоначальная робость и неуверенность, что владели Варей в дни знакомства с революционерами, постепенно рассеивалась, сменяясь энергичным неуемным любопытством и желанием быть полезной чем-то более существенным, чем деньги.

Нет, Варя понимала важность взносов, Панафигина как раз хорошо ей объяснила. Да и, как дочь купца, что с малолетства крутится среди предпринимателей — то на ужине, то на званом обеде, то, к примеру, в какой-то поездке — и слышит деловые переговоры, мало-помалу что-то смекая, она, разумеется, придавала деньгам заслуженное значение, нисколь не умаляя их роль в жизни. Так что гордость и осознание своей значимости — она помогла создать типографию! — конечно, тешили самолюбие начинающей эсерки. Но Вареньке этого было мало. Ей хотелось лично участвовать во всех этих захватывающих делах, пусть даже заниматься литературой или еще что-то такое, и это непременно, обязательно должно быть связано с риском!

Покивав из уважения и ради порядка Гертруде, которую почитала за свою наиглавнейшую и наиважнейшую руководительницу — хотя, судя по всему, другие члены группы занимали должности и поважнее — Варя охотнейше согласилась помогать делом, и, вспыхнув, присовокупила, что "да полноте, никакой же опасности, не беспокойтесь, милейшая Гертруда Карловна".

Варенька настолько увлеклась всеми этими собраниями, спорами, разговорами, настолько прониклась атмосферой эсерской компании, впитав жаждущей душой эту энергичную дружелюбность и деятельную решительность, что всё, происходящее в гимназии, стало ей малоинтересным. Разумеется, она продолжала старательно учиться, ведь революции нужны образованные люди, да и похвала Гертруды за успехи была для Вари важна, приятна и лестна, но все остальные события гимназической жизни мало её трогали. Даже насмешки и издевательские поддёвки отошли не то, что на второй — на десятый план.
Проникнутая осознанием собственной значимости, и некоторой даже исключительности, Варенька стала помимо воли смотреть на одноклассниц с сочувственным пренебрежением и часто вовсе не слышала, что к ней обращаются, будучи занятая своими мыслями.
Насмешницы, увидев такую реакцию, поначалу как-то несколько растерялись, принялись пытаться вести себя жестче и грубее, а потом, как это ни удивительно, стали делать шаги навстречу вроде бы как к примирению.

Еще несколько месяцев назад Варя бы с восторгом откликнулась, задарила подружек подарками и вновь наивно дала бы почву для каких-то новых шутеечек, но сейчас ей стало просто скучно смотреть на этих глупых пустых девиц, и развлечения их Дмитриеву тоже перестали интересовать, хотя ранее она усердно посещала уроки танцев и готовилась к балу.
Теперь же места в её жизни для танцев не оставалось, посему она вполне рационально решила, что деньги, выделяемые на уроки, должны быть переданы на нужды революции. Но вмешалась Гертруда, которая привела гимназистку к мысли, что бал, оказывается, не только развлечение для вертихвосток, но и важная часть общественной жизни, где можно добиться какого-то влияния и заключать далекоидущие соглашения. Признаться, Варя никогда не смотрела на это с такой точки зрения, и это, как и многое другое, сказанное любимой и обожаемой учительницей, стало для девушки откровением. Итак, она согласилась, что идти на бал следует, и возобновила уроки, а, соответственно, и оплату за них.

Но в любом случае, этих денег не могло быть достаточно. Конечно, ей выделялись карманные, на булавки, но чтобы быть более полезной, желательно было бы изобрести что-то еще.
И в ход пошли покупки и приобретения, под предлогом которых Варя передавала в кассу взносы. К счастью, довольные отец и Мария Кузьминична, были щедры и не задавали лишних вопросов, полностью захваченные чудесным для них событием — беременностью.

Вообще, в связи с этим всё в их доме переменилось и завертелось вокруг будущего наследника. Варя вроде бы и старалась испытывать радость за мачеху и отца, но искренности ей недоставало. Понимая, что теперь-то все внимание, любовь и забота достанутся законному отпрыску, она не могла отделаться от ощущения второсортности — и это только подстегивало ее революционное рвение.
Она придумала сказать, что хочет заняться благотворительностью, заказывать от себя молитвы во здравие будущего братика и его матери, категорически отвергла предложение батюшки организовать от её имени пожертвования, сказав, что это будет опять от него, а она хотела бы только сама, и очень натурально обиделась при этом.

Отец был тронут такой щепетильностью и добротой дочери, да и разбираться в Вариных затеях ему было недосуг. Понимая, что обделяет её заботой и вниманием, он был готов компенсировать это деньгами.

– Орать одно! – Леди фыркнула и повторила с другой интонацией. – Орать: "ОДНООО!!!" – и снова фыркнула, захлебнулась смехом. – "ОДНОООО", аххахаха, так и будем все орать хором!!! ох, ох не могу!!! – она согнулась пополам в коляске, рыдая от смеха. –Одноооо!!! – ещё и ещё раз стонала, вытирая слёзы и снова охая.

Наконец, отсмеявшись и отдышавшись, сказала:

– Будем кричать: "Только не сажайте в подвал!". Это хитрый план, придуманный Мартышкой, ясно? Тайный план! А еще мне нравится Команда Смелых Исследователей! И можно сократить – КСИ! Никто не догадается!

Пухлый пошёл к воротам – смело, как воин! Леди даже восхитилась его неторопливым шагом. Она показала ему издали большой палец и повернулась к Мартышке:

– Значит, краюха. Дубина, давай, ты с Мартышкой иди, охраняй её. И кто что придумает взять полезное – сразу берите, чтобы не забыть! Если Куклу встретите– расскажите ей всё, пусть сюда бежит.

Возможно, этого она и ждала – затуманенного взгляда, шёпота. Этого поцелуя, сдобренного, как острой пряностью, осознанием того, что где-то тут, совсем рядом, за закрытой дверью суетятся работники. Это щекотало и распаляло, а ещё ей было так важно почувствовать – именно сейчас, немедленно! – что он любит. Любит и жаждет именно её, Маргарет, Мэдж, Галчонка.

Тонкая зудящая игла, что исподволь сверлила висок тревогой, вмиг исчезла. Все сомнения и беспокойства были смыты лавиной нежности и забыты, заброшены в дальний угол. Остались только они вдвоём в целом мире. И аромат ванили с корицей, так чудесно вплетающийся в симфонию их страсти.

А время остывших булочек настало потом. Когда, чуть смущенные, но счастливые, они оторвались друг от друга и вспомнили про кофе, про счета, и про дела.

И совсем потом, когда их точно-точно никто не мог бы услышать, Мэдж передала Джо всё то, что сообщил Апостол. Не забыв упомянуть и про Мэйсона:

– Они про него умолчали. Странно. Как думаешь, стоит иметь в виду, как запасной вариант?

– Точно!!! - Леди хлопнула себя по лбу. – Вот как можно быть такой! – она не сказала "глупой" или "тупой". Эти слова были табу для обитателей Дома (сёстры, разумеется, обитателями не считались, они как раз швырялись "имбецилами", "дебилами" и "кретинами" напропалую, причём без всякой злости, равнодушно-профессионально расклеивая ярлыки, в уверенности, что воспитанники в силу своей недоразвитости не понимают смысла этих слов. Разумеется, сёстры критически ошибались, и, тоже разумеется, в результате воспитанники отчаянно избегали слов, которые обозначали глупость в самом невинном её прявлении)

– Кукла! Где она вообще? Она не была на завтраке? Кто её видел? Надо её найти. Срочно! И привести на тайный совет!

Да, вот это уже и совет. Тайный совет! От этих слов сладко замирало сердце в предвкушении.

– Кто поищет Куклу?

– Старые места обитания... – начала Варя, запнулась, потом сообразила: подсказка же была! Привычки! – ... ой... привычки умирают трудно... с трудом. Это значит, что они не откажутся от своих привычек!

Слова Гертруды Эдвардовны, как раскалённые иглы, впивались Варе в голову и жгли, жгли больно, тревожно. И неловко от того, что наивно представляла, что можно изменить, исправить, уговорить, убедить. Надо требовать! Вот это то, что приведёт к успеху!

Немного страшно звучало это суровое, хлёсткое: "Приговор: смерть!" От него веяло непреклонной высшей справедливостью, неумолимой, как рок. И невинные смерти... Девушка поёжилась. Может, всё-таки, ввести закон? Как-то добиться, пусть не бунтами, хотя и бунты чего-то стОят – она-то помнила то ощущение праздника, сияние лиц, блестящие глаза Елены Карловны. Но разочаровать учительницу своей мещанской глупостью и трусостью было никак невозможно!
Ведь действительно, кто-то должен это делать! И без всякого сомнения, те негодяи, что сейчас мордуют простой люд, быстро одумаются, как только над ними нависнет дамоклов меч расплаты. И – главное! – нельзя бездействовать! Как это верно!

И самое-самое главное, о чём мимолётом промелькнула потаённая мысль: она, Варвара Дмитриева, будет что-то значить! Она покажет и докажет всем своим злопыхателям, что не какая-то приблудная никчема, а современная, решительная и энергичная девушка.

Варя горячо схватила за руку Гертруду, впилась горящим взглядом ей в глаза:

- Конечно, я готова! Нельзя терпеть более! Нужны справедливые владельцы и справедливые законы! Вот только... – девушка запылала алым маком, – ... я же не умею ничего такого! Но я очень хочу быть полезной!

Маргарет возвращалась со встречи не спеша, снова и снова прокручивая в уме разговор с Апостолом.

Дело обещало быть нелегким, полным неожиданностей и срывов планов – как все срочные дела, в которых, к тому же, приходится опираться на непроверенных людей, которых ещё, к тому же, предстоит завербовывать.

В этот раз вербовка падает на Йозля. Мэдж до сих пор не решила для себя – хорошо это или плохо. В этом смысле их семья была специфической. Время от времени то одному, то другому приходилось работать личным обаянием, включающим широчайший диапазон от дружелюбных улыбок до постели. Разумеется, с тех пор, как они стали настоящей семьёй, было решено, что работа не измена, и таковой считаться не может. Разумеется, как женские, так и мужские журналы на разные лады утверждали, что периодические связи на стороне разнообразят и укрепляют брак. Этим приходилось себя успокаивать в минуты сомнений и тревог.

Но в любом случае, у них не было другого выхода. А значит, как говорит глупая поговорка, "если изнасилование неизбежно – расслабься и получай удовольствие".
Что ж, в этот раз удовольствие достанется
Джо. Интересно, как он отнесётся к этому? Интересно, это секретарша хороша собой? Маргарет поймала себя на этой мысли и тут же её безжалостно изгнала. Не стоит об этом думать, иначе не миновать проблем.

По пути Мэдж заглянула в пару магазинчиков. В одном она купила совершенно очаровательную табличку "Welcome/ Willkommen", которая будет просто отлично смотреться на двери их гостеприимного уютного дома. В другом она взяла целый пакет душистой свежей выпечки – и всю дорогу вдыхала умопомрачительно соблазнительный аромат корицы с ванилью.

Конечно, муж был уже в салоне и –о! – нахальным образом бездельничал.

Среагировав на предупреждение, Маргарет немедленно упрекнула Джо за ужасные слова ("Как ты можешь так говорить, я приличная леди и меня не интересуют жопы этих му..."), после чего натуральным образом смутилась, опять упрекнула мужа ("Как тебе не стыдно, видишь, до чего меня довёл!"), получила в ответ заслуженную порцию хохота, расхохоталась сама и, наконец, переведя дух, выставила на стол пакет с выпечкой.

- Если ты угостишь меня кофе, я поделюсь этими чудесными булочками, – и прибавила, – всё прошло нормально, разобрались с оплатой. Надо будет подшить счета потом. Тебе помочь, кстати?

Как он ест эту адскую смесь? Яйцо с джемом? Окей, когда маленькая Хелена в четыре года сооружала мамочке самый вкусный в мире бургер, намазывая булку майонезом, укладывая на него толстый кусок колбасы, щедро политый мёдом, а затем посыпая тертым подтаявшим в детских ручках шоколада вперемешку с кусочками помидора - и всё это преподносилось с умильной улыбкой и гордо сияющими глазами ("Я сделала!") – всю эту вакханалию продуктов приходилось есть и нахваливать. Но это из родительской любви! А Йозеф ел этот ужас по собственной воле! Как?!

По поводу спича о парнях из Сансет Маргарет уже делала Джозефу "страшные глаза", но тот вовремя спохватился и сам. Услышав : "Носы!" - Мэдж прыснула со смеху и еще потом несколько раз фыркала, представляя, как нехороших ребят хватают за носы.

– Ну, раз ты так настаиваешь, грех отказываться, – она с улыбкой вернула поцелуй мужу и поторопила дочь:

– Собирайся быстрее, Ленхен, я жду в машине.

Если бы не было забора, Леди бы никогда не вышла на лужайку. Она ненавидела до дрожи это мерзкое чувство обнажённой открытости за лёгкими ажурными изгородями, через которые любой пытливый глаз проникал в сокровенные тайны.

Стекла в окнах были немногим лучше, особенно те, которые выходили в наружный мир. К счастью, эти стекла были в доме из какого-то молочно-голубоватого узорчатого толстого стекла, как в общественном туалете. Это спасало от любопытных взглядов с улицы и заодно от любопытных взглядов на улицу.

А забор был вообще сказочный. Толстый, со змеящимися трещинами, которые каждый год добросовестно шпаклевали. Штукатурка была то серая, то зеленая, то рыжая - и в итоге трещины сливались в причудливые узоры, в них было очень здорово искать ... искать всё! Можно было играть в животных, или в карты сокровищ, или даже вообще предсказывать будущее. Гадание на заборе было мощной штукой, которую Леди уже начала осваивать.

Она уже было загадала: "Закончится ли наше приключение успешно", но потом отбросила эту мысль, как упадочную и неконкретную. В самом деле, что именно считать успехом? То, что их не поймают? Что никто не пострадает? Что они найдут что-то необычное? А вдруг лучше бы его и не находить? Нет, нет, такое гадание собьёт весь настрой. Лучше она найдёт медведя.
На удачу.
Леди всегда искала медведей - в листьях, в облаках, в тенях, в черточках на земле.

- Медведь-медведь, моя удача, никому не передача, сегодня моё счастье! - скороооворкой пробормотала она, уловив знакомые очертания круглой головы с ушами.

Мартышка тем временем ушла в штрих. Пусть. Ей надо. Как она изящно это делает - карандаш будто сам метается по бумаге, оставляя черточки там и сям. И из черточек рождаются тонкие изящные фигуры с угловатой грацией. Фигуры напоминают Леди что-то смутно забытое, элегантно-тревожное, и она отводит взгляд от рисунка.

Где остальные?

Леди нетерпеливо оглянулась и таинственно замахала рукой, подзывая к себе товарищей.

Слова Гертруды Эдвардовны эхом откликались в Вариной душе. Вспышками памяти высверкивало: то Набоков, вальяжный и самоуверенный – поди, поспорь с этаким; то Давид, коего старалась вспоминать пореже, как тот с отцом бывало схлестывался – а ведь, подумалось вдруг, если бы вошёл в полное доверие к батюшке, так ещё, может, по-другому вышло бы. Нет, Варя не сожалела о том, что всё оборвалось у них. Напротив, и рада даже была, что не зашло слишком уж далеко. Покрыть себя позором было бы хуже всего, а тогда, с Давидом, было такое глупейшее ощущение, что вроде и надо делать шаг дальше, и не хочется, и отказать неловко. Варя была безмолвно благодарна Дмитрию Васильевичу, что звериным отцовким чутьём учуял опасность и отвёл беду от глупышки, не умеющей ещё вести тонкий флирт, балансируя на грани, как это делают искушенные дамы "Гептамерона", коим Варенька зачитывалась ночами.

Кивая с пониманием, Варя впитывала каждое слово учительницы, немного покраснев, как водится, когда о гиде-переводчике вспомнила. Кивала: "Конечно, дескать, контракты – это мне понятно, вон и батюшка сколько раз говаривал, поучал, что не след выпячивать своё особое мнение. Право на это заслужить ещё надо. А ради дела и промолчать лишний раз не повредит. Слово, оно не воробей. Ляпнуть глупость всегда успеешь, но потом можешь пожалеть".

Когда же учительница заговорила о правах женщины, Варя ажно встрепенулась. Как же, права! Вон, матушка её покойная ни сама прав ни на что не имела, ни дочери не передала. Хоть Вареньке и грех было на батюшку обижаться – не обделена была ни любовью, ни заботой – а всё ж несправедливость заставляла поджимать губы. Про неё ведь речь ведёт Гертруда, как есть про неё!

Замяв вопрос о Чернышевском, Варя начала размышлять вслух. Это не всегда хорошо с первого раза получалось - она частенько путалась и теряла нить рассуждений. Однако, учительница ожидала ответа, и тянуть время было невозможно:

– Отчего так происходит, Гертруда Эдвардовна, я и сама иногда удивляюсь, ведь любому рачительному хозяину ясно, что скотину, к примеру, надо кормить, чистить, подковы менять, воду свежую давать, стойло держать в порядке, тогда она и сильнее, и здоровее, и работает хорошо, и молока вдосталь. Хозяйство в порядке. Если скотину не кормить, она болеть будет, околеет, а хозяйство в безлад придёт. Как же тогда так получается, что заводчики, к примеру, или помещики о своих людях не заботятся? Ведь если работник сыт и рад, то он и трудится на славу. Всем хорошо – и заводчику, и рабочему. От жадности ли, от глупости ли – не пойму, отчего простой люд так сильно ущемляют. Говорят еще, – Варя оглянулась и понизила голос, передавая неприличные слухи, – что от дурной болезни мозговая сухотка приключиться может. Я уж и не знаю, вдруг это правда! А что делать -то? Да ведь ясно что – бунтовать. Бунтуют люди вон, и что-то да меняется. А хорошо бы, чтоб государством управляли такие, как батюшка! – вдруг вырвалось у Вари, да она и смутилась сразу от этакой прыти.

Разумеется, редакция газеты, расположенная в деловом квартале города, никуда не делась со своего привычного местоположения.

Поскольку дом господина Фолкнера располагался в приличном квартале – то есть, неподалеку – не было особой нужды брать извозчика, разве что в случае спешки. Спешки, впрочем, тоже на первый взгляд не было.

Швейцар у здания газеты любезно открыл дверь, и Уильям вошел вярко освещенный солнцем холл. Два просторных окна по обе стороны от входа щедро вливали лучи света в темное царство журналистики. Холл был отделан темным дубом от пола до потолка – всюду нелакированное дерево с легким налетом танцующей в столбах света пыли.

В редакции было очень шумно. Напротив входа, за широкими открытыми дверями был виден зал, разделённый низкими перегородками на множество небольших закоулков размером с вольер для кошки, в каждом из которых помещались только стол и стул. Там работали журналисты.

Чуть дальше, в конце зала располагались кабинет главного редактора и архив.
Сидящие за своими столами корреспонденты и младшие редакторы громко переговаривались, создавая неразборчивый гул. Всё здание содрогалось от работающего в подвале печатного станка.
Уильям миновал холл и подошел к ближайшему столу, спросив сидевшую там миловидную девушку в розовой кофточке, где находится стол Лианы Редстайл.

– Вон! – резко бросила она, небрежно махнув пером в сторону. И прежде, чем Уильям успел возмутиться внезапному хамскому обращению, продолжила.– Вон там, где толчётся народ. Они все стоят около стола нашей Лианы.

Перо сердито указывало на дальний край зала, ближе к окнам.

- Ну, не так уж я и намучилась, - Маргарет бодро улыбнулась, демонстрируя. что сил у неё еще полным-полно.

Птичка. Йозеф называл её птичкой в память о том, что знали, но велели себе накрепко забыть, лишь они двое. Это был их особый секрет, выставленный напоказ.

Дочку же они оба называли мышкой. Только Джо - на английский лад, а Маргарет - на немецкий. Эти языковые маневры в их семье были отдельной сложной темой.

Джо говорил с дочерью только по-английски, Маргарет - вначале по-английски и по-немецки, а затем в основном перешла на английский, занимаясь "родным" языком лишь несколько часов в неделю. Но все же ласковое немецкое "Мойсхен" и еще некоторые словечки регулярно вплетались в речь миссис Смит.

Забавно, но среди соседок и приятельниц это непостижимым образом подчеркивало её респектабельность и обстоятельность. Видимо, потому, что все знают, что немецкое качество и надежность всегда на высоте.

Мэдж прихватила дымящийся кофейник и, наконец, тоже присела к столу и первым делом привела в порядок бутерброд дочери, подправив покосившееся масло и уползший на край сыр.

Горячее яйцо с солью и соусом - а потом уже и булочку с сыром. Боже, как она обожала сыр. С плесенью, с дырками, твердый, выдержанный, мягкий, соленый, с фруктами и имбирем - на ее столе всегда было несколько сортов придирчиво выбранного сыра, одуряющего своими ароматами.

– Если у тебя много дел, - заметила она, тщательно намазывая булочку, - то я и сама отвезу Хелену. Тем более, что звонили из "Сансет деливери", надо заглянуть. Как раз на обратном пути и заскочу.

Появление учительницы стало для Вари вестником надежды и глотком свежего воздуха. Последние полгода были тяжелы для гимназистки, особенно по причине напряженных отношений с однокашницами.

В действительности ли раньше было меньше зависти и злопыхательства или девушка в силу своей наивности и неопытности не замечала косых взглядов? А может это тошное, злое подспудно тлело, лишь изредка прорываясь детскими стычками, зрело, скрываемое давящим этикетом и суровыми преподавательницами, и вот только сейчас, вызрев и налившись ядом, вскрылось, как омерзительный зловонный гнойник?

Варя много думала об этом. Да что там, она думала об этом не переставая. Травля одноклассниц превратилась в навязчивую идефикс, справляться с которой было невозможно, а поделиться - постыдно.

"За что? Что я такого сделала? Почему?" - глотая слёзы, девушка вновь и вновь задавалась вопросами, гоняя их по кругу, но ответов не было.

Она ничем не виновата. Она была неизменно приветлива и ровна с гимназистками, даже более того, она старалась выказать дружелюбие и покровительство тем, кто был из семей победнее и попроще. И чем же отблагодарили ее за всю доброту? Подлыми уколами, шепотками, ехидными насмешками, а после и открытыми оскорблениями.

Варя поняла, что мир может быть подлым. Это был очень жестокий урок, который она выучивала с трудом.

Пыталась вначале наладить отношения, задобрить Ребровскую подношением заморской безделушки, но все обернулось только хуже. Зинаида подколодная лишь обсмеяла Варю, при этом не погнушавшись принять презент с презрительной миной.

А потом началась гнуснейшая постыдная история с однофамильцем фотографом и, что было ужаснее всего, с трепанием имени её, Вариной, матери. Обиднейше было и то, что Варе нечего, совсем нечего было ответить! Со слезами в голосе она бросала своим врагам в лицо ту маленькую правду, в которую верила - что мать ее была великой актрисой, трагически погибшей в родах - а в ответ получала лишь новую порцию яда.

Сперва Варя решилась запереться в стоическом молчании, презирая гонительниц и затыкая пальцами уши. Но новые умелые издевательства каждый раз выводили ее из себя.

Злополучную фотографию девушка изорвала в клочки, ворвалась в класс и швырнула при всех в лицо главной мучительнице. Ребровская лишь надменно приподняла изогнутую бровь, и, усмехаясь, заявила, дескать, чего еще ожидать от столь подозрительной особы сомнительного происхождения. Переполненная бессилием и гневом, Варя плюнула Зинаиде прямо в бесстыжие глаза, попав, правда, всего лишь на блузку, и выкрикнула тысячу разных гадостей. Еще быть чуть - и они вцепились бы друг другу в волосы, причем Варя, конечно, было бы жестоко избита и опозорена еще сильнее, но безобразную сцену, по счастью, прервала Елена Кардовна Лундстрём, зашедшая в класс.

Скандал прекратился, все рассыпались по местам, но Елена после отозвала рыдающую Варю, завела к себе, отпоила чаем и через отнекивания вызнала большую часть истории.

Вероятно, она донесла директрисе, а та связалась с родителями гимназисток - ведь правление не могло себе позволить, чтобы одну из полезных учениц, чей отец щедро жертвует в попечительский фонд, впутали в в скандал.

Так или иначе, но открытых выходок стало меньше, остались по большей части шепотки и гнетущее молчание, встречавшее Варю в классе вместо приветствия.

Варя огрызалась, замыкалась в себе и часто вместо урока сидела, уставившись пустым взглядом в парту, за что получала замечания в невнимательности и новую порцию хихиканья. Успеваемость стала снижаться, и Варя совсем было скатилась в худшие ученицы, но чудесная Елена Карловна, с которой установились доверительные отношения, призвала Дмитриеву к себе и задала ей трепку, сыграв на семейной гордости и репутации отца.

Воспряв несколько духом, Варя решилась доказать, что она - лучше и умнее всех, и стала грызь гранит науки тем яростней, чем сильней душила ее обида и несправедливость.

И вот так кстати явилась Гертруда Эдуардовна, как источник знаний, глоток свежего воздуха и современная самостоятельная женщина, достойная всяческого уважения.

Варя, разумеется, в нее немедленно влюбилась, стала пытаться неумело подражать, подхватывать у ней словечки и манеры.
Получалось пока не очень хорошо, особенно имя учительницы с этими спотыкающими раскатистыми р-р-р во французском вызывало затруднения, но девушка не сдавалась.

В кои-то веки у нее появилась взрослая подруга! То есть, Варя верила, что Гертруда таковой станет, а пока изо всех сил стремилась угодить учительнице, буквально заглядывая ей в рот.

И чем больше Варя восхищалась Гертрудой, тем сложней было не теряться и не алеть ушами, подыскивая ответ на каверзные вопросы.

Сегодняшний вопрос был как раз таким - правильный ответ в книжке не прочтешь, не заучишь, а в рассуждениях и риторике Варя никогда не была сильна.

Поколебавшись, она начала на английском, заикаясь, путая слова, вставляя лишние артикли и выстраивая предложения попроще:

- War cannot be good. She... it is terrible and scares to me... scares me. People die, soldiers die, entire families suffer. It’s terrible that the guns ruin the factories and the shipyards. It’s awful when they shoot at wives and the childs... childrens to ... - тут Варя сбилась, забыла слова и, краснея, перешла на русский. - ... чтобы заставить мужчин покориться. Война внутри страны хуже всего. Страшные вещи рассказывают, как жандармы и городовые добивали раненых рабочих и творили непотребства. Как так можно! Это же наша страна, наши рабочие, о них надо печься и заботиться, чтобы им хорошо жилось!

Варя вошла в азарт, увлеклась, но сделала паузу, взглянув на Гертруду. Ей было важно увидеть - как та реагирует. Не щурит ли недовольно глаз, не поджимает ли сурово губы.

Это было обычное утро, такое же, как сотни других.

Томное гудение органа на утренней службе в Храме Панарии привычно воспевало утреннюю зарю, вразливающуюся над Каладоном.

Торопящиеся по своим делам граждане Соединенного кололевства хрипло бранились под окнами, ругая очередной рабочий день.

Бодрые извозчики вскрикивали и залихватски щелкали кнутами, погоняя лошадей.

На пристани то и дело взревывали корабельные гудки, звонили рынды, галдели матросы, бранились грузчики, яростно костерили кого-то капитаны.

Молочник со своим бидоном на ослике уже тащился, развозя хозяюшам молоко и свежий творог.

Мальчишки-разносчики орали, размахивая пачками газет:

- НОВЫЕ НОВОСТИ! СПЕШИТЕ ПРОЧЕСТЬ! ТАИНСТВЕННОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ!

А солидным подписчикам почтальон разносили те же самые газеты прямиком на дом.

И в почтовый ящик господина Фолкнера мягко упала свежая пресса.

На первой же странице кричащим шрифтом значилось:

ПРОПАЛ ЖУРНАЛИСТ!!!

Леди уже загорелась идеей, теперь ее остановить могло бы только тугое пеленание с шокотерапией, да и то не факт.

Впрочем, Леди пока не делали инсулин, или что там сестры припасают для "особенных детей". Но легенды гласили, что тот, кто вышел из шоковой палаты своими ногами, а не на каталке, обретает сверхъестесвенные способности. Леди хотела бы обрести могущество. Она, правда, еще не решила, чего бы хотела больше. Летать? Проникать сквозь стены? А может, управлять водой? Столько всего можно придумать... Пожалуй. "Странно, - подумалось ей вдруг, - почему..."
Надо будет спросить у Мартышки. Потом.

Сейчас важен колодец. Но надо набраться сил перед походом. Глупо будет, если тебя скрутит колика в животе, и вместо приключения ты отправишься в клистирную.

Леди с трудом затолкала в себя немного каши, почавкала ею и сглотнула скользкий ком. Пожалуй, благодаря сметане, каша лучше проскакивает в глотку и не так застревает в пути. Ладно, будем считать, что это выход. Леди вбухала всюсметану в кашу, перемешала ее со всей старательностью и с решительным видом героя, идущего на подвиг, начала это заглатывать, стараясь как можно меньше соприкасаться языком с этими мерзкими комками, имеющими наглость именовать себя пищей.

Впихнув в себя столько, сколько смогла, Леди запила это все останками какао и зажевала хлебом, чтобы смыть воспоминание о вкусе.

- Да, давай, - кивнула она Мартышке. - Надо все обсудить. Ты умница, правильно.

- Так что, кто идет? - Леди не собиралась дать всем разползтись по норам. - Пухлый! Ты ведь знаешь, как туда попасть? Так, стой, сейчас не отвечай. Давай на лужайку, там нормально. Сорока. Дубина. - Она требовательно толкнула взглядом каждого. На лужайке через... - она хотела сказать - десять минут, но передумала. - Прямо сейчас.

— Твою мать! — сквозь зубы прошипела Луиза и слетела вниз. — Сэм! — рывок выдвижного ящичка. — За нами жирный хвост.— Тонкие кожаные перчатки без пальцев натянуты на руки. — Бэтээр, три багги, десяток байков. — Тяжелый ракетный гранатомёт повис на правом плече. — Держи пушку поближе и готовься лавировать между пулями. — Запасные заряды, дорогущие, как хер знает что, но не дороже жизни. — Можешь заклинить педали и рулить левой ногой. — Бутылка воды с собой и стрелой вверх по лестнице.

— Ну, красотка, покажи, что ты умеешь, — Луиза пристроила ракетницу поудобнее и тщательно выловила в прицел броневик. — Бэтээр птица гордая, - процедила, вдавливая гашетку. - Пока не пнешь... С-суки

Кровь?
Леди вздрогнула от неожиданности, резко обернулась к Мартышке. Что это она говорит? Но та сразу отвела глаза и начала прятать кровь за словами, через которые все равно просвечивало это тёмно-алое густое слово.

Леди сдвинула брови, раздумывая, и не сразу заметила, что саднит палец. Когда она его ободрала? Когда дернулась на слово "кровь"? Она покосилась на подругу, которая как раз намывалась с особым тщанием, и спрятала набухший рубиновыми каплями палец. Она знала, Мартышка, она откуда-то знала. Она просто не знала, что именно знает, но вот ведь оно - доказательство, стекает по пальцу, собираясь лужицей в ладони.

Пока Мартышка была увлечена мытьем, Леди подкатила к дежурной сестре, которая каланчой торчала сбоку, бдительно следя за воспитанницами. Не приведи господь, они займутся в умывалке непотребством!
Убедившись, что накопленная в руке кровавая клякса выглядит убедительно, Леди предъявила травму сестре, обойдясь для разнообразия без страданий и восклицаний. Не хотелось пугать Мартышку, пусть не заметит, пусть не обратит внимания. Ну, ссадина и ссадина, ее "кровь в воде" совсем и ни при чем может быть.

Изображая стоическое страдание, Леди заверила сестру, что не стоит беспокоиться, всего немного ржавчины в ране, и вовсе не нужно обрабатывать, нет, пожалуйста, не нужно ЗЕЛЕНКИ!

И, конечно, пузырек зеленки был немедленно извлечен на свет. Изрядный такой пузырь, из которого отлично можно было отлить себе для нужд. Только сказать сестре, что там ТОЧНО НЕТ ЗАНОЗЫ, и не надо идти за пинцетом и лупой.

Это приключение продлилось до самого завтрака, но в столовку Леди гордо вкатила не позже других. Она не забыла про кровь, разумеется - и это нашло свое продолжение.

Определенно, это знак. Поковырявшись в каше, Леди сморщила нос и заявила ближайшей сестре, что этим нельзя кормить даже свиней - отощают от поноса. Зато очень хорошо подойдет для крыс - передохнут, как от яда.

Разумеется, сестра сердито зашипела на неё и велела есть и не строить из себя принцессу. Леди посмотрела на сестру кротким взглядом больших глаз и, страдальчески вздохнув, начала модифицировать пшенку.

Сначала она смазала ее сметаной. Потом полила немного какао. Поковырялась снова. Перемешала. Посолила. Рискнула попробовать.

- Лучше не стало, - резюмировала Леди всем, кто соглашался смотреть за ее экспериментами. - А хуже оно стать уже не может.

- А знаете, - она вдруг прервала леденящие душу разговоры. - Я сегодня сестру Клаудию назвала КЛАРОЙ. Я думала, она прокиснет от злости - так она позеленела. Скажи, Мартышка? Давайте ее доконаем? Интересно, она поверит, что она КЛАРА, если все так ее начнут называть?

И сразу же, почти без перехода. Ну, как всегда:

- Надо пойти на разведку и найти этот колодец. Не слабо? - Леди задорно окинула всех взглядом, в котором светились вызов и любопытство. - Сестра, дайте же Дубине вилку, в конце концов, - почти приказным тоном велела тут же, поскольку была опасность, что сестра прислушивается. Надо ее переключить. - Не сунет же он ее в розетку, в конце концов! Пусть поест человек по-человечески хотя бы!

Стоило сестре с воплями удалиться, как Мартышка выпустила "Капусту".
Ух, как выпустила! По-настоящему, швырнула ей вслед, злую, зеленую шипящую - прямо как сгусток самой сестры Клаудии.

- Аахххахахи, - Леди не сдержалась тоже. Разозленная Капуста, которая не смогла плюнуть своей злостью, теперь будет пузыриться ею весь день и совершать глупости, станет опять посмешищем для всего Дома. Радость ведь? Радость. Настроение немедленно поднялось на пару градусов. Доводить сестер было рискованным развлечением, но иногда так трудно, почти невозможно себя сдержать.

И вообще. Леди - она сильная, несмотря на то, что хрупкая и поломанная. Она знает это, так же, как знает, что Мартышка может очень, очень расстроиться. Когда Мартышка расстраивается - это как будто весь мир плачет. Это просто невозможно, видеть такую грусть, но сестры не понимают. Да откуда им понять, они ангела в упор не видят. Крыльев ее прозрачных мерцающих не видят. По правде, Леди тоже не всегда их видит, но всегда знает, что они есть. Робкие, свернутые в тугой комок, стеснительно зажатые - но они у неё есть. У Мартышки.

- Поехали, с ветерком! - азартно вскричала она, когда соседка взяла разгон, как на автогонках мира. И с гиканьем промчалась мимо мальчишек, махая им из кареты импровизированным платочком. Надо не забыть рассказать всем про КЛАРУ.

В умывалке Леди половину времени просто изучала себя в пятнистом зеркале, придумывая, как стащить у сестер флакончик зеленки, а то и синьки, чтоб подкрасить пару прядей и нарисовать себе вот тут, на щеке, цветок. Или бабочку. Или на шее.

И, разумеется, всем девчонкам, которые готовы были слушать, она рассказала, что назвала Капусту сестрой КЛАРОЙ. Если хотя бы пара человек повторит этой курице, что она КЛАРА, то мы ей к утру мозги вскипятим. А если еще мальчишки подключатся!

Леди еще утыкала нос в подушку, жмурила глаза, уматывала голову одеялом, изо всех сил пытаясь удержать сон. Такой славный, ну же, еще немножечко!

Но пляшущая парочка неумолимо бледнела, море расплывалось, музыка исчезала в звуках начавшегося утра. Эх, мать твою. Она сердито зарычала в подушку, возмущаясь несправедливостью бытия. В некоторые дни ей вообще просыпаться не хотелось — а, если честно, то почти всегда. Даже в плохом сне ей было лучше, чем...
Просто лучше.
Вот так вот.

Сдавшись, оно высунула нос из кучи-малы, что наворотила на себя — и ничего не увидела, потому что надо было еще волосы с лица убрать.

Мартышка — тихий ангел — уже тут как тут. Как она умудряется? Ты еще только продираешь глаза, а она уже начищенная, аккуратная, свежеумытая и готовая помочь. И не ноет, как некоторые. Леди скосила глаза из-под взлохмаченной челки и выпростала руку, откидывая пряди с лица.

— Хкк-кх, — прокашлялась. — Привет! Да, помоги мне подняться. Ты что, чихаешь? Простыла?

Леди принимала помощь так же просто и естественно, как Мартышка её предлагала. Каждый раз "спасибо" — в Доме не котировалось. Во-первых, глупо выглядит, во-вторых, подчеркивает всякие сложности, в-третьих, надоедает до тошноты, в-четвертых, некоторые и говорить не могут, а в-самых-главных, спасибами пользуются сестры. И тычут ими, сухими и казенными, тебе прямо в лицо, довольно противно. Значит, среди воспитанников этого лучше избегать.

Но, конечно, если тебе оказали прямо УСЛУГУ, то, конечно, надо уметь быть благодарным. Конечно. Разумеется. Но это сама Леди так считала. Кто-то, может, и не согласен, но личные тараканы — личное дело каждого. Их надо уважать, беречь и не пугать, чтобы не взбесились, а то налетят сестры, нашпигуют дуразином — и приветики.

"Готов!" - смело сказал Бенсон, и тут же над его головой сгустились тучи, как бы это странно не выглядело в подземелье. Что-то глухо пророкотало под низким потолком, но молния, к счастью, не сверкнула.

То ли мощи не хватило, то ли гнев был не слишком силен. То ли эти тучи вообще были обыденным явлением погоды в данной напичканной магией местности.

А то, что местность была действительно наполнена магией - не подлежало сомнению. По крайней мере, полуогры, не чуждые этому искусству, ощущали нежное покалывание в коже - даже Рок, несмотря на каменное покрытие. А самый внимательный и аналитический ум распознал бы источник силы в одной из комнат, где клубился мини-бассейн чистой энергии. Рок в своих путешествиях по коридорам проходил мимо этого помещения, но разумно не стал в него заходить.

Тем временем, эльфийка почти совсем освоилась с компанией, по крайней мере, культурные речи Скалы ей явно пришлись по нраву.

- Куда вы собрались выдвигаться, господа? - поинтересовалась она. - К Госпоже? АХ! - её глаза вспыхнули пониманием. - Вы же несли ей завтрак!

Она с сомнением посмотрела на поднос со всем его невероятно сочетающимся содержимым.

- Вы уверены, что хотите отнести ей это? Если уверены, то я проведу... то есть, пропущу вас.

Определенно, она не очень хотела присутствовать при этой трапезе.

Это был не очень удачный день для Валетт. Судя по всему.

Она уже было успела облегченно вздохнуть, решив, что худшее - позади. Мёртвые - мертвы. Ведьма улетучилась. Аурелия пришла в себя и благополучно связана. Они, цвет знати и надежды Ниссалона и окрестностей, пробудились и готовы к свершениям. Совершенно ясно, что им уготована великая судьба спасителей королевства, и Валетт уже примерила на себя подходящий к случаю наряд - охотничий костюм в изумрудных тонах, обшитый витым золотым кантом. Графине Леоторис она предложила костюм для верховой езды - не менее элегантный, но в жемчужно-голубых оттенках, что изумительно шло к волосам графини.

Принцесса была успешно устроена на обширной кровати. Правда, Антарес, паскудник, спал без задних лап, бедный пёсик. Видимо, ждал-ждал хозяйку, бедняга, устал. С тоски забрался в кровать, где витал родной запах. Да там его и застало заклятье ведьмы. Хотя, Валетт подозревала, что мохнатый любимец частенько облюбовывал её кресла и диваны для отдыха. А если без утайки, то Антарес регулярно бывал застигнут на месте преступления, частенько даже со здоровенной костью в зубах. Но за верность, преданность, исключительную разумность и своевременную свирепость псу прощались эти мелочи.

Валетт не устраивала долгих сборов, понимая, что поход - не бал, прихорашиваться нет времени. Поэтому она в первую очередь отперла соколиную клетку и распахнула окно.

Оставалось обложить принцессу подушками и вытащить волкодава из комнаты. Схватив кучу подушек, Валетт принялась распределять их вокруг принцессы, чтобы та не вздумала упасть на твёрдый пол и расшибиться.

И вот как раз в этот неподходящий момент всё и случилось.

То, что сделало день не очень удачным.

Валетт, против обыкновения, была несколько растеряна из-за всего происходящего, так что всё время опаздывала вставить слово. И каждый раз так досадно получалось - что вот только что слово было уместно, но после мига промедления уже и не стоит говорить.

Фрейлина была раздражена этой своей нерасторопностью и ругала себя отчаянными словами - и надо же вот, опять упустила удобный момент ввязаться в разговор.

Но тем не менее, она успела представиться молодому герцогу и, не сумев противостоять его неотразимому взгляду, понимающе кивнуть, согласившись присмотреть за звездочётской дочкой. И, конечно, ей было приятно, что он - он один! - оценил найденный тайный ход. И, разумеется, она согласилась идти вместе со всеми вслед за принце... королевой, ах, она же не коронована, за Лиодамией - ведь чья она фрейлина? Правильно, значит, надо следовать за августейшей персоной. По крайней мере, сейчас.

А уж когда два молодых наследника начали ссориться, Валетт и вовсе смутилась. Все наперебой начали их успокаивать, взывать к их благородству и долгу. Даже шут решил в своём амплуа разрядить обстановку.

Шут! Да он все-таки красавчик, как не крути. Почти так же хорош как герцог, да ко всему еще и весельчак. Валетт восторженно зааплодировала песенке, весело рассмеявшись. Она даже вынула из прически засушенный цветок и бросила шуту. Ах, как жаль, что приличия не позволяют уделить Арчи...бальду больше внимания.

- Господа, господа! - воспрянув духом, решила внести свою лепту в общую сумятицу и Валетт. - Я вижу, у вас много претензий друг к другу! Но вы же не будете разрешать их поединком прямо сейчас? Ведь у вас на попечении столько дам, - девушка кокетливо хлопнула ресницами и изящным жестом указала на столпившихся юных леди. - Мы пропадем без ваших мудрых решений и сильных шпаг! Я прошу вас, я умоляю, оставьте до времени споры! В конце концов, после того, как всё благополучно разрешится, вы сможете вернуться к этому... если захотите! Ах да, и у нас просто нет столько секундантов! так что ни дуэльный кодекс, ни наши, - Валетт опять указала жестом на всех дам, - прекрасные глаза не могут вам позволить ссориться и дальше! давайте лучше переправим принце... Её Выс... прекрасную Лиодамию в какую-то комнату, например даже в мою! Она там будет под охраной самого верного пса в мире!

А ведь и верно! Что её питомцы? Живы ли? Спят ли? Антарес, громадный волкодав, прекрасно знал Лиодамию и не причинил бы ей вреда. Хотя пса стоило все же забрать с собой, если он в порядке.

Это, конечно, было ужасно неприлично - все эти поцелуи. И негодование Валетт было вдвойне искренним, особенно после того, как молодой герцог сказал ужасную двусмысленность. "На моём месте так поступил бы каждый!" - Что это?! оскорбление или комплимент? Он хотел сказать, что красавица столь прекрасна, что все теряют голову при её виде, или она столь доступна? Нет-нет, это чересчур, и наследник Вертранский заслужил суровую отповедь. И фрейлина уже открыла рот, но сказала лишь:

- Да, конечно. Я присмотрю за леди, - и сделала лёгкий реверанс. Его взгляд в глаза был так мил, что невозможно было говорить ему сейчас разные гадости. Тем более, что Элоизе было и впрямь худо.

Валетт немного помнила Элоизу фон Визен. И понимала, что удар оказался в самом деле чересчур силён.

- Кровь, боже мой! Надо приложить что-то холодное! И перевязать рану! - Валетт наконец-то нашла, куда деть свою энергию.

Выглядывая поминутно за гобелен, она разыскала в каморке шута чистую ткань - то ли платок, то ли пышный галстук - смочила её найденным тут же белым вином ("От красного ужасные винные пятна, испортят всё платье! Никогда не пейте красное!"), и, как сумела, смыла кровь с затылка девушки, приложив напоследок смоченную ткань к ране и велев так держать. Всё это время Валетт болтала, не умолкая:

- Элоиза, конечно, я вас помню. Обопритесь на меня, вам тяжело стоять, верно? Вы тоже меня должны вспомнить - мы хорошо знакомы, виделись не раз при дворе, я Валетт Мариньи, фрейлина принцессы... прин... Ах! - Валетт вскрикнула, прикрыв рот ладонью и вытаращив глаза. - Ко-Ро-Ле-Вы! - ее голос сорвался в страшный шёпот. - Представляете, такой ужас, такой ужас, дочь звездочёта убила короля! Просто ножом, как кабана на охоте! Теперь наша принцесса - королева. Как все запуталось! Зато - о, смотрите! Мертвецы больше не опасны. О, слава богу! Можно выйти, наконец, отсюда!

Действительно, всё запуталось. Принцесса теперь - королева. Спящая. Тот, кто сочетается с ней браком - будет править. Регент или принц-консорт? А если они передерутся за спящую невесту и все умрут?

- Кто-то должен провести коронацию Её величества, - высказалась Валетт, как только они с Элоизой добрались до всех. - Надо захватить символы власти и провести церемонию как можно скорее, только не здесь, умоляю вас! - Она зажимала нос платком, но вонь просачивалась всё сильнее. И когда уже непосредственной опасности не было, Валетт всерьёз опасалась, что потеряет сознание.

Ужасающие признания дочери звездочёта тоже требовали внимания, но фрейлина плохо представляла, что с этим можно было бы сделать. Проще было бы казнить её, пока та не обрела силу и не совершила что-то ужасное... ещё что-то ужасное. Но, с другой стороны, Вертран прав - дух ведьмы может перелететь в кого-то другого, и Валетт не хотелось бы оказаться этим кем-то. Наверное, безопаснее знать, где сидит ведьма и присматривать за нею.

- Может, её связать? - робко предложила фрейлина и торопливо прибавила, покосившись на воинственного герцога. - Для её же безопасности и спокойствия. Ведь девушка не захочет совершить что-то плохое снова, ведь правда? И - господа, тот проход, - девушка указала за гобелен, - ведёт сразу во двор через кладовку. Не надо блуждать коридорами дворца. Пойдёмте же!

- Какие все дураки! - Валетт, чуть не в слезах, отчаянно топнула ногой.

Она тут старается, она ход открыла тайный, всех спасает, а они... Они... Неблагодарные и глупые, они метались по бальной зале, принц тащил принцессу куда-то через уже закрытый вход, шут с одной из девушек толклись в дальнем конце, кто-то с кем-то рубился.

И только молодой герцог Вертранский сообразил тащить одну из девушек к каморке. Они что, всех спящих сюда тащить собрались? Да пусть себе спят, это же сколько народу, не перетаскать! Пусть слуги займутся, наконец! А тут еще эта сумасшедшая дочь звездочёта. Мало ли, кого еще решит порешить ("Хаха, каламбурчик, надо запомнить, вдруг подвернется удачный повод его вставить") эта обезумевшая фурия?!

Нет-нет, надо скорее спасаться отсюда, вот только спасаться в одиночестве Валетт было еще страшнее, чем оставаться тут. Кто знает, что подстерегает их там! Нет-нет, надо спасаться скорее, но как можно безопаснее, лучше бы, чтобы кто-то из молодых людей - а еще лучше все молодые люди ("Да-да, они все довольно милы") - был бы рядом на всякий случай.

К счастью, нашелся хотя бы один, который направлялся сюда.

- Сюда, сюда! - торопливо твердила Валетт, подгоняя герцога. - Наконец-то! - с облегчением она перевела дух, стоило тому пересечь порог каморки.

Все шло уже довольно неплохо, герцог решился наконец опустить свою ношу - вероятно, подумал, что в каморке спящая будет в безопасности.

И тут - прямо тут, прямо сейчас, прямо на глазах у изумленной до онемения Валетт - Вертран вдруг впился в губы спасаемой девушки страстным поцелуем. Нет-нет ("Опять нет-нет, я совсем запуталась"), так нельзя!

У фрейлины перехватило дух от негодования. Какая непристойность! Она так и сказала герцогу, как только к ней вернулся дар речи:

- Как вы можете! Это же... Воспользоваться беспомощностью дамы! Это же... Прекратите немедленно! - она сердито дернула Вертрана за рукав, забыв от волнения добавить "Ваша светлость" - Оставьте её немедленно! Какая пошлая бестактность!

Это действительно было ужасно, неуместно, неприлично и...(если совсем честно, но никто не узнает, ни за что!) немного обидно. Она всех спасает, а целуют каких-то спящих!

У Валетт даже дух захватило. Она на какой-то миг чуть не забыла про всю эту катавасию с жутким ведьминским проклятием. Настоящий потайной ход! Не та черная лестница для слуг, полузабытая и заставленная всяким хламом, что имелась в родовом поместье Мариньи и служила местом для игр в секретные интриги. Нет, настоящий потайной ход! Разумеется, она тогда не ошиблась, она же не дурочка какая-то! Но девушка боялась, что вход не откроется, и выйдет несуразица. Но всё отлично сработало! Она сунула голову внутрь, убедилась, что там, как и ожидалось, пахнет кладовой - то есть, копчеными окороками, сыром, патокой и вином. "Ай да я!" - скромно подумала Валетт и обернулась - Арчибальду нужно помочь? Но шута уже и след простыл.

Девушка пожала плечами - не бегать же ей за шутом, в конце концов. Да и не очень-то он интересен. И не знатного рода. Так, посмеяться с его выходок иногда да дернуть за бубенчики. Ну его, в самом деле. Что это на неё накатило? Наверное, переволновалась.

Валетт поколебалась - с одной стороны, хотелось уже бежать в этот подземный ход подальше от ужасов бальной залы. С другой стороны, кто знает, что творится снаружи. Одной там не хотелось оказаться. Надо позвать всех, кто на ногах и не мертв. С этой мыслью она выглянула из-за гобелена, увидела царящий в зале хаос. Принц куда-то тащил принцессу, дочь звездочета... О боже! Валетт отчаянно завизжала, увидев, как эта девушка убивает короля. Аурелия, пусть странноватая и диковатая, но это же само собой разумеется, какой ей еще быть с её-то происхождением - но она казалась вполне обыкновенной девушкой. Как можно вот так взять и перерезать горло королю, как дикому кабану или оленю. Фу! Если бы в зале было не так отвратительно, Валетт наверняка бы упала в обморок. Но сейчас обморок был некстати, и потому она закричала как можно громче:

- Господа! Господа! Тут есть проход! Скорее все сюда!

Валетт мигом влетела в каморку шута, едва успев понять, что что-то в ней шумно рухнуло.

Это тут было, тут! Она прекрасно помнит, боже, разве такое забудешь!
О, ну то есть она, конечно, забыла, и скорей откусит себе язык, чем скажет кому-нибудь, что видела... кому-нибудь ещё, кроме... да она вообще ничего никому! никогда! Господи, она чуть не умерла тогда от страха!

А так всё хорошо начиналось... У принцессы играли в карты. Проигравшие должны были целоваться. Это была бесподобная затея! Было так интригующе проиграть вовремя, чтобы оказаться в комнате поцелуев с тем, кем надо. Удавалось не всегда, так что не все поцелуи оказались душистыми и приятными. Господин Флеммель, невесть как затесавшийся на эту игру скучный сорокалетний старик, пах селёдкой. Барон Торч, молодой забияка из провинции, был грубоват, неловок и обдавал шлейфом портвейна, от которого кружилась голова. Но парочку поцелуев стоило повторить. И, когда уже почти все разошлись, то Валетт, повинуясь лёгкому, но очень прозрачному намеку шёпотом на зардевшееся ушко, незаметно отделилась от остальных фрейлин и тайком нырнула в комнатку шута - она знала, да все знали, что в этот час шут с помощником развлекает поздний ужин у короля. Гогот стоял на весь дворец, так что можно было не опасаться нежданных помех. И вот, когда Валет, замирая от предвкушения и лёгкой нервической дрожи, ждала одного из приятственных кавалеров, вдруг послышался какой-то шорох. Испугавшись быть застигнутой, Валетт вжалась в стену, зарывшись в висящие на крюках костюмы шута. Она было подумала, что раз шаги раздаются в бальной зале - то кто-то пройдет мимо либо, если это участник её маленькой шалости, зайдёт и позовёт её. Но всё оказалось совсем не так. Она с ужасом узнала голос Его Величества и его тяжёлый уверенный шаг. Он что-то говорил, но Валетт со страху не поняла, о чём. С ним был ещё кто-то, закутанный в тёмный плащ и сгорбленный. Нельзя было понять, мужчина это или женщина и какого возраста - фигура была полностью скрыта широкими складками плаща, а отвечал спутник короля односложным невнятным гмыканьем.

Сейчас, сейчас они пройдут мимо, им нечего тут делать - успокаивала себя фрейлина, а сердчишко её прямо выскакивало из груди. Каково же ей было, когда эта парочка вошла прямо в каморку, где она пряталась! Валетт едва не вскрикнула. Чтобы не издать ни звука и не быть обнаруженной, она закусила вонючий рукав шутовского одеяния и затаила дыхание. Что они тут забыли?! Девушка не могла отвести глаз от неожиданных визитеров, в ужасе придумывая, что она будет врать, если ее застигнут.

Как глупо! Вроде бы и ничего плохого не совершила, и чувствуешь себя преступницей. Она уже было решила, что умрёт на месте, когда её обнаружат, как услышала, что король прощается со своим собеседником:

- Отлично, надеюсь, увидимся не скоро (или скоро? Валетт с перепугу не была уверена, что правильно расслышала). Проход ведет в известную тебе кладовую, из которой выход наружу. Ты знаешь, - буркнул король и взялся рукой за канделябр на каминной решётке, повернул его и... что-то где-то сдвинулось, будто шкаф или камень, а Его Величество махнул рукой - иди, дескать. Его собеседник коротко снова гмыкнул и нырнул в камин. Король несколько мгновений слушал удаляющийся шорох, потом повернул канделябр обратно и, шумно вздохнув, вышел.

Фрейлина к тому времени была уже ни жива, ни мертва. Ей уже не хотелось никаких поцелуев. Да и вкус одежды Огурчика противно отдавался во рту. Как только шаги Его Величества затихли, Валетт опрометью выскочила из шутовской каморки и помчалась к себе, а там долго дышала у распахнутого окна и то и дело подносила к носу флакон нюхательной соли. Приходил ли её кавалер на несостоявшееся свидание - она так и не узнала. Не осмелилась спросить даже намёком, а сам он вёл себя как обычно, тоже ничего не говоря.

И, конечно, как только стало ясно, что нужно убегать из опасной залы со всех ног, фрейлина подумала об этом проходе. Влетев в каморку, она едва не споткнулась о молодого шута.

- Арч-ч-чи..! Что вы здесь... Ох. - она обнаружила рядом мёртвое тело и умолкла на миг. - Арчибальд, вставайте немедленно! - она ещё не приучилась всегда "тыкать" ученику шута. - Мертвецы оживают и нападают! Надо бежать! да вставайте же! - на Валетт неожиданно и совершенно неуместно накатило то предвкушение, что она испытала тогда, ожидая кавалера. И помощник шута... ("ах!")... так трогательно распростёрт на полу. И запах лаванды, столь прельстительный... ("м-м-м!")... что невозможно, совершенно невозможно удержаться, чтобы не коснуться...

Глаза Валетт подёрнулись поволокой и она - неожиданно для себя - томно вздохнула, решив, что надо срочно, немедленно поддержать ему голову, ведь он наверняка ушибся.

- Как вы себя чувствуете, Арчи... бальд, - она запиналась, чувствуя, как заливается краской.

"Нет, что я творю, не время! Надо немедля бежать! Да и вообще!" - сумбурно пронеслось у неё в голове, и она отстранилась, успев всё же коснуться шута ладонью - и это место теперь предательски горело, требуя ещё и ещё прикосновений.

- Вставайте же! - Валетт, всё ещё на коленях, убрала руки за спину, подальше от соблазна. - Открывайте проход, ну же! Ах, ладно, я сама!

И, вскочив ("Как удачно, не нужно ни в чем оправдываться, вполне хорошая причина, и я ничего такого..."), потянулась к тому самому канделябру, стараясь его повернуть.

Стиснув зубы, сжав кулаки до хруста Фелиция следила за боем мертвого сеньора и герцога. Увы, следить пришлось недолго. Резкий взмах меча, и командор - её командор, рыцарей Хранителей Рассвета, для неё нет другого лорда - командор пал.

От такой дуэли мороз продирал по коже. А безвестный труп издевательски склонил голову - типа, следующих подзывает. Скотина дохлая. Да тебе уже пора мирно гнить, червей кормить, а он все мечами машет. Не дело это. И будто что-то пихнуло наемницу в спину - ожидания ли товарищей, распоряжение ли командующего, или последние слова герцога, что были обращены именно к ней. Или это был ее собственный шаг, который она сделала. Или это "Рассвет" дал ей толчок. А кто его разберет, наверное, все вместе сложилось в неодолимую силу, заставившую бывшую крестьянку ступить в дуэльный круг.

Она не чувствовала какой-то особой чести - скрестить мечи с мертвецом невелика радость. Ясно, что это какой-то важный мертвец, торчит за троном всю дорогу. Ишь, разважничался, что ему и в могилу не по чину теперь идти. Так она ему и сказала. Прямо, как думала.

- Не знаю, кто ты есть за важная персона, сиятельный мертвый господин, - наёмница перехватила поудобней копьё, помахав им перед носом скелета. - Но видать, птица не из последних. Я, леди Фелиция Храбрая, рыцарь ордена Хранителей Рассвета готова принять твой вызов и отправить тебя на заслуженный покой. - Она гордо стукнула копьём, подтверждая свои слова. - Пора и честь знать, ваша милость. Природой повелено умершим в могиле лежать, а не топтать белый свет. Так я готова тебя с почестями сопроводить на упокоение.

О, мать могла бы быть там, да. И брат тоже. Мог бы, кто знает, как сложилась его судьбинушка.
Но вот закавыка-неувязочка.
Подлая Тьма подсовывала ей картинку матери совсем другую. Не ту, какой она была раньше. И не ту, какой Храбрая её запомнила в последние дни - запомнила, да старалась не вспоминать, уж больно противно. Да и не мать то уже была. Тьма поглотила её душу.

Так мало того, эта Тьма Тьмущая, она еще и отца приплела. Вот уж враки так враки! Кинжалы согревали наёмнице душу и подстегивали не сдаваться уже не один год. Отец не был поглощен. Он пал честной смертью воина, и продолжал свою битву и посейчас. Гордость наёмницы - костяные ножи, что не знают промаха, тому порукой.

Если придётся, она не дрогнет. Кинжалом из кости отца она убьёт то, что притворяется матерью.

Вот так вот, Тьма. Хрен тебе без масла, ясно?

Храбрая сцепила зубы и отвернулась.
Не для того она несет копьё, священное и мощное орудие.
Не для того вопреки всему посвящена в рыцари!
Не бывать тому!
Хрен!
Без масла!
Ясно??

Чо зажал монеты в свой огромной лапище и ободряюще хмыкнул:

- Хорошо делить.

Как у него обстояли дела со сложением - неизвестно, но, судя по всему, он счел дележ вполне удовлетворительным.

Экскурсия по городу оказалась довольно познавательной и не лишенной приятности.

Во-первых, люди.
Население Каладона радовало глаз своей респектабельностью и зажиточностью. Разумеется, не все поголовно сияли бриллиантовыми запонками и жемчужным ожерельями, но относительно того же умирающего в нищете Дернхольма горожане выглядели сытыми, довольными и хорошо одетыми. Но, к некоторому сожалению, и хорошо осведомленными о необходимости ь беречь добро, нажитое честным трудом. Многие, как и стоило ожидать, носили с собой оружие - и холодное, и, судя по оттопыривающимся карманам и горбатящим фигуры кобурам, огнестрельное.

Все расы были достойно представлены среди спешащих по своим делам (или лениво фланирующих без всяких дел) прохожих. Эльфов, к слову, встречалось намного больше, чем в Таранте. Наверняка этот факт объяснялся тем, что технология была в Арленде далеко не в таком же почете, как в пропитанном насквозь механизмами городе Бейтса.

Лавочки и магазинчики встречались на каждом шагу. Кузница, магериум, травники, портные, магазинчики популярных вещей, кабаки большие и малые. Вполне приличный, можно даже сказать, шикарный отель украшал собою центральную улицу города.

Главных достопримечательностей оказалось две. Это королевский дворец с шикарной придворцовой площадью, украшенной фонтанами, красиво подстриженными деревьями, скамеечками и красиво рассаженными на них дамами. Дамы обмахивались веерами, щебетали, строили глазки кавалерам и порхали туда-сюда. Пару кокетливых взглядов перепало и Джиму - видимо, опущенное забрало шлема подогревало любопытство барышень. И даже Чо удостоился милой улыбки одной леди, правда, довольно пожилой и подслеповатой.

Вторым необычным зрелищем оказался местный зоопарк. Какому-то сумасброду пришло в голову собрать в клетках диковинных животных со всего Арканума - и это действительно пользовалось популярностью. Вход, правда. был платный, но и через забор можно было заглянуть на жуткого вида монстров.

Особое внимание мистер Фитч уделил страже. Да, к сожалению, она имелась, причем стража явно хорошо обученная и достойно экипированная.

Пару раз Джим наблюдал, как блюстители порядка тащили за шиворот вора в участок или урезованивали дебошира. Незадачливый хулиган после увещевания стражников нуждался в хорошей медицинской помощи, и это ему еще явно повезло - за него вступилась ломающая руки супруга, умоляя не губить кормильца.

Добрался Джим и до дальних окраин города, обнаружив там цыганскую кибитку, вокруг которой сновали куры, а на солнышке валялся огромный черный котяра, лениво щуривший на полуорка желтые глаза.

В процессе освоения новых горизонтов Джим вместе с напарником ознакомились также с местным кладбищем, примыкающим к величественному храму Панарии. Священников в серых рясах в городе тоже было как блох на собаке. Причем, что характерно, священники явно были воинственными, судя по мускулистым рукам и ножнам, болтающимся у пояса.

В общем и целом, Каладон, вероятно, сулил интересные перспективы, особенно если обзавестись полезными знакомствами. И первым на очереди мог оказаться некий мистер Блэк, которого следовало искать в "Рыдающей луковице".

Джим во время своей прогулки уже видел этот ресторанчик - приличный, не бьющий в глаза помпезной роскошью. На ступеньках сидел, развалясь, полуэльф, держащий в одной руке мандолину, а в другой - кружку вина. Он весело перешучивался с привлекательной брюнеткой в нежно-сиреневом платье.

Фелиция, потрясенная, замерла у поверженной туши. Такая сила, Создатель! Мыслимо ли, могла ли она представить, что возможно подобное могущество! И герцог доверил ей такое... такая честь не то, что пользоваться этим оружием, не то, что касаться его, а даже взглянуть на него! С благоговением она преклонила колено и выдернула копъё Годрика, отсалютовав им всем своим товарищам.

На тварь ужасную перевела взгляд. Теперь, когда та была мертва и безопасна – можно было утолить своё любопытство, отдать дань омерзению и удивлению. "До чего дошло, надо же", – сокрушенно качала она головой. Этак нам тяжко придется, ведь чем дальше, тем хуже будут твари. Благословен его светлость, что взял с собою свое чудесное оружие.

— Не я спасла, – ответила проходившему мимо измученному Джону. – Это вот всё оно – могучее оружие. А тебе – благодарность моя и поклон низкий, – она склонилась в пояс перед наёмником. – Если б не ты, бежала бы я, как дура, прямо в эту прожорливую глотку. Ох, стыдно. Как глупо, за мороком побежала. Спасибо тебе, уберёг.

Храбрая увидела герцога – она искала его взглядом. Пока высматривала его светлость – увидела, как чародейки исцеляют раненых. Как возвращают Илль. Просияла – радость-то какая. Неугомонная все ж с нами. И тут же как ударило – она-то с нами. А барон, что меч пивом поил? А Георг? А Дебора? Укорила себя, что не смогла уберечь. И понимала, что не в силах её было что-то сделать, а виноватой себя чувствовала. Эх, если б не поддалась мороку, хоть Дебору бы удержала. А то и Георга. И сразу всплыло столько слов - хороших, добрых, что могла бы им сказать, но не сказала. От этого совсем в глазах защипало. Тяжко-то как. Горько.

А вон и герцог – факелы зажигает. Пошла к нему, смущаясь. Все же не привыкла она вот так запросто к владетельным аристократам подходить. Хоть тут и поход, и наравне он бьется, и ест из одного котла, а все ж таки неловко.

— Спасибо тебе, вашсветлость, что такое оружие мне доверил, – Фелиция благоговейно погладила древко копья. – С такой-то силою мы непременно тьму разгоним. Ух, оно как сверкануло, – не утерпела, задохнулась запоздалым восхищением. – Я будто живую молнию в руках держала - могучую, но послушную. Такой молнией порождения тьмы как косой косить можно! Я вот думаю, вашсветлость, – Храбрая замялась. Как сказать-то то, что тревожит, и не задеть чести дворянской. – В твоих-то руках, вашсветлость, Сила, небось, еще мощнее будет. Я-то что, я так. То ли крестьянка, то ли бой-баба. Боюсь чего напортить, не так сделать. Не слишком ли велика честь для меня? А вдруг не сдюжу? загоржусь? А ты, вашсветлость, потомок знатного рода. Кому и разить тварей, как не тебе, таким-то оружием. А? - и она протянула бесценный дар герцогу, покраснев до корней волос.

Фелиция брела, тяжело ступая и проверяя топь вырезанной слегой. Не копьём же тыкать в болото. Брела, подбадривая Дебору рассказами про старые времена. Подумать только! Это уже старые времена.

- Раньше-то леса были... Эх, не чета нынешнему темнолесью. Нет, конечно, и непроходимые буреломы случались. И сосны, сомкнувшие кроны так, что ни луча света не проникало. Но тот лес был живым. Да, как бы описать тебе... Вот входишь ты, к примеру, в дубраву. А она пахнет. Прелой листвой. Зеленью, разнотравьем. Грибами пахнет. И никакой тишины. Там пичуга свистит. Там дятел по стволу долдонит. Листва шебуршит, стволы поскрипывают. Солнышко сквозь ветки тебе лицо щекочет. Понимаешь, как бы это сказать... я не умею красиво рассказывать. Ну, когда лес живой, в нем всё звучит. И незаметно, а слышно, как травы растут и жучки под корой шастают. Ты не чуешь каждую травинку или каждого паучка, что плетёт свою сетку. Кажется, что травинка и паучок не издают звуков. Но на самом деле - издают. Только тихо-тихо. И все вместе эти звуки сливаются в лесной шёпот. Ты не задумываешься о нём, но он есть. И ты понимаешь это только тогда, когда лес умирает. Вот как сейчас. Нет жизни. Хотя... - она вгляделась в танцующие огни. - Постой! Там, кажется там я вижу ещё... Смотри, там! Живой лес! Там! Живой лес! Скорее туда!

- Мне нравится ход твоих мыслей, - Даяна предвкушающе повела бровью и на ходу нашла руку Джима, сжав на короткий миг его пальцы. От этой идеи её настроение стало менее ужасным. Возможно неустановленное начальство имеет шанс выжить при встрече в тёмном закоулке. - Чем бы его таким убедить? На прямой подкуп Макс не пойдёт, но нужны аргументы.

Капрал бодро вышагивала в направлении казармы, строя планы на увольнительную. Готовность - всё же не боевая тревога, бежать сломя башку не обязательно. По сторонам всё же смотрела внимательно - вдруг что-то подскажет причину сего безобразия.

Фелиции уже давно никто не делал подарков. Так давно, что она уж и не упомнит, когда и было что-то. В детстве, наверное. Да и то, не больно-то баловали крестьянских детей всякими погремушками и цацками. Вот, разве что когда отец с торгов возвращался, то вез что-то каждому. Отрез на платье, платок там яркий в цветах, сапожки справные, в каких не стыдно и замуж пойти. Но то когда было-то. И то - отец.

А тут вон, в один миг - и подарок от Светлячка. Да какой - имя. Красивое. Храбрая сначала несколько раз про себя его повторила, чтобы не сбиться и запомнить накрепко. Геруем ан Элфаен. Нет, ан Эльфаен. Эвелин проинесла - как будто музыкой пропела. Ан Эльфаен. Эльфаэн.

- Ґєруєм ан Єльфаєнн, - неуверенно повторила вслух, стараясь, чтоб звучало хоть наполовину так же певуче, как у Светлячка. Голос Фелиции вдруг дрогнул, она даже закашлялась, чтобы скрыть внезапно подступивший к горлу комок. Настолько тронута была, что и не знала, как и ответить. - Красиво-то как, - просияла смущенно. - Спасибо, Светлячок. Буду хранить и беречь это имя. Доживу - так вышью бисером по бархату, да любоваться стану. Покажешь потом, как оно пишется?

Подарок этот нежданный сердце согрел. А дар герцога так и вообще в смятение поверг. Неужто так может быть? ей, простой крестьянке? Ну, пускай, наёмнице? Честь такая великая, копьё фамильное. Да не просто подержать, что уже само по себе почетно и вдохновительно, а оставить у себя?

Фелиция сжала древко оружия, склонилась в пояс перед де Труа, опустилась на одно колено. Пусть так рыцари делают, а не бабы с мечами, но все ж случай такой, что только так и надо благодарить.

- Твоя светлость, не знаю, как и благодарить тебя за эту честь! Клянусь, что всю жизнь свою положу, сколько потребуется, все силы, чтобы тьму эту тьмущую прогнать с концами! И да помогай мне Создатель, укрепи мои силы, чтоб не подвести в тяжкую минуту. - Храбрая порывисто прижала ладонь к груди, и все смешалось в этом жесте. И гордость, и смятение, и тревога, и острое сочувствие к герцогу. Уж не надломился ли он, не от тьмы, так от света?

И только тут впервые задумалась Фелиция, что свет может потребовать свою жертву, ради изгнания тьмы. Еще и слова Виссиль звучали эхом. А и что ж, ради такого дела - так не жалко же.

Всю дорогу она на герцога с тревогой поглядывала. Старалась, как могла его подбодрить. Не особо умело, конечно, но нельзя, чтоб в таком человеке искра потухла. Никак нельзя. Так она ему об этом и сказала при случае - крепитесь, мол, твоя светлость. Там где не горит свет - там поселится тьма. Так что давайте светить помаленьку, на сколько нас еще хватает. Ага.

Еще у Георга по пути спросила - что видел, мол. И что за ведьма. Огонь, что ли на неё действует?

А как дошло до развилки, предупредила:

- Не стоит по одному бегать. Туда уйдет человек, а вернуться может одурманенный. Пока разберемся что к чему - может беда случиться.

Стражник уже довольно осклабился, заслышав приятное предложение Джима, и уже начал кивать одобрительно кивать головой, явно приветствуя весьма привлекательную идею. Но совершенно неожиданно перспектива скрасить дежурство распитием напитка самым злодейским образом превратилась в жестокую расправу.

Определённо, этот вечер складывался для мистера Фитча вполне неплохо. Первый же удар мечом - за счет своей внезапности - нанес стражнику довольно серьёзную рану. Тот, выпучив глаза, выхватил оружие, но Джим ждал удара, ему не составила труда увернуться и ловко контратаковать.

Спутники Джима, за исключением Кэтсона, с ходу включились в потасовку. Молот Чо с хрустом впечатался в голову сначала одного стражника, потом - второго. Скрэтч, которого было не очень хорошо видно в мелькающих тенях, тоже активно действовал. Правда, удача была не на его стороне, судя по тому, что вначале он, ругаясь сквозь зубы, выронил кинжал, со звоном упавший на доски причала. Трудно сказать, что пошло не так. Кинжал он искать не стал, а попросту слегка уравнял шансы, пропев мелодичную малопонятную фразу - и тем самым выбив меч у второго стражника.

Что было очень своевременно, поскольку стражнику пришлось наклоняться и шарить в темноте. Это было плохим решением. Более того, это было по-настоящему фатальным решением, поскольку он даже не увидел, что убило его и его товарища.
Алый всполох черной магии, за ним - второй, и живые охранники стали мертвыми.

Фелиция отложила свой меч, который надраивала после боя, подняла взгляд на подошедшую проводницу.

- Отпустило? - помедлила, всматриваясь пытливо в глаза девушки - и не нашла в них ни отблеска тьмы. - Вижу, отпустило. Вижу, винишь себя за это. - Наёмница вздохнула. - Это правильно. Вини. Знаю, не ждала и не желала ты, чтоб тебя одурманило. Не совершила ничего дурного. Но всё же виновата ты невольной виной. Если будешь чувствовать эту провинность - будешь крепче, сможешь дать отпор в другой раз. Будешь начеку. А казнить себя не надо. Всё обошлось, слава Создателю.

Храбрая протянула Илль её лук со стрелами.

- Забирай, неугомонная. Кашу-то сгубила или доесть ещё можно? - Улыбнулась Фелиция девчонке, чтобы строгость сгладить.

И не хотелось строжить её, а как иначе? Или тоской заедаться будет, что слабину дала, или в браваду может удариться - преодолела, дескать. А так, слово простое, может, даст ей опору. И с этой опорой дальше двинемся, деваться-то некуда.

- Ко-о-онечно! - в тон Джиму протянула Даяна, провожая взглядом уходящего Сэма и усмехаясь. - И что же с этим можно сделать... - она дождалась, пока дверь захлопнется, и решительно повернулась к победителю. - С этим можно сделать всё, что угодно - у нас целых полчаса. И ни одна душа в своем уме не рискнет сюда войти, если этой душе ещё дорога жизнь. Правда? - Лукавая улыбка, лёгкий поворот головы, взметнувшиеся волной волосы.

Даяна прижмурилась, вдохнув острый пряный запах разгорячённого мужского тела, и ноздри её затрепетали. Она коснулась щеки Джима, пробежала пальцем до ямочки между ключиц, поймала бисеринку пота, затаившуюся там.

В спортзале было много интересного для энергичных людей с фантазией.

Храбрая только-только успела вернуть себе кинжал, застрявший в черепе дважды мёртвого герцога и, торопливо отчищая от налипших останков, уже направлялась с мессиром Элиасом на обход периметра.

Все целы, удовлетворённо отметила наёмница промежду делом. Проводница очухалась, вроде нормальная. Молится, ишь. Молилась ли мать, возвращаясь из тьмы ненадолго? А кто его упомнит. Да нет, кажись, не молилась. Да она и так-то не часто Создателя поминала. Не принято у них было. Может, от того и тьма подкралась с этой стороны. А может и не от того.

Фелиция поджала губы, вздохнула тоскливо. Сколько можно-то в себе это растравливать? Да тут и полыхнуло светом. Да каким! Сияющим, чистым, аж душа зашлась в восторге и запела. И семья - вот она, живая. Подойди и обними! Радуйся, Фелиция! Вот оно! Мама, сестра. Изба ухоженная тёплая, лучится светом. Паутинка тонкая в лучике солнечном поблёскивает, скотный двор галдит. Хлебом пахнет, что в печи подходит.

Окатило так-то и сгинуло. И хорошо на душе - и больно в то же время. Наваждение. Остаться бы в нём, подумалось наёмнице. И тут же отогнала эту дурную мысль. Нельзя! Нельзя, утонешь в мечтах, а тем временем тьма тьмущая всем завладеет. Надо жить тем, что есть. И помнить то, что было. Любить то, что было. Обратно всё равно не вернуть, а любить-то можно. Это силы придаст.

Стряхнула горечь, отерла лицо. Села, привалившись к большому камню, оружие чистить.

- А я так думаю, от этого света всё недоброе в стороны шарахнется, - возразила Янусу. - Тьмы сюда и калачом не подманишь. Надо бы отдохнуть. Устали все. Конечно, как мессир скажет, - она кивнула на Элиаса. - Но до утра бы я не спешила трогаться с места.

- Отличный бой! - Даяна смотрела на Джима, и глаза её задорно блестели.

Она любила хороший бой.
Неженское немного развлечение, кто спорит. Но нет ничего более будоражащего, чем сильные мужские тела, сошедшиеся в рукопашной. Бивер был лучшим бесспорно. И его награда обязательно найдет его - глаза Даяны обещали это со всей определённостью.

- Гостя... выведу, - кивнула она Максу. Лёгкая пауза была почти незаметна. - Ещё как выведу.

Но и Сэмми - красавчик. Знал, против кого выходит, но не слился. Рискнул, проиграл, получил урок. Хорошо держался при этом. Это тоже уметь надо.

- Как ты, Сэмми? - румянец ещё полыхал на щеках женщины. - Неплохо держался, не посрамил честь мундира.

Шприц-регенератор металлически поблескивал в руке Даяны, обещая скорое облегчение.

- Давай, приведем тебя в норму.

Щелчок инжектора, комариный укус, тихое жужжание, умеренное жжение. Все знают это чувство прилива, когда жаркими иголочками окатывает всё тело, от век до кончиков пальцев, особо концентрируясь в глазах и паху. Несколько минут - и чудо медицинской науки поставит на ноги бойца.

- Ну, вот и всё, - прокомментировала Даяна, ободряюще похлопав Сэмюэла по плечу и внимательно наблюдая за его состоянием. - Ну как? Нормально или средней паршивости? Только давай без геройства. Нам нужны здоровые бойцы.

Полчаса. Не слишком-то щедро, но если ими правильно распорядиться...

Как тяжко-то.

И несть им конца, поди ж ты, откуда их столько набежало. Рубишь-рубишь, крошишь-крошишь, сыпятся-трещат мертвые кости, источая гниль. А всё лезут и лезут новые. Хоть и тупые, нет у них живой хитрости и изворотливости, а все ж лезут. Не уменьем, так числом задавят. Вон, трое ли четверо уже прорвались сквозь заслон.

Ээхххх, как же так-то! Храбрая сцепила зубы, не позволяя себе отвлечься на прорвавшихся. Душа рвалась на части. Тянуло зачистить этих шустряков. Но нет, неправильно это. Знала - если даст слабину, тут же в этом месте вместо четверых два десятка окажется. Молилась про себя, чтоб магессы или Георг сверху хоть кого-то завалили.

Ну, когда же вы закончитесь, беспокойные кости? Что вам не лежится в земле? Противно, поди, после смерти тащиться, греметь, позориться тут.

- Нна! Нна! И тебе пора на покой! Всем на покой, кому сказала! Кладбище по вам плачет, а вы тут шляетесь. Вон, ваш-то главный уже откинул копыта. Давай-давай, рассыпься.

И как-то оно здорово пошло, надо сказать. Плечо чувствовало поддержку. Вот Джон своей крючковатой гвизардой трощит тварей на мелкие осколки. Вот светлость возвращается, сразив знаменосца. Храмовники сияют светом веры. Прорвёмся!

Чуяло, чуяло сердце, что скрип снаружи - только отвлеченье внимания. Основная беда придет с другой стороны. Потому и периметр пасла глазами, как велено. Вверх тревожно взглядывала. Ждала. И дождалась. Старый рейнджер встретил тьму. Фелиция сразу поняла это - по его возгласу короткому, в котором прозвучало всё. Тревога, опасность, сражение, призыв.

Наемница сорвалась с места, лишь только прозвучал приказ мессира. Помчалась наверх поскорее. Ждала полчищ тварей, что из тьмы лезут. Бездны голодных глаз, зияющих в разбитых витражах церкви ждала. А беда оказалась другой. Подлой.

Проклятье проклятущее, это как же! Проводница неугомонная захвачена! Уж кто-кто, а Фелиция навидалась таких затянутых густым мраком глаз. Так мать смотрела, когда её... И сестра. И вновь всколыхнулась боль. Обида кровная за свою семью, за деревню разрушенную. А ещё знала Фелиция, что тьма не сразу насовсем забирает. Сколько раз она мать пыталась вернуть - и кажется, вот она, вот. Родная. Глаза ясные, улыбка прежняя. Тесто заводит. А потом КЛАЦ! - и скрежещет зубами, вот как Илль сейчас. Эх, может, если б были в родной деревне маги - то смогли бы вернуть назад мать. И сестру.

А ведь у нас-то маги есть. Целительница Виссиль. Она как раз давеча и говорила про это, что лечить будет. Светлячок. Неужто не справятся? Должны. А уж Фелиция подсобит, как сможет. Рука набита, и силой всевышний не обидел. Обычное дело.

- Найдем, найдем веревку, как не найти. Ну тихо, тихо, хорошая девочка. Хорошая. - Голос ласковый, баюкающий, отвлекающий. А сама, значит, тихонько сбоку подобралась, момент улучила и аккуратно так, с коротким замахом, проводницу в челюсть приложила.

-Знаю, простишь, милая. Зато, может, в себя придешь. - Мать поначалу вырубать страшнее было. Не могла заставить себя руку на неё поднять. Потом как-то свыклась. Зато после этого мама вроде как в себя приходила на какое-то время. Может, и Илль очухается.

Тьма проклятущая. До чего же тяжелый поход выдался. И это она еще не самая чахлая дохлячка.

Каждый раз, когда Фелиция об этом думала, она невольно взглядывала на проводницу и юную чародейку. И качала головой сокрушенно. Что за жизнь проклятущая, когда девчонки молодые красивые, лёгкие, что твои козочки, тащатся в тьму тьмущую, вместо того, чтобы блистать, сиять, порхать, как им по природе девичьей положено.

Себя Фелиция за девицу уже не считала. И не потому, что заматерела или невинность свою профукала бесполезно. А потому, что лёгкости девичьей в душе уж давно не чувствовала. С тех пор, как мать... А, что там!

Деревня эта, по которой шли, она шаг за шагом толкала наёмницу под коленки, будто вертала назад. Туда. Домой. Где и дома уж нет. Её деревня-то тоже уже такая же. Точно. Пустая. Мертвая.

За каждой распахнутой дверью - смерть. За каждым разбитым ставнем - горе. Давит на плечи, пригибает к земле. Хуже усталости, хуже мешка тяжелого. Давит, проклятая. Вздрагивать заставляет.

Чудится - вон, в конце улицы мать. Ан нет. То дерево сухое от ветра качается. Видится - вон там отец топором машет. Да какой там. Отца уж давно оплакала. Окстись, Храбрая - сама себя шпыняла. Не дашься ведь? И отвечала себе: не дамся.

Так, бубня себе что-то, брела вровень с другими, не отставала. Стыдно было бы труса отпраздновать в начале похода.

Добравшись до церкви оживилась. Хоть и заброшенная она, а святое все же место. Вон, и храмовники алтарь наладили, молитву творить занялись. Уже светлей вроде стало. Спасибо вам, братья. Вера - первейшее дело в нашем походе. И поклонилась еще мессиру Элиасу. Суровый брат, знает своё дело туго.

Сбросив тяжелый мешок, Фелиция прошлась туда-сюда. Отдышалась понемногу. Третий дозор ей выпал - ладно, так тому и быть. Пока отдыхать, значит, можно. Вон и костерок запылал, теплом согревая. Спасибо девчонке-чародейке. Так и сказала ей, спасибо, мол, красавица, с костром хорошо-то как сразу. А проводница - вот неугомонная, молодец, девчонка! - кашу завелась варить. Ишь, егоза! Наемница подмигнула ей:

- Пахнет как вкусно! Уже слюнки текут! - хоть самой не особо весело было, а подбодрить все ж хотелось. И так вообще. Хотелось, чтоб похоже было на обычный поход. Шуточки там всякие. Подначки. Тепла душевного хотелось. Фелиция пристроилась подле огонька. Ну и разморило немного, не без того. Чуть не проспала, как чародейка вдруг камнем застыла.

- Ээй, чего ты? Падучая напала? - оглянулась на помертвевшую Дебору. - Ты давай, вари там, - кивнула Илль. - Я придержу её, чтоб башкой не шарахнулась.

И тряпицу скрученную в зубы Деборе пихает. Чтоб, значит, язык не прикусила, если биться начнет. И аккуратно, но крепко придерживает, чтоб и правда не грохнулась. Ударится - то ещё ладно. А если в костер головой?

Мистер Кэтсон слегка воспрял духом. Сто-то в последней выразительной речи господина Фитча его обнадёжило. Глаза старшего докера наконец-то перестали напоминать дохлую рыбу, которая хватает ртом последние глотки ядовитого для неё воздуха.

Как-то даже молодцевато оправив шлем, так, чтобы заплывающий глаз оказался в тени, он погасил свет, коснулся дверной ручки ... и снова включил его. Покряхтев, он направился в глубь комнаты и зашарил на одной из полок.

- Дверь, - пояснил он. - Петли скрипучие.

Найдя маслёнку, он уронил по паре капель в каждую петлю и удовлетворённо хмыкнул.

- Теперь нормально должно быть, - буркнул он и снова погасил лампу.

Дверь действительно не подвела - отворилась беззвучно и плавно. И тут же закрылась снова.

- Тсс! - мистер старший докер прижал палец к губам. Хотя в темноте только полуэльф мог бы его разглядеть, и то лишь в том случае, если у него было развито ночное зрение.

Кэтсон успел бросить быстрый взгляд на улицу и услышать ленивое переругивание стражников, которые как раз топали мимо. К счастью, они не увидели странного поведения двери и прошествовали мимо.

Выждав еще несколько минут господин соучастник бросил взгляд на Фитча.

- Пора? - он приоткрыл маленькую щелку, убедился, что всё тихо. - П-шшли

Товар лицом, предъявленный пред очи старьевщика, стал первым шагом к освоению Каладона. Первый освоенный представитель - то есть, этот самый торговец хламом - был довольно сильно впечатлен предложенным ему товаром. Лицо старьевщика медленно начало приобретать характерный зеленоватый оттенок, гармонируя с рожей мертвого орка.

Торговец отшатнулся, шумно сглотнул, - и неприязненно ткнул пальцем в трофей:

- Убери это немедленно, с глаз моих долой! Фу, мерзость! - он зажал нос двумя пальцами. Действительно, голова уже начала попахивать, это было заметно, несмотря на свежий морской бриз, овевавший открытую лавочку (а, вернее, лоток) старьевщика приятными ароматами водорослей, подпорченной рыбы, пряностей, шкур, пота, соли, мокрой древесины, горячей смолы и всего остального, что обычно сопутствует порту.

Драматическая история героической победы над армией орков и предъявленные в доказательство голова и топор могучего вождя, а также спасенный невольник не изменили мнения торговца в лучшую сторону. Он категорически отказывался смотреть остальной товар, пока "эту мерзость" не уберут отсюда и не перестанут распугивать покупателей.

Эта ответственная миссия была доверена полуогру. Чо по своей простоте и бесхитростности без лишних слов схватил башку за уши и пошел было к ближайшему пирсу, привлекая нездоровое внимание окружающих. Даже привычный ко многому портовый люд будет пялиться и тыкать пальцами, если по пристани вразвалочку пойдет гигант, небрежно помахивая отрубленной головой.

Это было не то внимание, которое желал бы привлечь мистер Фитч, а потому он поспешно остановил своего напарника. Джим подобрал обрывок замасленной тряпки, валявшейся в мусорном ящике, упаковал трофей и велел Чо отправить добычу в плавание подальше от посторонних глаз, присовокупив, что это важное дело - избавиться от старых врагов.

- Чо топить, - согласно кивнул головой полуогр. - Нет голова - нет проблема.

Тщательно проинструктированный полуогр удалился, а Фитч тем временем без помех занялся сбагриванием хлама торговцу. Включая ржавый меч полуогра - поскольку на объяснения мистера Фитча от необходимости сменить оружие Чо пожал могучими плечами и сказал только: "Дрянь оружие. Менять на хорошее" и повесил себе на плечо боевую кувалду.

Пока Чо топил трофеи, больше похожие на улики, мистер Фитч проявлял чудеса красноречия, описывая моральные страдания бедного полуогра, которому приходилось в качестве пленной рабочей силы день и ночь копать могилы - и Джим даже не соврал.

Старьевщик, успевший увидеть бугрящегося мускулами великана, проникся сочувствием и дал вполне приемлемую цены на весь товар, включая варварскую броню, которую в кузнице не продашь, в портняжной лавке - тем более.

Жертва жестокого насилия, то есть Чо, вернулся как раз тогда, когда торг был окончен, и вполне довольные собой и друг другом старьевщик и Джим ударили по рукам. Торговец отсчитал монеты, заверил, что в любой день его можно найти на этом месте или неподалеку и распрощался с Джимом.

- Ссука, козёл безрукий, - прошипела зло в адрес идиота (Йоша), уронившего им на головы кучу всякого хлама. - Поаккуратней, э! Смотри, людей калечишь.

Урод.
Раздражение усугублялось всеобщим бардаком и непониманием. Какого чёрта тут происходит?

В злости шмякнула арматурой по полу. Не помогло, но как будто в ответ из заваленного люка донеслись крики.

- Народ, мы, походу, кого-то завалили. В люке завалили. - и громче, чтоб мужик в люке слышал, - Э, друг! Минуту хотя бы, дай отойти немного. Сдвинуть не получится. Извини. У нас тут жопа полная!

Нормальный мужик, услышав женский нервный голос, притормозит свой борзометр. Наверное.

В планы мистера Кэтсона не входило оказаться зарезанным. Разумеется, он предпочел бы спровадить ночных гостей, остаться наконец в одиночестве и выпить чего-нибудь горячительного. И вздохнуть свободно. Но жесткий взгляд мистера Фитча и грозная длань Чо были очень вескими аргументами в пользу прогулки по порту.

Так что докер, с опаской поглядывая на гиганта полуогра, направился к сундуку, порылся там и нашел довольно затрапезного вида клепаную куртку, кожаный шлем и крепкие кованые ботинки. Облачившись, Кэтсон хмуро глянул на себя в зеркало, потрогал пальцем багровеющий фингал, крякнул, похлопал себя по карманам, сунул за пояс свинцовую трубу.

- Готово, - он выдвинул ящик стола, достал оттуда связку отмычек и ломик. Отмычки он неуверенно покрутил на пальце. - Я не умею этим пользоваться. Так, обронил тут один, а забрать забыл. Вот, валяются.

Скрэтч бросил взгляд на отмычки, протянул руку.

- Дай-ка взглянуть на это чудо техники.

Кэтсон швырнул ему связку, полуэльф ловко поймал их, повертел, презрительно скривил губы:

- Топорная работа, стоило хранить у себя это барахло, - и сунул их в карман.

- Маршрут стражников я не знаю, - Кэтсон развел руками. - У них нет обязательного маршрута. Могут бродить всю ночь по кругу, могут торчать под каким-то складом, пока не захотят размять ноги, могут вообще резаться в карты под фонарем. Чамбур, тот, скорее, ходить туда сюда будет, если трезвый.

Пепел любимого разлетелся над миром, но не забрал с собой боль.
Она должна была взойти на костер вместе с ним, со всем имуществом в лучшем наряде.
Имущество сгорело вместе с деревней.
Лучший наряд осквернён и опорочен.
И пламя уже отвергло её. Очистило ли от вдовьего проклятия?
Нет жрецов, чтобы ответить на этот вопрос.
Богов она вопрошала, вопя в небеса и рыдая в землю.
Не услышала ответа.

Огонь не забрал с собой Камахью.
Боги оставили её топтать землю. Зачем-то. Зачем? Не сон ли - ответ на вопросы Камахьи Бхарати, так и не сменившей имя на мужнее?
Смуглый брюнет смотрел на неё. Будто звал.

Камахья запомнила его. О, да. Она узнает его из тысяч лиц.
Может быть - это путь её кармы.
Она пройдёт по нему до конца.
Во имя любимого.
Во имя сгоревших домов.
Во имя детей и дев, угнанных в рабство.

Камахья найдёт его.
Улыбка впервые тронула её губы. Закоренелый убийца содрогнулся бы, увидев эту улыбку на нежном лице дочери раджи.

Выжившая в пламени подошла к погребальному костру. Копнула горсть золы. Провела синдур, окрасив пробор чёрным, и поставила завершающую чёрную бинди посреди лба. Это будет её путь и финал. Её любимый раджа не умер, пока она не отомстила за него. Он защитит её.

Цыганка ждала их в условленном месте, опираясь на тележку, в которой находилось нечто, укутанное в тонкий белый шелк.
Тележка с виду была довольно тяжело нагруженная - что, в целом, не должно было удивлять, если припомнить, что дварф в тяжелых доспехах должен был весить немало стоунов.

Каменщик тоже был уже тут, вместе с плитой, покрытой мешковиной.

Госпожа Эсмеральда сдернула дерюгу, коснулась надгробия.

- - Торн тяжелый Топор. С Любовью от Эсме. Пусть Муриндаль... - она запнулась, вскинула удивленные глаза на Гаррета. - Муриндаль? - пальцы ее, исследовавшие каждую букву, замерли.

Гаррет ничего не успел ответить, как среди ясного неба сверкнула молния, раскатившись громовым смехом.

- Хорошо, - поспешно кивнула цыганка. - Так даже лучше. Пусть.

Тем временем к месту встречи начали подтягиваться зеваки. Дварфы. И молодые, и в возрасте,и даже один довольно-таки дряхлый кряжистый старец, белый, как лунь. Его борода была переплетена косами и заправлена за пояс.

Госпожа Эсмеральда, как выяснилось, решила похоронить дварфа на окраине города ближе к железнодорожной станции. Она толкнула тележку, процессия дварфов двинулась следом, на ходу громогласно оспаривая друг у друга право покатить тело или плиту. В конце концов, старейшина установил порядок движения. Каждому было позволено принять участие, даже почти безбородый юнец удостоился права провожать в последний путь великого воина.

Наконец, прибыли на избранное место. Стук колес поезда доносился сюда, отчетливо тянуло дымом. Земля, поросшая жесткой травой, была каменистой и твердой.

- Ему тут будет хорошо, - прошептала Эсмералдьда, кутаясь в шаль. - Он любил запах угля и машинного масла. Хотя больше всего он любил запах каленого железа и доброй битвы.

Одинокая скупая слезинка тайком скатилась по ее щеке, затерявшись в морщинках.

- Копайте могилу, - велела она со вздохом.

Гном радостно подскакивал на месте, суетился, хмыкал и потирал руки. Конечно, он был доволен- и работа удалась, и заказчик рассыпается в дифирамбах,услаждая слух мастера. К счастью, Гаррет удачно сообразил, что не все комплименты стоит произносить вслух, иначе могла бы получиться неловкая ситуация. Почему-то сравнение с медвежатником не кажется лестным ювелирам. Несправедливо - ведь хорошую работу взломщика часто называют ювелирной. Сия философская проблема, если в нее углубиться, могла оказаться не просто глубокой, а бездонной, но в непосвященной компании вряд ли стоило обсуждать подобные вещи. Вот в подполье воров - другое дело. Там эта тема встретила бы живейший отклик, да еще получила бы своё развитие. Например, заплечных дел мастера наверняка бы заинтересовались сравнением с мясниками. Или лекарями.

Тем временем, мистер Раммштайн, умильно сложив свои трудолюбивые ручки на умеренном брюшке, довольно бормотал всякую чепуху насчет уважаемого клиента, дорогого заказчика и оптовую скидку при будущих заказах. А также заверял, что готов, при случае, приобрести камни по хорошей цене, вам никто не даст такую в городе! Все сквалыги и скопидомы, и только он, Раммштайн, позволяет пользоваться своей добротой, из-за которой скоро пойдет по миру. Впрочем, дом ювелира вовсе не походил на нищую лачугу, так что вряд ли синьору грозило немедленное разорение. Тем более, при такой напористой супруге.

От цилиндра и зонта ювелир удивленно отмахнулся:

- Что вы, это не моё! Впрочем, поставьте тут, может, найдется хозяин, - он повертел шляпу, заглянул за подкладку и удивленно присвистнул. - Э, да это никак цилиндр мэра! Забавно, где, говорите, вы его взяли? Господин мэр не числится среди моих клиентов, - Раммштайн удивленно поцокал языком и сунул шляпу в шкаф. - Надо будет в этом разобраться... - задумчиво пробормотал он, прощаясь с мистером Гарретом, которого шляпа вместе с мэром вряд ли волновали сильнее, чем некая зеленокожая красотка.

Гамма

Я так и знала!

- Я ТАК И ЗНАЛА! С чего бы им оживать, да? - она сплюнула, поднимая голову и зло глядя в глаза лейтенанту. - Вот это со мной. Именно это, сэр. Я ВИДЕЛА, как он активируется. Сука, почем это говно должно было случиться именно с нами?

Сука, уроды недоделанные. Новаторы, вашу мать. Экспериментаторы, в рот им ствол. Пусть хлебнут, вашу мать, да? пусть обосрутся? И кто теперь обосрется? Им, говнюкам, лишняя звезда на погоне. И мы тут подохнем. А им, может, выговор дадут. Хаха. Смешно, твою мать.

Монтана просто озверела. Но не потеряла головы. Уж не потому ли, что она все время ждала чего-то подобного? Нет уж, она не пойдет напролом.

Гамма

Это было... ЭТО БЫЛО КАК ГОВНО!

Твою мать. Смайл никогда раньше не представляла подобного отвратительного состояния. Когда ты - как мыслящее говно без рук, без ног. Лучше сдохнуть, чем так. Как они живут, парализованные, вашу мать?! Как они живут вообще? Зачем?!

Бесконечные минуты обездвиженности - это было капец, какое жесткое ощущение. Просто жесть. Твою мать. И все эти бесконечные минуты Монтана с двойным ужасом ждала, что вот сейчас этот блядский шар вспыхнет снова и покрошит их, беспомощных, в железно-мясной фарш.

Так она и сказала, когда, наконец, приборы заработали.

- Не подходите к нему, нахрен. Не верю я ему, - и передернула железными плечами. - По-моему, он не совсем деактивирован. Фу. Он точно не может включиться на полную мощность, сэр? - Это она спросила у лейтенанта.

А своим товарищам, что все-таки добили гадов показала поднятый вверх сжатый кулак.

- Айе, мужики! Вы лучшие! Ахха, мы сделали это! Нормально!

А то. И Олли лучший. Его, кстати, не зацепило. Значит, выжил бы в бою, хоть и дохляк.

- Молоток, Уик, - Монтана похлопала его по плечу.

Гамма

Последние слова Олли, то есть Уика, Монтана словно нечаянно пропустила мимо ушей.
Просто припала на мороз слегка.
То есть, она бы и так, и так не ответила.
Но тут накатило такое, что Смайл дернула стволом, собравшись гасить вслепую. Слава богам, не успела. Потому как отпустило - едва только проморгалась. В пот бросило конкретно - вот лажа была бы, если б она опозорилась, как истеричная дурочка. Фууух, падла. Примерещилось же. Точно, наркоту ширнули. Поговорить бы с этим доком по-свойски чтоб ручонки его сучьи больше с дурью к ней, к Монтане, не совались. Тьфу! Она чуть не заплевала шлем, но вовремя одумалась. Пока тупила - серж ткнул ее носом в удачный валун. Она спорить не стала, нырнула, куда велено. Огляделась незаметно - не косятся ли на неё товарищи? Да нет, вроде. Нормально.

Бросила короткий взгляд на Уикерса. Как там ботаник - не скис?

Обняла ствол, прильнув к нему щекой. Какого она так нервничает? давно пушку в руках не держала? Твою мать. Ну, где ты там, хитрый НОД? Надо пристреляться для начала.

Гамма

Факен Год, что он делает в армии, этот Олли? А, твою мать, он просил его так не называть. А ведь ему подходит. Вот просто - подходит, и всё тут. Ну ладно, надо постараться называть его... как? А, Уик.

- Окей, Уик. Не обижайся, - Монтана потрепала его по плечу - более осторожно, чем в тот раз, когда он слегка присел от хлопка. - Смайли, так Смайли. Ничего, мне нравится. Нормально. пусть будет. Знаешь, иногда девушке - как раз такой, как я - очень нужна армия. Вот прямо позарез. На гражданке стало скучно, - Смайл хохотнула, подмигнув Оливеру. - Ладно, давай строиться. А то получим люлей.

Такие вроде в команду нормальные подобрались чуваки в основном. Монтана старательно запоминала имена.

Онни - сержантом. Она его на берегу еще приметила, перед купанием.
Джей Ди. Явно земляк. Надо раззнакомиться.

Она ему сразу так и сказала:

- Привет, земляк. Жителя большого города ни с кем не спутаешь.

Конор. Такой, вроде, бывалый. Нормально.
Кенни. Хрен поймешь, непонятно какой. Она и не помнит, как он выглядит. Кто это вообще? Черный, что ли? Или Челси черный? Да, Челси, а вот ты сейчас должен кое-что понять.

- Слышь, Челси Стоун. - Монтана долго не раздумывала. - Ты так, на всякий случай, запомни, что я не парень. Глаза разуй. Или уши там прочисть, я не знаю. Не то, чтоб я там обиделась или феминисткой была. Но не забывай, мать твою. Девушка я. Баба. Окда? А НОДы выглядят как НОДы. Ты что, не смотрел ни разу ни одной передачи? Вряд ли ты их спутаешь с кустом малины или пироженкой.

Еще Вуди Вудкроун. Фигасе, деревянное дерево. Как они живут вообще с такими именами?

Обратный клин? Что это за херь? Нуок, пойду первой по левому флангу. Кто замыкающий-то?

Офигеть.
Вот просто - офигеть.
Состояние офигения не оставляло Монтану с тех самых пор, как она... Стоп, нет. Не она. Она не та совсем, вообще другой человек. Чистый лист, мать твою. Красавица-умница-незапятнанная. Ну, почти. Она тихо хмыкнула, вспоминая, как рожала анкету, стараясь ничем не выдать свою стёртую личность. Получилось, а? И пофиг, что она не шарит в буддизме. Всем насрать, что, не так?

Выпрыгнув из тесного вонючего шатла, девушка швырнула рюкзак на песок и с удовольствием потянулась, хрустнув всеми суставами, которые только были в её теле. Слава этому... Яхве Саваофу... Или как там его? Короче, аллилуйя, мы на твёрдой земле!

- Купаться? Лёгко! - она кивнула девчонке явно из элиты. - Пошли! - Монтана скинула кожаный шмот, оставшись в трусах и топике. Ветер приятно обдувал вспотевшее разгоряченное тело, осыпая его колючим песком.

- Я - М-монтана, - кивнула лысому. - Хай, Одди. Присмотришь за барахлом моим? - она толкнула ногой кучку вещей, сваленных на рюкзаке. - Пожалуйста!

Прошел еще один, намекнул насчет акул. Ах-ха! Стихи на ходу сочиняются!

- Да ладно! - засмеялась в ответ ему Монтана. - Надейся, что, наоборот - придётся. Иии-хааа! - она с разбегу влетела в воду, с шумом подняв вокруг себе тучи сверкающих брызг. Класс! Всё отлично.

Кроме одного.
Краем глаза она уловила чувака, закидывавшегося колесами. Больного не возьмут же в армию? Сраный наркоман. Тьфу.

Потрошим твою мать!

Перловка — она варится долго. Просто непорядок, что наши игроки стали писать менее ярко и задорно. Впрочем, на страницах нашего дорогого ДМа еще есть приятные глазу злобного памфлетиста строки.
Вот, например, позвольте познакомить вас с обыкновенным демоном (курсив мой, как обычно):
«Внешность
Родители постарались на славу и выглядел Кагыр сногсшибательно даже по демонским меркам, от чего постоянно страдал. Высокий, широкплечий жылистый с умными глазами (Я не поняла, от чего тут страдать и что тут такого сногсшибательного. Ммм... Наверное, ЖЫ и ШЫ? А, нет. УМНЫЕ ГЛАЗА? Да, точно!)
Характер
С детства пытался следовать принципу не вмешательства и пытался выбрать наименьшее зло из возможных. Изо всех сил пытался никуда не влезать но с такой удачей и вещностью ему это крайне редко удавалось (Вещность? А? Куда можно влезть с вещностью? Хотя... если это рожа у него такая, то дааа.)
История
Обычная по демонским меркам семья, Отец хотел вырастить из сына воина и нещадно мучал всеми возможными тренировками.
Сына правда интересовали намного больше руны чем мечь, (Чем мечь руны, если «мечь» — это глагол? Кто такая мечь, если «мечь» — это существительное? Не говоря уже о том, что читателям непонятно, что же интересовало в итоге сына — правда, руны или как мечь?) а учитывая его живой ум и тягу к рунам старания отца оказались напрасны». (Неудивительно. Сыну просто не до того.)

А вот другой потусторонний красавчик:
«Демон-лорд Мандарин прожил длинную интересную жизнь, успев захватить несколько дюжин миров и уничтожить в два раза больше. Однако вот уже пять тысячилетий он просиживал в своей твердыне на безконечном пиру, выпевая цистерны проклятого алкоголя (Хочешь петь? Пой! Хочешь пить? Нет, пой, я сказал!) каждый день и десятками плодя безполезных потомков от лучших наложниц захваченных миров». (Бесконечно бесполезно объяснять приставку «бес».)

Пробежимся по нелюдскому племени недобрым взглядом:
«Среди них выделялось два индивида — громадный детина, превышающий остальных орков в плечах , и выше на целую голову». (Я выше тебя в плечах, понял ты, хиляк!)
«Впереди отряда важно ступал гоблин, где то сперевший барабан, И теперь блаженно повизгивая барабанил что есть мочи, не задумываясь о ритме». (И — отличное имя для гоблина.)
«Самый большой орк увлеченно ковырял в носу, И когда наткнулся взглядом на демона разинул рот, забыв высунуть палец из носа». (И — неплохое имя для орка.)
«- Столо быть ты и есть Учитель, я ожидал что ты будешь повыше, хм, однако даренному учителю зубы не смотрят."-
После чего Здоровяк, А затем все его войны стали на одно колено». (Здоровяк стал на одно колено. А тоже стал на одно колено — кстати, хорошее имя для орка. Ладно. Но стоящая на колене война... Нет, мое ограниченное воображение отказывает.)
«"Так что если ты хочешь обьеденить мой народ нам нужны войны, чтобы наказать этих пожирателей кала. Ты можешь привезти войнов из этих врат"- спросил орк, указывая лапищей на портал». (Несчастные войны. С ними делают что хотят. Везти войну куда-то — это ли не надругательство?)
«Наследников у этого старого ходока пол племени, и я так подозреваю что и в других племенах соберётся около дюжины его потомков». (Пол в наследниках, а потолок — в обиде.)

У орков и гоблинов, впрочем, всегда весело. Не будем их за это осуждать, обратим свои взоры в сторону обычных или почти обычных людей. Что они творят со мной, вы не представляете!

Пост называется «успей успокоиться»:
«Возвращаясь к остальным студентам, девушка уже успела успокоиться. Как вдруг, освещение начало лихорадить, а азиата, отошедшего в дальний угол, также неожиданно начало неестественно трясти. Слишком неестественно, чтобы не обратить на это внимание.

Только полноватый азиат вместе с освещением успели успокоиться, а с ними начинала и Эми, как в двери столовой постучали». (Кто не успел — тот опоздал =))

Еще несколько симпатичных моментов:
«Говорил мне тот кролик не мешать таблетки, но что он понимал — животное!
Придя в себя в таком знаком помещении (Знаком помещении. Это была лишняя таблетка, прав твой кролик.) университетской столовой, Джон будучи в все ещё на веселе, (В на где?) пока остальные задавали бесполезные вопросы и поддавались легковой панике, (Грузовая паника в студию!) решил все же найти связь, переходя с одного места на другое, залезая на столы и вытягивая телефон во все стороны, но так и не поймав сети, решил на это забить и пойти пошарить на кухне, вдруг там есть что пожрать».

«Будь оно все проклято! Ты видел это, так, Вильям? Грета полностью подчинилась их обонянию!» (Властный нюх! Признаться, я немного завидую.)

«Феодалы же тех или иных государств, принимавших участие в серии военных конфликтов, желали заполучить богатства своих противников, а также славу и благородство. (Благородство заполучить на войне? Да ладно!) Несмотря на сокрушительные победы в начальных этапах, Англия так и не смогла добиться своей цели». (Сокрушительная победа — залог блистательного поражения.)

«Толкнул но дверь то запертая , ключ то у комрада сзади.Так и получилось что стоял Ростислав у закрытой двери махая ксивой, а соседи будущие смотрели и офигевали». (Дверь-то какова! То запертая, то у комрада... где? Тсс! Комрад-то не знает! Зато соседи... Ну, вы поняли.)

«Портье и след простыл , тем временем в номере царила идилия.Владимир присев на диванчик что-то читал(хоть освежитель не важно).Русские азербайджанского этнического происхождения разложили на кроватке скатерку и придавались обильной трапезе». (Ы? Почему не важен освежитель? Хотя... когда к трапезе идут в придачу русские азербайджанцы, то ну его, тот освежитель. Страшно!)
«На завтрак подавались: оладьи,сгущёнка,2 вида салата, омлет, стакан сметаны.Как всегда всего на всех не хватило, завтрак обещал затянутся на долго». (Да ладно?! А азербайджанцы? Их хватит на всех!)

«Чтоб показать кто здесь вождь, а кто неприкасаемый дрожащий Владимир принялся строить всех.
Без всякого преувеличения, товарищи из солнечного Дагестана выполняли поручение идеально.
Правда не обижая себя, процентов 5 из принесённых блюд пропадало неизвестно куда». (Кого построил дрожащий Владимир и как 5 % блюд себя не обидели?)

А вот еще интересный обед:
«хорошо прожаренное мясо из говядины под томатным соусом» (А что еще бывает из говядины? Шоколад?)
«жареный картофель фри» (А мне бы хотелось вареный картофель фри!)

Окей, хватит жрать, займёмся делом.
«В танка нельзя упасть, ненароком что-то раздавить или испортить себе лень» (Не сметь портить лень! Это военное имущество!)

«Те оповестили вас о том, что ваша мать, бросившая вас ещё в раннем детстве, находиться (Она писать.) на смертном одре, и, хочет увидеться с вами, чтобы обговорить все вопросы о наследовании её состояния... вам. И то, что она не оставил (Она отец?) вам ничего, кроме своей фамилии, «Варлок», и одеяльца, в которое вы были завернуты, когда вас принесли в приют ещё младенцем, никого не волнует. На то, что у вас давно уже есть своя жизнь, и, никто не просил в неё так внезапно врывать (Что можно врыть в жизнь?), так же всем плевать. Потому что на кону стоят суммы с шестью и девяти нулями после цифр, недвижимость, ценные бумаги, нет, даже больше, судьба целого города, в котором пустил корни ваш род, и, который практически купила ваша биологическая мать с потрохами». (Мать с потрохами. Ыы.)

Мастера иногда задают своим игрокам нетривиальные задачи. Например:
«Особенность — это какая-то особенность вашего героя. (Казалось бы — всё просто? Ан нет!) Что-то ненормальное, даже мистическое, не от мира сего, что преследует героя всю его жизнь. Может ненавязчиво, так, что он даже сам не осознает этой своей особенности, а может, в открытую, напрямую влияя на его быть (И на его не быть.) и мировосприятие. Особенностью может быть что угодно. От радиопомех в вашем присутствии, до пирокинеза в моменты сильного стресса, от чуть большего чем у прочих везения, до умения общаться с растениями. У всех это что-то свое, и, оно появилось у них где-то в период от 14 до 16 лет, и после не исчезало. Другие люди не способны заметить эту вашу «особенность», учтите». (Незаметный пирокинез? Выпустил огонь и тут же его заглотил? Правда, в этом что-то есть.)
«Инвентарь — вещь нестабильная. Я имею ввиду, если вы не указали в нём платок, но, достали его по ходу повествования из кармана, ведущий не станет вас жюрить». (Нет, конечно. Для этого существует жюри. А ведущий мог бы пожурить. Чувствуете разницу?)

Вообще, я люблю пафос. Он иногда настолько мощен, что ты не понимаешь, о чем написано, но до чего пафосно — до дрожи, зубовного скрежета, опаленной плоти и пепла мозга:
«Там где была равнина, теперь был кратер, обрамлённый зубьями-холмами, опалёнными, и, залитыми кровью. Кровь лилась повсюду. В пылающих расселин земли. (В куда?) В реках, и озёрах, высохших за один миг чудовищного удара, и наполнившихся в следующий, внутренностями, перемолотыми костями, рваной, опалённой плотью, кусками доспех, и сломанными клинками, обрывками шкур, пеплом волос. (Откуда всё это говно взялось? Непонятно. Но красиво!) Кровь лилась повсюду. Дождём, она ниспадала с небес на мерцающее от жара дно ямы, и земля, обездоленная, всё ещё в шоке от всех тех жизней, что за один короткий взмах орудия, резко прервались, и ушли в неё, усели (Шо сделали?! УСЕЛИ?!) на её шкуре, пеплом, сажей, и ошмётками благородных существ». (Смакота.)
«Город, по всей видимости, очень стар. Его центр полон приземистых, не выше четвёртого этажа, широких зданий, из камня, с множеством скульптур на них, мозаик, каких-то украшений». (А еще в нём много, очень много, неоправданно много, непонятных, лишних, пафосных запятых, которые все запутывают.)

Но это так, мимоходные находки. А иногда встречаются персонажи — просто подарки судьбы. Люблю их страшно.
Вот, например, обычный симпатяга:
«Внешность
Майкл достаточно крепок и закалён.Его тело покрыто ранами. (Незаживающими? Чувак, ты скоро сдохнешь сам по себе, я отвечаю.) Рэмор носит небольшие усы и терпеть не может бородки.Завидев человека с бородкой,Майклу приходит на ум:"козлобород,с усами лучше ходи." (Фейспалм.) Однако (Несмотря на бородофобию?) Майкл не очень поворотливый,но он знает достаточно боевых приёмов,чтобы перетащить победу себе. (Победа — это такой канат. Майкл — мастер по перетягиванию каната победы.)
Характер
Майкл часто нервничает и реагирует на любые мелочи.Дело в том что при одной из первых военных операций Майкл и его отряд выдвигались по лесной местности.Недалеко что-то шелохнуло, (Кого оно шелохнуло?) но никто из отряда не обратил внимание.Это было зря, (Метко подмечено!) ведь из этих кустов,откуда издавался шорох,вылезли несколько автоматчиков,которые обстреляли отряд.Пятерым солдатам удалось уйти,Майкл был не плохо ранен, (Прямо скажем, он был хорошо ранен, просто отлично! Эти раны до сих пор с ним!) однако смог быстро оправиться. (Это иллюзия, парень. Не лги себе.) Несмотря на свою нервность,он хорошо ладит с людьми и если вы видите Майкла,сорящегося (Мусорящего-ся? О_о) с каким-нибудь человеком,через некоторое время они станут лучшими друзьями. (Если у него нет бороды, разумеется.)
История
Выходец из западной европы.С детства жил в России и теперь мастерски владеет русским языком.Майкл отличился хорошей меткостью на стрельбище и когда началась война,его отправили в Афганистан.Так Рэмор стал снайпером.В Афганистане он потерял двух своих друзей и два пальца на левой руке. (Какое совпадение. Я бы предположила, что Майкл просто отрубал себе пальцы, теряя друзей, но тогда бы он уже остался совсем без пальцев.) Когда война утихла,Майкл ушёл в отставку.Однако война вновь разгорелась,теперь с большим масштабом.И снайперу вновь придётся взяться за старое». (Снайпер-псих. Это страшный персонаж, я тут я вполне серьёзна.)

А вот девушка. Наверное.
«рост: 178
вес: 45 кг
возраст: 19
серые глаза, рыжая, стройная и довольно таки худая... (Не льсти себе, детка. У тебя истощение, и ты — анорексичка.)
Характер
Гадский характер, очень азартная, пылкая, стерва но хороший лесной дух, (Вот с этого места подробнее, пожалуйста. Это как понять-то?) хорошие познания в каштановых листьях и девочках, (Не знаю, как с листьями, но в девочках не шарит.) частично в алкоголе, заядлая врунишка но добрая. (Но стерва.)
История
В некотором царстве в некотором государстве жил был король у него была приемная дочь и всё такое. (Всё такое — это что именно? Истории отчимов и падчериц бывают очень специфические.) Всё было хорошо всё гуляли, (Всё гуляли, всё прогуляли.) употребляли алкогольные вещества и курили каштановые листья, одним словом идиллия. (Для кого-то идиллия выглядит именно так.) Но как и в любом рассказе есть переломный момент когда тебя выкидывает в жестокий суровый мир, но уже без блек джека и шаболд и ты остаешься один. (Драма.) Вообщем как-то раз король проиграл в покер свое королевство эльфам. Эльфы зря время не теряли и обратили всех свободных людей в рабов, а Влада спала в этот момент и её не заметили борцухи, (Где она спала — вот вопрос. Что такое эльфы-борцухи, я даже думать не хочу.) и она как во всех сказках тупо сбежала (Можно было сбежать остро. Или сбежать умно. Но Влада сбежала как смогла.) как не странно через черный ход. (Мне нравится, когда у королевства есть и черный ход, и парадный.) Так с этого момента начинается история Влады».

Вот ещё один совершенный обычный товарищ.
«Парень (на вид 20 лет) , высокий(190 см.) и статный, имеет два прекрасных голубых глаза (Фигасе! Два глаза!) и длинные до плеч темные волосы. При использовании сильной магии глаза постепенна полыхают голубым пламенем. Выглядит совершенно, как обычный человек.
Характер
Спокойный и веселый, хотя может совершать глупые и ужасные поступки идя на поводу у эмоций. Выполняет любую роботу (зависимо от оплаты). (Дайте два!)
Сага: Сразить зло и наказать злодеев!
Эпика: Возродить свой род, объединить родные земли и отомстить за смерть отца,узнать правду о своей матери. (О! Это интересно!)
Вера: В своих братьев по оружию!
Слава: Получить признание и стать предводителем своего народа
Изъян: Убивать и бить женщин, алкоголь». (Эмм... так что там с матерью?)

Закончить я хочу чудесной, ёмкой и прекрасной квентой персонажа, не нуждающейся во всяких дурацких курсивах:
«Внешность
на мне коженая бронька кожине сопоги цвет глаз зеленый и мускулы
Характер
злой и умний
История
Навыки
могу говорить з животними и навик меткий удар
Инвентарь
веревка». (Чтоб повеситься. Простите, не удержалась.)

И чтобы уж совсем закончить, я напоминаю вам, дорогие мои (и не мои!) читатели, что всё использованное тут надергано на просторах ДМа — зачастую у любимых мною игроков, которые волею судьбы настучали на клаве то, что привлекло моё нездоровое внимание.
Засим остаюсь с безмерной любовью к вашим перлам.
С вами были
наш верный спецкор SLow S
И
Как всегда
злая и несправедливая
Фиолетта Пасквиль

Король протер глаза, всмотрелся в лицо Джеймса, видимо, с некоторым усилием припоминая того, другого, которого он ждал. Сдвинул кустистые брови, поджал губы.

- Верно, я принял вас за другого, - он бросил недовольный взгляд на начальника караула дворцовой стражи. - Мне доложили, что прибыл мой агент из... а, это не ваше дело, - перебил он сам себя, махнув рукой, из-за чего постельничьему пришлось подхватить таз и оттащить его побыстрее в сторону. - Известия государственной важности, касаемо .... важнейших дел государства. - Король сердито мотнул головой. - И что я вижу? - гневный взгляд, брошенный на придворных, заставил тех смущенно опустить глаза. особенно неловко заерзал начальник караула. - Вы правы... эээ... Калхад. Мой город рассадник преступности, если в королевскую опочивальню в любой момент может явиться кто угодно! - гнев короля нарастал, об этом недвусмысленно свидетельствовали расцветающие на его щеках алые пятна. - Я благодарю вас, милейший, за то, что вы раскрыли мне глаза на этот вопиющий факт своим неуместным явлением! он щелкнул пальцами и протянул руку. В тот же момент камердинер, неизвестно откуда вылезший, сунул в руку короля небольшой шелковый кошелек. Урбан Первый протянул кошелек Джеймсу. - Вот ваша награда, и поверьте, кое-кто жестоко поплатится за сей ужасающий казус.

- В "Рыдающей луковице" играют, - со знанием дела веско произнес возница, и, уловив насмешливый взгляд пассажира, зачастил. - Для всех большой зал, всё честь по чести. Люстры, зеленое сукно, красивые девушки. Закуски всякие, вино, бренди. А есть ещё, - он слепил многозначительную мину бывалого пройдохи, - особый зал. Туда вход не для всех. Секретный, значит, - возница покивал головой, давая понять, что уж ему-то этот секрет известен.

- Пять монет, су... - мистер Ковмен запнулся, не понимая, кто же ему заплатит. Пока он переводил взгляд со стражника на Каллахада и обратно, служитель закона вынул из кармана 5 монет и сунул в ладонь извозчику. Тот обрадовано сжал кулак - надо сказав, увидев стражу, он заволновался было насчет своей оплаты - и прокричал:

- Джером Ковмен, сэр!

Стражник же, отвесив легкий поклон мистеру Джеймсу, безмолвно пригласил его следовать за ним. Миновав распахнутые ворота дворца и первый коридор он сдал Каллахада с рук на руки другому стражнику в более расшитом мундире и откланялся.

- Как вас рекомендовать сэр? - поинтересовался этот второй стражник, с любопытством оглядывая посетителя.

Милли, как и большинство ее товарищей, напивалась. На Гилу она не пошла - её мутило от одной мысли об этой планете, на которой ещё недавно они так радостно собирались остатками команды. Были планы, энтузиазм, задор, огонь. Они хлопали друг друга по плечами и обнимались, избегая вспоминать о тех, кто не нашёлся.

Они были снова вместе - казалось, это судьба, и они своротят горы, причём это будут горы золота. И один рейс всё изменил. Это было так странно и неожиданно больно. Наверное, всё дело в том, что они лишь недавно обрели друг друга - и от того потери оказались особенно остры.

Вонни. Черт, Вонни. Об этом Милли узнала уже после выхода из варпа. Вонни - эта механическая сучка взорвала ей мозг. И никто теперь не бродит по закоулкам корабля, что-то бубня, ворча или напевая. Её просто нет - и неважно, что они не были близкими подругами в привычном понимании этих слов. Они не делились секретиками и не шушукались, они просто были рядом друг с другом - и, как оказалось, это было важно.

Милли забрела к ней в каюту с бутылкой бренди и разговаривала с зеркалом. Она хотела взять что-то на память, но не решилась. Добив бутылку в компании зеркала, она отправилась к Зейну. Он нём она тоже узнала потом. Не он латал красиво ее продырявленный живот. А хотелось, чтобы это был он. Кто-то из сбрендивших штурмовиков просто пристрелил его. Просто ни за что. Пристрелил - и вернулся в команду. Господи, да как он смог вообще? Наверняка, он сольётся на Гиле, и правильно. Нет ему больше доверия. Да, да, это всё электронная шлюха, все понимают. Но как знать, насколько глубоко эта зараза теперь у него в башке? Милли бы, например, с ним бы больше на абордаж не пошла. И вообще, на одном корабле с ним теперь стрёмно.

Нью-Фолл, захватив ополовиненную вторую бутылку, отправилась поделиться этой мыслью к Райзу. Невезение преследовало её в этот день. Или не её? Или это несчастливый корабль они купили? Райза тоже не было. Милли вертела в руках отточенный гаечный ключ и улыбалась. Хоть кто-то ушел живым. Хоть кто-то ей что-то оставил на память.

Потом оказалось, что это ещё не всё. Что капитана тоже уже нет, что, в общем, не удивительно. Удивительным было то, что корабль не опустел напрочь, превратившись в летучего голландца. Они, кажется, голосовали. Возможно даже Милли сама предложила Аллонсо. А что, отличный парень, не полный псих, как кое-кто другие. Кажется, с образованием - капитану это на пользу. Пусть будет Аллонсо, хей-хоп! За это и выпьем!

Милли, едва только оклемалась, разумеется, отправилась на камбуз.
Вряд ли бы кто-то удивился, застав ее там, окутанную густым кофейным ароматом вперемешку с клубами дыма.
Но в этот раз Нью-Фолл не варила кофе.
Она священнодействовала - именно это слово лучше всего подходило к её занятию. Потому, что она собиралась сварить самый лучший кофе в её жизни. А значит - немного колдовства и творчества просто необходимы.

Ручная кофемолка быстро стерла зерна в мелкую пыль, которая была бережно смешана с тростниковым сахаром и пересыпана в турочку с узким горлом. Сегодня - никаких кофемашин, никаких литровых термосов. Полминуты прокалить на огне - а потом уже добавить чистую холодную воду. Кинуть пару кристалликов соли с капелькой имбиря. И - на спиртовку, на медленный огонь. Терпеливо дождаться шапки пены, собрать ее в прозрачно-белую чашечку, перемешать кофе в турке и вновь нагреть. И еще раз, добавив три измельченных зернышка кардамона. Вот, вот оно подошло в последний раз.

Милли, удовлетворенно прикрыв глаза, втянула носом густой пряный аромат. Потрясающе. И она не попробует ни глоточка, как бы ей этого не хотелось. Она перельет весь драгоценный напиток в чашку, опустит туда душистую палочку корицы и отнесет его Райзу. Через весь корабль, наполняя его дурманящим терпким запахом.

- Я обещала тебе кофе, Райз.

И - без всяких лишних слов, и так всё ясно. "Спасибо" - глупый набор звуков, который не может передать то, что нужно.

Обломок мстительно отскочил, стукнув в ответ Бенсона по колену. Не причинив, правда, при этом никакого не вреда. Вот и весь ответ. На разоренном поле, где уже почти ничего не горело, не было видно ни одной живой души. Только несколько мертвецов, причем и над ними, судя по скудной добыче, уже успели поработать. Удивительным можно было считать уже то, что самого Бенсона никто не выпотрошил. Впрочем, 21 полновесный золотой принес кошель. Кроме того, любитель помародерствовать обзавелся двумя пачками табака, коробкой печенья и слегка покореженным металлическим щитом, вполне еще хорошим.

Всё остальное уже подобрали другие собиратели манны небесной. Причем, не побрезговали даже платьями - две некогда привлекательные, а сейчас безнадежно мертвые девушки лежали в одном белье. Кое-кто из почивших пассажиров пожертвовал обувью в пользу живых. Ящики грузового трюма были разбиты или разграблены, поживиться ничем не удалось. Это было нерадостно.

Зато было найдено кое-что любопытное, а именно - проложенная колесами телеги колея.

Господа наслаждались приятной беседой о грибах, скететах и голове эльфа, Бен попутно сервировал поднос в меру своего разумения.

Полуорк, Томми и Махди в беседе не участвовали, они наслаждались сервировкой подноса. В пользу сервировки в качестве похвалы можно было с уверенностью сказать: Бен был щедр. Он аккуратными кучками укладывал на поднос всё съедобное и аппетитное, что нашел на столе. Если оно плохо помещалось, он складывал еду послойно, немножко её сплющивая, чтобы больше влезло.

Таким образом, на подносе имелся сдавленный бифштекс, жатая рыба, утрамбованный салат, слепленные в комочек печенья, несколько плотно утоптанных вареных картофелин, склеенных с сырой морковкой, завернутых в листья салата, почти не помятый ягодный рулет с аккуратно придавленным сверху паштетом, грибочки в малиновом желе возлежали сверху, как вишенка на торте.

Собрав это всё, Бен был готов. Готовы были и его спутники.

Из кухни, как быстро выяснилось, вели два пути (исключая тот коридор, по которому их сюда привели). Первый путь вел в кладовку - и там поднос Бена пополнился лимонами, которые тоже пришлось немного сдавить, чтобы поместились, а также пачкой чая Эрл Грей, бутылочкой бренди, бутылкой вина и сушеным горохом, который пришлось чуть ли не отвоевывать у наглой жирной крысы. Крыса сердито встопорщила усы и удрала, явно затаив злобу.

Второй путь вел через тамбур в круглое помещение, где в глаза бросался большой стол, уставленный странными склянками, ретортами, приборами и свитками.

Этот запах. Гарь, каленое железо, кровь. Пока это не наша кровь - все вполне неплохо.

Милли зло дернула бровью, услышав механическую угрозу.

Сучечка. Она может, падла, поджарить их за один миг. Лечь? Хер тебе, сучечка. Не увидеть тебе, как я лягу. Где твои глаза, железная шлюха? Где твои камеры? Чтоб ты ослепла, тварь!

Блядство, хоть бы руки не дрожали.

- Давай, Алонсо, - хрипло, на нервах рыкнула парню. - Давай, прикрой меня.

Хоть бы руки не дрожали, мать твою.

- Неучтенный?! - изумилась Милли, имея в виду "пассажира". - Ничего себе, сюрприз!

Из обрывков фраз техников было ясно, что с ИИ не все в порядке.

- Он перепугал меня своим скрежетом до икоты, - заметила Нью-Фолл, устраиваясь в уголке - так, чтобы видеть происходящее, но не торчать, как свечка на торте, на пути, мешая всем. - Нельзя ему там по ходу, тембр поменять? На что-нибудь более бархатистое?

Всё это легким, ни к чему не обязывающим тоном. Есть время и желание - поддержит беседу. Занята - значит, без обид. Никто никого не напрягает, по крайней мере, с Вонни у них устаканился примерно такой расклад.

- Ого! - громкая связь от кэпа пообещала разогнать застоявшуюся кровь и отправить на поиски новых проблем на свою жопенцию. - Скоро будет жарко! - Милли сверкнула глазами в предвкушении. Чертова адреналиновая наркоманка. - Хоть бы там было что-то стоящее! - она скрестила пальцы и добавила еле слышно, - ... стеллс-модуль, например.

Большую часть времени Милли проводила в кают-компании, дымя сигарой и заливая в себя очередной галлон кофе с коньяком.

Она немного завидовала техникам, которые обнюхивали корабль, чуть ли не целуясь с каждой железякой. Особенно Вонни - её равнодушная мина, конечно, могла бы ввести в заблуждение, но Милли умела наблюдать за людьми - одна из ее прошлых профессий немало тому способствовала. Искренний восторг в глазах не угасишь ничем. Милли бы не удивилась, если бы узнала, что техник с кораблем о чем-то перешептывается, поверяя друг другу свои секреты и истории прошлых рейсов. А ведь у "Дипломата" по-любому есть история - это не новенький со стапелей бричер, это вполне повидавшая жизнь посудина. Было бы любопытно узнать его судьбу.

Нью-Фолл усмехнулась своим фантазиям - настоящая мысленная жвачка, сродни мастурбации. И всё ради того, чтобы отвлечь себя от дум о собственной бесполезности. Стелс-системы нет, денег на неё нет, когда будут - неизвестно, да и будут ли вообще - большой вопрос. Но, разумеется, она не преминула повздыхать над дорогущей установкой. Два ляма, чтоб ими черная дыра подавилась. А еще долг отдавать... Придется переквалифицироваться в боевое мясо, тряхнуть стариной, ах-ха-ха.

- Хей, Джонни, - окликнула она Зейна, столкнувшись с ним как бы случайно. - Ты же меня красиво заштопаешь, если что?

Фиолетта была довольна несказанно. Куда ни глянь - сплошной плюс.

Про зелья полезного узнала - это раз
Пращей пару дурных голов проучила - это два
Сама цела-невредима осталась- это три
Палладин оказался не жмотом, а честным рыцарем, и монеты не зажал - это четыре.

- Конечно, о чем речь, благородный рыцарь! - воровка засияла дружелюбием и отвагой. - С вами приятно иметь дело. Зло, говорите? Почему бы и нет. Искореним с удовольствием. Платят-то неплохо, - она усмехнулась и звякнула монетами. Завтра? Отлично, просто отлично.

А еще она завела неплохое полезное знакомство. Польза, это штука такая... интересная. Если кто-то радостно обнимает воровку - ну что же, он сам виноват, да? Она к нему на шею не вешалась, да? Но карман, нагрудный карман торговца, он был так соблазнительно близок... А истории, которые они друг другу рассказывали, были так увлекательны... Нет, она ни при чем! Он просто что-то обронил в пылу боя, да потом и не поискал. Вот и все. А тюк с зельями порвался, когда дракон налетел! Что-то, да разбилось!

Неплохо получается! Фиолетта взялась за следующий камень. Праща действительно отличная - непростая она. Воровка ухмыльнулась, вспомнив, как раздобыла её.

О, это было отличный заказ. Просто отличный! Всё должно было быть тихо-мирно-шито-крыто. Тихо зашли, тихо взяли, тихо ушли, не оставив следов. Но не все так просто оказалось. План, как это всегда бывает, полетел ко всем чертям.

Она тогда работала с подельником - огромным орком, который служил отвлекающим маневром и, при необходимости, избавлял от преследователей или просто отваживал особо любопытных прохожих. В этот раз им нужен был всего-навсего рецепт. Особый дварфовский первач, от которого, как ходили упорные слухи, повышалась магическая сила. Или не магическая, а улучшался рост бород? Детали Фиолетта уже не помнила, в любом случае, она не собиралась это пить. Но, к сожалению, её товарищ орк как раз собирался. То ли ему срочно потребовалась окладистая борода, то ли что-то там у него не заладилось еще - воровка так и не узнала.

Всё было банально просто - орчище стоял на шухере, пока фройляйн Шанс шурудила в тайной пещере, куда пришлось проникать через погреб с бочками этого самого первача. И вот, когда уже все было найдено, успешно спёрто и засунуто в мешочек за пазуху - выяснилось ужасное. Орк учуял первач и упился до изумления за каких-то десять минут. Теперь он жаждал общения, песен, плясок и драк. Каким-то чудом драки удалось свести к игре в кости с забредшими на шум дварфами, в которой пьянчуге неимоверно везло. После того, как он выиграл приличную кучу золота, дварфы уже не знали, как избавиться от гостя. Пришлось вмешаться Фиолетте. Она так и быть, согласилась увести орка за умеренную плату, которая включала в себя доставку на дом: орка, выигранного золота, бочки первача и самой Фиолетты, которая обзавелась к тому же отличным кинжалом дварфовской работы и вот этой пращей, как уверяли, из кожи огненного вепря-оборотня. Кинжал воровка потом продала - за украшенную рубинами рукоять давали хорошие деньги. А пращу оставила себе - уж очень она пришлась по руке.

Однако, не время предаваться воспоминаниям - и Фиолетта вновь размахнулась, выбирая очередную цель. Уже пора бы добить одного их этих наглых типов, пока они не добили Туумбса. Дварф был совсем плох, и справедливо было бы спасти его с помощью дварфовской пращи. Однако, кажется, воровка чересчур увлеклась воспоминаниями и потеряла бдительность. Это что, был последний камень? Нет, не может быть...

Кристин едва успела повести плечами, чтобы аккуратно высвободиться из неожиданного и не совсем уместного объятия. И, если честно, не совсем приятного. Окровавленное лицо Энди влажно прикоснулось к её коже, она ощутила это касание до изумления остро. Удивительное дело. Если бы она хоть на минуту вдумалась, она бы осознала, что и так уже вся перепачкана - кровь охранника, кровь Гудмэна... Пара-тройка капель ничего не меняет. И тем не менее, прикосновение щеки Питерса оказалось не самым приятным ощущением в жизни преподавательницы. Вероятно, он не осознает, что не стоит так делать... Миссис Чаквас пыталась сообразить, как бы так выкрутиться из ситуации, чтобы не вывести сбрендившего - как ни жаль, это уже не подлежало сомнению, парень подхватил эту дрянь тоже - чтобы не вывести его из себя окончательно.

Боль, пронзившая ухо, оказалась неожиданной. Кристин вскрикнула, рефлекторно дернувшись. Не сразу поняла, что произошло.
А когда поняла - испугалась. Страшно стало до жути впервые за всё это время. Оказалось, до того - это был не страх. Это были неприятные мелочи. А сейчас - всего один маленький укус, и... Непрошеные слёзы заструились по щекам, как ни пыталась Кристин сдержаться. Сейчас он её просто загрызёт или зарежет - и никто не сможет ему помешать. А он ведь даже злости не будет испытывать, и от того ещё более жутко. И не то даже страшно, что она умрёт, а то, что сын её останется один в этом страшном мире.

- Не надо, Энди, - с трудом проговорила Кристин. Губы её тряслись, как ни пыталась она унять дрожь. - Мне... больно. Пустите.

- Какой Литовченко? - Кристин, не понимая, о ком речь, взглянула на корейца. Она не помнила ни студента, ни преподавателя с таким именем. И, понизив голос, прошипела, - вы сами идиот, если считаете, что стоит оскорблять людей с оружием. Замолчите, ради всего святого, вы что, не видите... - она бросила выразительный взгляд на погибших. И громко добавила. - Питерс, снимайте эти лохмотья, они пугают девушку. Я подойду к ней.

Несколько осторожных шагов, дружелюбная улыбка:

- Не боишься, милая? Вот и хорошо. - Девушка вменяема, пишет в ответ на вопросы. Только напугана. - Я обработаю тебе раны. Выпей пока это, - она накапала успокоительного в стаканчик, найденный в аптечке же, посмотрела на лекарство, выпила его сама, не поморщившись, а девушке плеснула еще одну дозу.

Фиолетта уже даже записала кое-какие рецепты и пропорции. И уже даже сообразила, где разжиться травками для зелий, которые она непременно опробует в новом качестве. Нет, КОНЕЧНО не на своих товарищах, НЕТ-НЕТ! Разве может кто-то с таким невинным взглядом больших наивных глаз что-то подлить в суп или чай... Или, например, подсунуть жука, заранее вымоченного в нужном зелье... Нет, только не Фиолетта, никогда! Хитренько усмехаясь, воровка завела уже беседу в новое русло, выясняя, не может ли, например, после принятия зелья вспыхнуть страсть к ... да вот хоть к вот этой кобыле.

И тут началось. Ну что же это такое?! Фройляйн Шанс была бесконечно рассержена. Просто разгневана! И на призыв палладина отреагировала мгновенно и азартно. Нет, она, разумеется, не выпрыгнула из телеги, она еще не выжила из ума. Напротив, она осталась на месте среди тюков и баулов, среди которых затерялась маленьким темным комочком. Зато она решительно и гневно выхватила Любимую Меткую Пращу. Увесистый камешек ловко лег в ложе, вжж-вж-вжик - и полетел прямо в глаз одному из бандитов.

- Отравление наркотиками, разумеется, - биологичка взялась за руку корейца, пытаясь прощупать пульс. - В пунш добавили, скорее всего. Или в сок. Но скорее в пунш, в сочетании с алкоголем многие лекарства дают неприятные последствия. - Она бы могла еще поговорить на эту тему, но обстоятельства не располагали к лекциям.

- Гудмэн, аптечку мне оставьте, - осадила математика Кристин, протянув руку. - Или вы думаете, я экстрасенс, оказывать помощь мануальными пассами?

"И эти люди будут говорить про женскую логику", - про себя возмутилась она. - "Логарифмическая линейка вместо извилин. Или просто тащит всё, что плохо лежит? " Не то, чтобы она действительно имела что-то против него. Но вот так - заботясь о студенте и ворча на коллегу - Чаквас выглядела увереннее, чем себя ощущала. Студент-кореец тем временем упорно куда-то стремился. Кристин в сердцах махнула на него рукой, ругнувшись про себя. Ему же хуже, в конце концов.

И тут ярко-красное диво зашептало ей что-то на ухо. Таким знакомым шепотом, кто бы сомневался, что Питерс будет в центре всех событий. Стоп-стоп... Что он говорит?

- Так это не ты все это устроил? - подозрительно прищурившись, так же шепотом спросила Кристин. Ответ получить она не успела, разве тут можно разговаривать? Кто-то ломится в дверь, преподаватели баррикадируются, потом Гудмен вдруг начинает охоту на ведьм... Надо же, такой с виду был позитивный человек, как стресс воздействует! Впрочем, все опыты на мышах показывали, что если животных все время пугать, они становятся агрессивными и приобретают девиантное поведение. Человек такое же млекопитающее, как и все остальные, только, к сожалению, считающее себя умнее остальных.

- Успокойтесь, вы что! - она строго прикрикнула на Гудмена. - Что вы цирк устраиваете? Это мой студент, оставьте его в покое, - Она положила Питерсу руку на плечо материнским жестом. Слава богу, этот кошмар был пресечен охраной. Кристин обрадовалась мужикам в форме, как родным. Спасены!

- Нет оружия, нет! Ох, слава богу! - Кристин охотно вскинула руки, но долго держать их в таком положении не смогла - попросту забылась, жестикулируя. - Мертвы?! Боже, что вы говорите?! Да перестаньте, Гудмэн, это обычный студент, оставьте его, наконец, в покое! С ним ВСЁ НОРМАЛЬНО. Слышите вы?! - она перескакивала с одного на другое, добавляя шуму в общий гам. - Питерс, ну же, пожалуйста, охрана ваших шуток не поймёт. - Чаквас успокаивающе потрепала студента по плечу. - Питерс, я вас прошу, не нарывайтесь, не сегодня!

Господи, что она говорит! У неё самой уже пошла кругом голова. Ей действительно захотелось сбежать под шумок.

Рында выглядела совершенно счастливой и умиротворенной, наблюдая за тем, как загадочный постоялец поглощает еду. Скромно спрятав руки в передник, она сияла радостью и добродушным кивком сопровождала каждую ложку, уплывавшую в чрево полурослика. Можно было даже заподозрить, что она, как хорошая нянюшка, приговаривает: "Ложечку за папу, ложечку за маму, ложечку за дядю Насруддина". Но губы служаночки не шевелились, так что сколько бы Гаррет не напрягал слух, он бы ничего не услышал. Но и без слуха было понятно, что мысли у девушки самые добрые. Накормить гостя, да так, чтобы он доволен остался - и она уже рада. Немного нужно ей для радости, вот, всего-то улыбкой ее одарили - а она уже как начищенная монетка сияет.

- Конечно, конечно, мистер Гаррет, - закивала девушка, опомнившись и, как следствие, смутившись, - всенепременно разбужу, как прикажете.

Опустив глаза, она сноровисто собрала посуду на большой поднос, легко подхватила его и с звериной грацией, присущей полуоркам, выскользнула за дверь, чтобы через пару минут вернуться в сопровождении все того же охранника за лоханью.
Еще раз поклонившись, Рында подтерла потеки воды и пены и на цыпочках убежала, что-то шипя своему собрату насчет "не шуми", "не греми" и "не топай, разбудишь!"

Лишь только солнышко уронило свой последний луч в океан, Рында возникла на пороге комнаты мистера Колючки. Дверь отворилась без скрипа, хорошо смазанная ее заботливой рукою.

Девушка тихонько вошла, вздохнула жалостливо и зажгла свечу.

- Мистер Гаррет, - громким шепотом произнесла она. - Вы приказывали напомнить насчет вечера. Встреча у вас, мистер Гаррет.

- К-КУДА?! - с ужасом вскричал Томми и заметушился по комнате, роняя фигуры с доски, а Махди развел руками и смиренно опустил голову:

- Куда пожжелала.

Рок решил сам разобраться с этим странным делом и взглянуть лично, что там происходит. Протопав каменными ступнями так, что пол вздрогнул, Скала выглянул в коридор.

В общем-то, всё было спокойно и тихо. И почти пусто. Только возле лестницы - той самой, по которой они спустились из пещеры - маячила фигура с определенно женскими формами. Очень определенно женскими формами. Выдающимися женскими формами, которые трудно было не заметить, поскольку фигура была в одном нижнем белье.

Кряжистый дварф удивленно ухнул, еле успев остановить уже несущееся долото, коим набивал на какую-то плиту трогательные слова.

- Что - вот? - непонятливо спросил мастер, повертев клочок бумаги с рисунком. - Что это? - Он потряс головой, пытаясь понять, откуда внезапно перед его глазами возник этой мелкий хлипкий халфлинг и тычет что-то ему в нос.

- Ты кто вообще? Откуда свалился? - Дварф смахнул с лица густой слой каменной крошки и известки, которым был припорошен до самых бровей. - Видишь, работы сколько? - он обвел рукой мастерскую.

Действительно, работы было порядочно. Город воспрял духом и ринулся обновлять подпорченные могилы. Там и сям лежали заготовки с едва набросанными рисунками и эпитафиями. Парочка подмастерьев, обливаясь потом, обтесывали начерную мрамор и гранит. Один паренек что-то лепил из глины, бурча себе под нос и плюясь сердито.

- Чего надо-то? - дварф все-таки решил, что может передохнуть, пользуясь минуткой разговора, присел на лавку и потянулся к большой кружке.

Если бы можно было потерять сознание еще сильнее - Пэрл бы сделал это, услышав над своей поникшей головой сварливый голос старухи Блэквуд. Но, к его счастью, парень уже был в обмороке, и заметно хуже ему не стало. Правда, и лучше тоже. Попросту, парень остался валяться, как и валялся, а вот Лили недовольно зафыркала в унисон сестре.

- Оставь его, - она брыкнула задней лапой, бросив на Ларкина пару комьев грязи. - Он зануда и трус. Ты что не видишь, он испугался тебя до полусмерти. Если сейчас очухается и снова нас увидит - совсем помрет. Бррр, - она брезгливо передернула ушами.

Ларкин Пэрл Лили не нравился. Он был грубым, скучным, а еще ей казалось, что он неровно дышит к Джеси. Что ужасно раздражало. Если кто и был достоин ее любимой сестры, так это... Какой-нибудь красивый принц. Или доктор. Настоящий доктор, степенный и с чемоданчиком, а не этот фанатик Блэквуд, который и не доктор вовсе.

Блэквуд. Пэрл. Боже, она про всех про них забыла. Это было великолепно - забыть про них. Это была такая свобода, такая радость, такое...

- Какого черта, Пэрл, - сердито прорычала Лили. - Какого черта! Надо было тебе припереться и все испортить!

Она бы с удовольствием его отправила обратно, но не знала, как это сделать. И он уже испортил всё, что мог! Проклятый Пэрл! Лили сердито загребла его задними лапами, накидав сверху обломанные хризантемы. Пусть его валяется тут. Но нос помимо воли уже нюхал воздух, подсказывая ответ на вопрос Джека.

- Оттуда он пришел, - она уверенно указала направление. Запах Пэрла, запах нищеты и голода, вел их в направлении замка. А еще оттуда пахло яблоками, запеченным мясом, квашеной капустой... Ох, чем только оттуда не пахло!

Улыбайтесь, господа! Улыбайтесь!

Соскучились? Ой, не отвечайте. Знаю, знаю! И я тоже!
После томительно долгой разлуки снова с вами мадемуазель Фиолетта Пасквиль со своей колонкой «Портим модули с гоблинами». Злобные инсинуации, предвзятость и несправедливость — к вашим услугам. К слову, должна с прискорбной радостью сообщить, что матерьяльчик для статьи было не так просто собрать. Да-да, с прискорбной радостью, это вовсе не опечатка. С одной стороны, душа Фиолетты восторгается, глядя, как растет грамотность населения, — да-да, мы самоуверенно полагаем, что наша роль в этом прекрасном деле не последняя. С другой стороны, без ваших ошибок и опечаток, дорогие читатели, почитатели и нечитатели, так скучно жить!

Но все же я снова с вами, и вот вам для начала прекрасный абзац (курсив мой):

«Таверна как всегда была полна народу, пьяные крестьяне и путешественники голдели («Голдеть» от слова «голда». Современный сленг, обозначающий «золотились».) так громко что казалось их слышно в замке. (Не знаю, где там замок по отношению к таверне, но в любом случае так золотиться некрасиво.) Кажеться (О-о-о, тся-ться! Привыкайте, господа. Его тут много.) до сюда еще болезнь не добралась, слава богу, может хоть моя семью (Пятью? Тремя? Я не поняла, что тут считают.) в порядке, подумал Эльяс прихлебывая пиво. (У-упс! Внезапно, тут кто-то думал! Интересно, с какого места начались мысли Эльяса? С голды? Или с семи?) Как странно, тут люди смеються, пьют наслаждаются жизнью, а буквально в 50 километрах (Километры в средневековье — это прелестно.) от города уже в свои прова (Прова…йдер? Современный товарищ!) вступает смерть. Эльяс выпил еще немного и потупился. Как ни страно веселиться совсем не хотелось. (Даже если проигнорировать подозрительное «страно», я таки не пойму из контекста, что же именно странно — веселиться или НЕ веселиться. Определитесь, сэр рыцарь.) Хотелось закрыться в своей комнате и отдохнуть. Теперь когда он дома надо бы радоваться, но близость отчего дома не радовала Рыцаря. Он предпочел бы скорее вернуться на фронт. Там друзья, вечные пьянки и веселье, а когда и это надоедает, тогда маркетанки заставят позабыть о грусти. (Что такое фронт? Вы не знали? Пьянки и марке... кто? А-а. Маркетанки — это как секретутки, только маркетологи. Пожалуй, пара моих приятельниц будут приятно удивлены новому эпитету.) А какое чувство когда кровь вскипает в минуты битвы. (Да? И какое же?) Эльяс улыбнулся и допил пиво».

Окей, господа. Давайте рассмотрим этого сэра рыцаря Эльяса повнимательнее. Это поучительно и любопытно.

«Внешность
Эльяс был человеком не высокого роста, имел (При себе? В кармане? В инвентаре?) черные волосы и такие же черные глаза. На его гладко выбритом лице красовались шрамы с прошлой войны. На вид ему можно было дать лет 20-25, однако в глазах горел какой то юношеский огонь. (Однако! Несмотря на довольно преклонный возраст!) Одет он был в тяжелые доспехи поверх которых висела геральдическая кираса. (Автор садист. Кираса, висящая поверх доспехов! Даже если она не надета, а просто висит, двигаться с подобной ношей не так-то легко.) На поясе кросовался (Шо делал? Бежал кросс?) меч-бастард, с другой стороны висел не большой нож».

Опустим придирки по поводу написания частицы «не» и мелочи вроде запятых. Обратим внимание на характер рыцаря.

«Человек живущий одним днем, плодские развлечения (Развлечения плодами? Хурма? Персики-клубнички? Ах, поручик, вы такой затейник! Нет, я даже не хочу думать о других плодах! И не просите!) казалось все что надо Эльясу, его не раз видели выпивающим в захудалых трактирах где он как правило был душой компании. Но и высокое не было чуждо Эльясу, он любил оперы, посещал театры (Сложная, многогранная натура! Надеюсь, он успевал привести себя в пристойный вид, перебираясь из кабака в театр.) и на каждом светском рауте находился с нескрываемым удовольствием. он старался не делать ни кому зла постоянно (Только иногда!) улыбался и был галантен с дамами. (И при этом улыбочка… в этом есть что-то пугающее.) Но было что то печальное в его словах,действиях и поступках (А! Богатый внутренний мир! Но интрига не раскрыта. Что же печального-то было? Автор, ну скажи, пли-и-из!)».

Ну, если честно, многое из его сложной натуры становится понятным, когда мы узнаем получше историю персонажа.

«Эльяс родился средним сыном в семье Лорда Ланкастера, в детстве он много времени проводил на улице с другими мальчишками, что отцу его не нравилось. (Отец предпочел бы, чтобы мальчик вышивал крестиком.) Когда Эльясу исполнилось 16 лет он стал оружиносцем (Чем-чем?) у хорошего друга его отца,тот обходился с ним жестко но справедливо. (Опять нам не раскрыли тайны бытия.) По ночам Эльяс сбегал от своего хозяина к девушке по имени Мари. они проводили вместе всю ночь а на утро Эльяс довольный бежал обратно к Лорду. (Ах, негодник! Конечно, девушка — это лучше, чем плоды!) Девушку он действительно любил. Однаждый друг отца (Какой-какой друг? Однаждый? Это одноразовый, что ли?) узнал об этом и рассказал Лорду Ланкастер, тот приказал Парня выпороть, а девушку казнить. (Уп-с! Фигасе, у них нравы! Никаких девок! Только хурма! Заметим также, что Парень с Большой Буквы, а девушка с маленькой, видимо, тоже не просто так. Дискриминация!) Так мальчишке показали всю жестокость жизни. Потом началась война где Эльяс не показал себя трусом,но и не был героем,с нее он привез несколько боевых шрамов которые время от времяни побаливали. Возвращаться к отцу он не спешил по этому остановился в небольшом трактирчике.... (Продолжая улыбаться, если вы помните.)».

Но бог с ним, с рыцарем Эльясом. Обратимся к другим персонажам необъятного ДМа.
Если позволите, я приведу анкету полностью. Я верю, вам понравится.

«Внешность
Тёмно русые волосы. (И всё? Довольно необычное существо.)
Характер
Раб своего любопытства. (Любопытной Варваре на базаре нос … и все остальное, видимо, оторвали. Только волосы и остались.)
История
Син Соул молодой парень 20 лет. В 16 ушедший из дома и связавший, волею судьбы, свою жизнь с профессией свободного сталкера.
В детстве он мало отличался от других детей, так же играл, смеялся и мечтал о великих начинаниях в будующем. (В дующем бу? Ваша покорная слуга уже как-то пыталась анализировать это сакральное слово.)
Но когда он вырос отличие проявлялось все сильней. (А? Какое отличие? Мало отличался же, ннэ?) Многим казалось, что он так и остался в детстве, так как продолжал следовать своей мечте, стать сталкером.
И ему это удалось, а в какие дебри заведет эта детская мечта Сина, нам ещё только предстоит узнать».

А вот и дружок ему в компанию:

«Внешность
Чарльз-беловолосый высокий парень с голубыми глазами, на вид ему 20-25 лет, но в глазах можно увидеть какую то старческую тоску. (Эти мальчики со старыми глазами… откуда они вообще берутся в таких количествах?) Одет он как и большинство сталкеров в специальный комбенизон (Сначала комбинируют, вообще-то, а потом сокращают. А не наоборот.) со встроенными функциями (Рация,Ночное видинье ит.п.) (Комбез типа скафандр. Или "видинье" — это что-то, чего я не разгадала?), казалось он проходил в этом комбенизоне с самого рождения такой он был потертый и затасканный. На вещьмешке (Понимаешь, парень. Мягкий знак не всегда нужен. Вот сейчас он просто как бельмо в глазу.) который он носил за спиной красовался значек орла, символа свободной организации сталкеров, завершала компазицию снайперская винтовка со скользящим затвором. (И не сметь перемещать — композиция нарушится! Да, да, я знаю. Компазиция и значек сами по себе прекрасны. Но я не придираюсь ко всему подряд!)
Характер
История
Чарльз родился на городе-корабле. Его мать работала в столовой а отца он не знал. Сам чарльз всегда мечтал быть поваром,но после оканчания школы (КАНЕЦ!) вместе с друзьями пошел в сталкеры. Юношей привлекла романтика приключений. Чарльз не был лишен простых подростковых удовольствий, первой любовью у него была дочка механника западного крыла. С ней они иногда сбегали на нижние уровни города, куда путь был открыт только служащим. Однажды их заметили и обоих наказали. Девушку закрыли дома а Чарльз отделался строгим выговором. (Чарльзу повезло больше, чем Эльясу.) Был у Чарльза и лучший друг,они в 14 лет даже сколотили свою подростковую банду правда быстро получили по зубам от местной шпаны. Вместе с передвижным городом Чарльз побывал почти во всх (Выставка Сельского Хозяйства.) частях известного света».

Мы могли бы вас познакомить еще с некой девицей Марни, но она всего-навсего «Ни чем не примечательная молодая девушка, с Темнорусыми волосами» (Темнорусые волосы — это, вероятно, кличка её пета-спутника, или же волосы настолько выдающиеся, что их надо писать с Большой Буквы, Не Иначе.).

Еще у Марни богатый и сложный характер.
«Своенравна и невежественна, но это только маска на самом деле Марни добрая и ранимая девушка». (Какая находка для адвокатов! Этот гнусный убийца и педофил на самом деле милый и ранимый!)

Заглянем на минутку в компанию сталкеров и поглядим их житьё-бытьё. Курсив по-прежнему мой.

«Марни Броковар
Утро выдалось особенно пасмурным, здесь на севере известного мира всегда пасмурно,грибы растущие здесь выделяют влагу, которая превращаясь в туман окутывает всю территорию на многие километры. Син дремал за небольшим столиком в местной забегаловке лишь изредко просыпаясь зивая (Зи… Что он делал?) и разглядывая посетителей. Вот мамаша с ребенком купили "Средние" обеды, а вот офицер безопасности выпивает свой утренний Сойкофе, настоящий выращивает только "Шангри-ла". Народу было не много, не даром это место называют краем мира. Несколько ученых да пара десятков офицеров безопасности, вот и все жители этой исследовательской станции. (Все жители станции тусят в забегаловке? Бездельники.) Станция принадлежала корпорации NOD. Главным поставщиком боевых роботов на всем севере. Видимо корпоративные решили не ограничиваться на производстве, и вложили деньги в куда более крупный проект которым занимаеться асоциация сталкеров. Проект назывался Дивный новый мир, как та книга про антиутопию, однако целью проекта было исследование белых точек карты. Сама планета которую узколобые вершители судеб прозвали "новая земля" была гораздо больше земли предыдущей, и исследование ее даже с современными технологиями займет не одно десятилетие. (Сон, навеянный грибным туманом и чашкой сой-кофе за 10 секунд до пробуждения.) Из дремоты Сина прервал сильный удар по плечу. За его спиной стояла Марни-сталкер и старая знакомая Сина, (То есть они вдвоем стояли за спиной Сина? По-видимому, да. Дальше увидите.) они частенько выходили на поиски вместе,и так же часто ругались.
-Че испугался?, спросила девушка ухмыляясь. (Которая девушка-то? Марни или знакомая?)

Син Соул
-Нисколечки- Син почесал плечо, по которому пришелся удар. (Ничего страшного по сравнению со сном.)
- Ты приходишь в двух случаях- произнёс он ухмыльнувшись- либо нашла новое дело, либо тебе захотелось вновь продолжить наш спор. (Жаль, тема спора так и не раскрыта.)
Син взял кружку сой-кофе, допил ее, поморщевшись - (Я тоже морщусь, прочитав это слово.) Надеюсь ты пришла по делу, а то у меня дренное (Дремотное дрянное?) настроение.

DungeonMaster (Марни Броковар)
-У тебя вечно дрянное настроение, насупилась Марни. Но так же быстро на ее лицо вернулась улыбка. Похоже девушка хотела поделиться чем то поистине грандиозным.
- А ты слышал последние новости? Если нет то слушай, потому что они устроят нашу жизнь на многие годы вперед. (Новости устроят нашу жизнь! Круто!)
Марни легким движением оказалась за столиком напротив Сина. Он нее так и веяло радостью.
-В 45 километрах от этого места на север потерпел крушение транспорт NOD, (Ура! Погибли люди!) я бы и сама справилась,но мне нужен человек который бы прикрыл мне спину, мало ли что. И я выбрала тебя!, Девушка откинулась на спинку стула и достала из подсумка сухпаек. Похоже денег у нее не много раз она ест сух паек в кафе. (Похоже, автор совсем не умеет в прямую речь. Угадать, где закончатся слова персонажа, почти невозможно.)
Син знает что на севере на границе неисследованной области довольно опасно,и главную угрозу создают там не местная флора и фауна, а полудикие ренегаты. Люди деградировавшие по вине какой то низведанной катастрофы, а может просто потому что им так проще. (Это шедевр, реально! И я молчу про низведанную катастрофу. Деградировать просто потому, что так проще, — это великолепно!) И кинь кубик д100 что бы узнать сколько у тебя кредитов.

Син Соул
Син оперса (Опер что? Нет, это читать невозможно.) локтями на стол и внимательно посмотрел на Марни.
- Транспорт NOD говоришь, надеюсь они перевозили что- нибудь интересное, хотя нынче и просто деньги бы не помешали.
Посмотрев в пустую кружку из под сой-кофе Син продолжил.
- Когда отправляемся?

Марни Броковар
-А я знала что ты согласишься! Теперь вот посмори. Девушка достала карту местности. («Посмори (!!!), девушка достала карту местности!», — сказала Марни? Хм, стоп, какая девушка достала карту? А-а-а, ну да. Их же было две, вы помните? Та загадочная старая знакомая в самом начале, за спиной у Сина.)
-Она не полная,но на ней отмечено место падения, нам надо поспешить ока (Глаза? Где?!) другие сталкеры или мародеры там все не растащили. Девушка немного покапалась (Капало у неё что-то? А, она под капельницей полежала. Ну да, ей, наверное, нужно.) в вещьмешке (Ох! Опять эта вещЬ в мешке.) и достала нарисованную от руки карту. Судя по всему карту эту она нарисовала со слов каког то местного. Такая карта либо действительно приведет вас к нужному месту, либо вы потеряетесь безвозвратно.
-Идти надо сейчас! выпалила неожиданно Марни и не дав Сину досмотреть карту спрятала ее в вещьмешок. (Правильно! Чего на неё смотреть, вдруг он ещё что-то рассмотрит!)

Син Соул
- сейчас дак сейчас- Син взял автомат прислоненный к столу и перекинул его через плече.
- чего сидишь идём я уже готов (Я в восторге от таких парней! Девушка позвала — надо идти. Немедленно! Ни в коем случае не собираться в дорогу!)

DungeonMaster (Марни Броковар)
Погода окончательно испортилась. Туман был очень плотный, вы как говориться шли по приборам, а точнее шли туда куда вам казалось верным. Время от времени из тумана доносились звуки местных "Комаров"-существа с размахом крыльев чуть больше чем у орла. Син и Марни спустились в небольшую лощину что бы набрать воды и перекусить. (Ну, вы понимаете. Если пить воду, набранную в лощине, где растут генерирующие туман грибы, то вы еще не то увидите и услышите. Но настоящий мужик идет в путь налегке, не отягощая себя какой-то глупой водой.)
-Надеюсь туман закончится, сказала Марни когда вы дожевывали свой сухпай. (Что МЫ дожевывали?! Автор, имей совесть, я это не ем!) Однако туман и не думал исчезать. как минимум до завтрешнего утра».

Продолжать наблюдение за приключениями Марни и Сина мы не будем. Пусть их, в самом деле. Мы кинем беглый взгляд совсем в другую сторону.
«Высокий, среднего возраста и атлетического сложения мужчина. Волосы черные, убраны назад. Острые черты лица с его зрелым возрастом делают его лицо приятным на вид. (Оокей, у лица зрелый возраст. А у тела? Я уже молчу о том, что такое количества его лица на одно предложение убивает всякую приятность.) Пугает лишь одно – его глаза. Их как будто нет, словно он потерял зрачки. (И плевать, что это бельмо на глазу и персонаж слеп, как котенок. Зато как звучит: «Мужчина, вы зрачки обронили!»)

И в завершение этой коротенькой статеечки я хочу привести восхитительную фразу из коллекции Робота-Администратора:
«Добрый вечер, у меня тут подруга забыла свой пароль и мыло от учетной записи. Можно с этим что-нибудь сделать?» Люди! До чего романтично! Девушка, убегая в спешке, забыла у парня не помаду и (гусары, молчать!) серьги, а пароль и мыло! Я вас люблю, мои дорогие, вы прекрасны! Оставайтесь с нами. Только в ЖУРНАЛЕ PLAYGOBLIN.

С вами были
наш верный спецкорр SLow S
И
Как всегда
злая и несправедливая
Фиолетта Пасквиль

- Летучий саркофаг? - брови мадам Эсмеральды насмешливо-удивленно приподнялись. - Нет, не слышала, - отрезала она. - Такого не бывает, ты просто переутомился.

Даже цыганка, оказывается, не всеведуща. Летающий саркофаг, погребающий под собой всё живое, был ей неведом. И она сочла эту историю не стоящей внимания ерундой. Возможно, это была ее ошибка, но сейчас госпожа ведунья была сосредоточена на похоронной церемонии.

- Книга о дварфах и оттиск плиты? - живо заинтересовалась она. - Давай сюда! Вряд ли кто-то имеет достаточно ума и знаний, чтобы написать стОящую книгу про дварфов, но любопытно, любопытно... Возможно, я даже куплю ее у тебя... как образчик комической литературы. А вот оттиск плиты - это прекрасно, ты даже не представляешь, насколько! Мы закажем каменщику двухстороннее надгробие! На тыльной стороне будет изображение с первой могилы Торна, а на лицевой - новое. Так мы обеспечим преемственность и непрерывность. Я полагаю, две плиты - это лишнее, - госпожа Эсмеральда сморщила лоб, обдумывая этот вопрос. - Да! - она решительно кивнула, согласившись с собственными мыслями. - Лишнее. Более тащить из склепа ничего не нужно, мы и так его уже чрезмерно освободили. Итак, иди к каменщику и закажи ему надгробный памятник. На нем обязательно должно быть обозначено "Торн Тяжелый топор" и "С любовью от Эсме". А также непременно некое высказывание от тебя лично. Просьба о прощении или признание его заслуг. О, и, конечно, изображение топора.

- Тихо, тихо! - цыганка пару раз хлопнула поперхнувшегося халфлинга по спине. Рука у неё, надо заметить, оказалась довольно таки тяжелая для такой хрупкой комплекции. Тяжёлая и умелая - едва не заблудившийся кусок булки моментально проскочил в утробу воришки.

- Не волнуйся, дружок, - госпожа Эсмеральда не смогла сдержать усмешки. - Твои похороны, - она окатила Гаррета испытующим взглядом, от которого побежали мурашки, - состоятся не сегодня. Но магазинчик и лавочку тебе придется отложить до другого раза.

Цвыганка сдвинула брови, задумалась, потом кивнула, сама с собой соглашаясь:

- Да, до другого раза. В этот раз - никакого воровства. Не сейчас. Не для этих похорон. Для своих, если захочешь, можешь украсть и гроб, и лопату. Но Торна мы будем провожать со всеми дварфовскими церемониями. Со всеми, с какими сможем, - уточнила она. - Доедай. Потом нужно будет сходить к каменщику и заказать надгробную плиту.

Он такой жаркий, этот итальянский парень, и он уводит её куда-то далеко, в свою огненную страну, и почему бы и не пойти с ним туда - сейчас, без оглядки? Хотя бы только на этот танец?

Ангелита положилась на него - на его собственный ритм, выплясывающий невероятные шаги. На стук его сердца и прикосновение его горячих пальцев, о, и пылающих бедер. Она чувствовала, как горят румянцем ее щеки, но почему бы и нет? Чуточку смущаясь, Ангелита летела в его руках туда, куда звало его сердце.

Музыка? О, да. Медина? Несомненно. Другой такт, остановка? О, конечно! ты ведешь меня, парень, и я в восторге от этого! Смотрите все, Санта-Мария! Ножки, о, её ножки выделывают черти-что, повинуясь настрою кавалера. Туфельки выписывают дикарские планео на гладкой площадке танцпола. А глаза - огонь! Вот так, да! Держи меня крепче, Андрес, вот так, да!

Госпожа Эсмеральда, казалось, ничуть не удивилась, обнаружив у себя на заднем дворе, если так можно выразиться, спящего полурослика.

- Утро и в самом деле доброе, - серьезно сказала она, а кот подтвердил это звонким:

- Мяв, - и сел у ног хозяйки, терпеливо ожидая, пока она наливала ему из кувшинчика молоко в изрядную миску. Когда миска была наполнена, кот с достоинством прошествовал к ней и немедленно занялся завтраком. А госпожа Эсмеральда, закутавшись в яркую шаль с бахромой подошла к Гаррету:

- Вижу, преодолел свой страх. Вижу... принес.

Цыганка присела на корточки и протянула маленькую руку к свертку. Кости дварфа, завернутые в мантию темного мага, словно шевельнулись, потянувшись навстречу ее пальцам.

- Торн Тяжелый Топор, - нежно произнесла она, и голос ее дрогнул. - Ты все еще помнишь меня.

Из свертка раздалось сухое постукивание.

- Какая ирония, - грустно продолжала госпожа Эсмеральда. - Мантия темного мага служит тебе саваном.

Со стороны свертка раздалось нечто вроде вздоха.

Смуглое морщинистое лицо цыганки дрогнуло.

- Всё будет хорошо, Торн. Я позабочусь о тебе, как я и обещала.

С видимым усилием она оторвалась от останков дварфа и повернулась к Гаррету:

- Ты голоден? - строго спросила она и, не дожидаясь ответа, вернулась в кибитку, откуда вскоре вышла, неся в руках кувшин с молоком и большую сдобную булку, еще теплую, пахнущую детством, печью и корицей.

- Ешь, - велела цыганка, вручая мистеру Приклу завтрак. - Потом займемся похоронами.

Он такой интересный, немного смешной. Глаза потерянные, будто он смотрит на какую-то картину вдали. А улыбка белозубая сверкает искренне и ясно. Бормочет что-то в ответ утвердительное. Да он ее не слышал! Это его "Да, да" относилось к чему-то другому, не к Медине. А потом взгляд его светлеет и он выпаливает приглашение. Чуть ли не на весь зал. Ну конечно, смешной! Кто так делает!

Ангелита закусила губу, чтобы не рассмеяться, но ямочки предательски обозначились на ее щеках.

И он тут же смутился, стушевался, сбивчиво поясняя насчет "потом". И - ох! - испуг в глазах, растерянность. Этот взгляд, он просто потряс синьору Оро. Так смотрят домашние собаки, семейные любимцы, потерянные или выброшенные. И вызов, и смущение, и бравада, и опасение. Все в одном. Вот я такой хороший, холеный, умничка, только попробуйте меня не погладить, не покормить. И в то же время страх - а вдруг попробуют, и не погладят, не полюбят. И настороженность, готовность оскалиться в ответ на обиду.

Нет, конечно, она не откажет Андресу. И не подаст вида, что он сделал что-то не так.

- Потанцуем, - легко ответила она и улыбнулась обезоруживающе, одним глотком допила вино и поставила пустой бокал на стойку. - Сюда ведь для этого и приходят обычно. ну, кроме старого Паскуаля, - синьора кивнула в угол, где обосновался старик, мечтающий о чем-то своем над дежурной чашкой кофе.

Конечно, Ангелита специально сменила тему, чтобы сгладить заминку и неловкость. А глаза ее играли свою традиционную тему. Смущенно опущенный взгляд, отведенный на миг в сторону - чтобы тут же взглянуть на Андреса в упор, взмахнуть ресницами - "Да!" - и ускользнуть в сторону танцпола. И вновь вернуться к нему, подтверждая: "Пойдем!"

Джонни Смит.

Валетт несмело подняла взгляд на Джонни. Она отчаянно хотела верить в то, что он простой мальчишка, попавший на бал так же, как и она. Но в глубине ее глаз все еще стыла неоттаявшая льдинка. Можно ли ему опять говорить "ты"? Или он лорд из шутников, как ей только что показалось? Она запуталась и стояла смущенная, теребя пальцами цветок. На лице девочки отражались все тревоги и колебания. Вот она тянется к парню взглядом, вот отстраняется, сомневаясь. Она так легко переходила от надежды к испугу и обратно - искренняя, честная, наивная. Над такой легко насмехаться, легко ее использовать, обмануть. И они, такие девчушки, снова и снова обжигаются на собственной доверчивости, ничему их жизнь не учит.

Наконец, что-то для себя решив, Валетт спросила:

- Джонни... так вы... ты... правда не лорд? Правда? - и впилась в его глаза требовательным ищущим взглядом, закусила губу в тревоге. Но тут же улыбнулась, найдя нужный ей ответ. - Ну... я не знаю. Мы с мамой когда-то бродяжничали, пока не добрались до милорда. Но я маленькая была, и не помню. Я не умею бродяжничать, - она развела руками, расписываясь в собственной бесполезности. - А кто такие Блэквуды и кого надо спасать? - с интересом спросила она. А потом спохватилась. - Постой... Блэквуд?! Ой! Мне кажется, я знаю это имя...

Валетт озадаченно потерла лоб:

- Какая-то путаница. Причем тут Блэквуд?

Невнятный шум и какая-то суета, происходившая в дальнем конце зала, никоим образом не мешали Джонни и Валетт. Они были слишком погружены в свои проблемы и заняты своими разговорами, чтобы обращать внимание на окружающее.

Грета Мюллер. Джозайя Фишер. Билли Риган.

Джозайе удалось привлечь внимание большого количества народу. Многие гости обратили внимание на шум и уже оглядывались и шушукались. Впрочем, лакеи и охрана окружали Всю компанию достаточно плотным кольцом. Но когда Джозайя впал в ярость и начал изрыгать во всеуслышание свои обличительные речи - тут уже внимание довольно большой части зала оказалось приковано к нему.

Собиралась любопытствующая толпа. Гости переговаривались, переспрашивали друг друга: "Что здесь произошло? А это кто с ним?". Более осведомленные охотно вводили интересующихся в курс дела, другие возбужденно охали и восклицали: "Вот это да! Какой скандал!", кто-то рокотал тяжелым басом: "Иоганн, где ты взял этих скоморохов?"

И чем громче Фишер вещал, впадая в раж, тем громче становились выкрики из толпы. То там, то тут раздавались смешки, рукоплескания при особо метких оборотах речи, в конце концов перешедшие в хохот и улюлюканье. "Бесноватые шуты!", "Ах милорд, ну и представленье вы разыграли!", "Давай, скажи еще что-нибудь!", "Ах, прекратите это, у меня уже колики от смеха!".

Грета, надо отдать ей должное, не стала участвовать в этой трагикомической сцене, демонстрируя свою непричастность к буйствующим товарищам.

Иоганн Кесслер послушал минуту-другую, недоуменно пожал плечами и, отвернувшись, махнул рукой, обращаясь к кому-то среди гостей: "Позовите доктора Менделе, в самом деле."

Фон Ликензайт вполголоса отдавал какие-то распоряжения лакеям и стражникам, которые держали буйных парней. Две горничных собирали рассыпанные фрукты и разбитые розеточки, третья уже елозила по полу тряпкой, убирая грязь.

С бунтарями никто разговаривать не собирался, равно как и принимать дуэльные вызовы. Впрочем, судя по реакции гостей, этого никто и не ждал.

Иоганн со старым лордом посторонились, пропуская добродушного пожилого мужчину, что проталкивалася через собравшуюся толпу:

- А, доктор! Вот, наконец, и вы! - радостно воскликнул Кесслер. - Пожалуй, это по вашей части.
- Молодые люди, видимо, переусердствовали с напитками, - фон Ликензайт сокрушенно покачал головой.
- Не думаю, - резко ответил Иоганн. - Особенно вот тот, - он кивком головы указал на Фишера, рвущегося в руках лакеев и выкрикивающего что-то непонятное. - Он бесноватый.

- Посмотрим, посмотрим, - благодушно пророкотал доктор, с профессиональным интересом рассматривая парней. - Давайте-ка, дружочки, - обратился он к лакеям, - уведем их отсюда м-м-м например, в людскую. И подайте туда мой дежурный чемоданчик.

Несмотря на отчаянное сопротивление, Ригана и Фишера поволокли прочь из зала.

Гости, лишившись развлечения, переговариваясь, возвращались к оставленным занятиям, а фон Ликензайт с извиняющейся улыбкой подошел к Кесслеру:

- Прости меня, Иоганн. Я, конечно, виноват. Этот молодой человек сразу показался мне немного странным, но речи его звучали любопытно и занимательно. Я даже не думал, что в душе у него таится такое безумие. А когда он назвался Блэквудом... - старик сокрушенно покачал головой. - Как я мог! Как я мог забыть имя твоего брата! Я поверил, представляешь, я поверил, что это твой младший братишка, вырвавшийся из рук, - он трижды сплюнул через плечо, - окаянных Блэквудов, как ты тогда...

- Ничего, отец. Ничего, - Кесслер обнял старого лорда. - Забудем про них, и всё.

Они оба подошли ближе к Грете, и фон Ликензайт произнес:

- Представь же меня этой леди, Иоган:

- С удовольствием! - Кесслер просиял. - Отец, позволь представить тебе нашу очаровательную таинственную гостью - госпожа Грета Мюллер. Она так же умна и проницательна, как и прекрасна. Госпожа Мюллер, позвольте представить вам моего отца и хозяина этого замка - милорд фон Ликензайт. Он так же добр, как и справедлив. О, и я бы хотел все же угостить вас шоколадом, чтобы как-то загладить это грустное происшествие!
- Я надеюсь, ты не о нашем знакомстве с леди? - с улыбкой поинтересовался старик.

Кесслер вспыхнул:

- Нет, конечно! Знакомство с леди - это лучшее, что могло случиться в эту ночь, - он галантно поклонился.

Ей просто надо было прийти в себя. Это, конечно, немного глупо, но взгляд в зеркало был просто необходим Ангелите. Ей просто кровь из носу требовалось убедиться, что с ней всё в порядке. Платье не помялось, косметика не потекла, прическа не свисает обсосанными космами. Санта Мария, куда девалась ее беззаботность, вера в себя и... ооо, нет, мы не будем забивать себе мозг глупостями. Мы подкрасим губы и вернемся к бару, где экспрессивный парень так ярко улыбается.

Синьора Оро подмигнула себе в зеркале. Да, Санта Мария, она все еще хороша. Вино уже блестело влагой в её глазах, а в улыбке появилась легкость и - неужели? - лукавство. Крутанувшись на каблучках, Ангелита вернулась к бару, сияя уверенностью.

Или стоит уже перебраться за столик? Но она еще не допила вино, да и ушла как-то скомканно. Теперь Андрес думает... а! Неважно, что он думает! Моё вино меня ждёт, и - почему бы и нет? - собеседник.

Ангелита вернулась на место и взяла бокал.

- Нравится Медина? - с улыбкой спросила она у итальянца.

Такси, шурша шинами по мокрой дороге, подкатило к "Грации" и лихо тормознуло в луже, обдав тротуар каскадом брызг. Синьора Оро передернула плечами. Чертов лихач. Он её раздражал всю дорогу вонючим сигарным дымом, зубастой улыбкой, от которой было невозможно избавиться даже на заднем сиденье - шофер без конца оборачивался и сверкал дружелюбным напором. А эти бесконечные разговоры ни о чем? Он перекрикивал орущее радио, а она, как дура, вежливо кивала и вставляла какие-то незначащие слова. Ну почему она такая мямля? Мамма Мария, ну почему она не может заткнуть даже этого таксиста? Ну да, он ничего плохого не делал, не приставал, не хамил. Он просто дымил и болтал, ужасно раздражая. Казалось бы - что сложного попросить не курить и замолчать? Так нет же. Она не умеет говорить людям неприятные вещи. Всё, на что хватило Ангелиту - это открыть окно и думать о своем. Или не думать. Да,черт возьми, ей нужно развеяться.

Рассчитавшись, молодая женщина выглянула из машины, прикидывая, куда поставить туфельку. Слава Марии, таксист сам понял, что остановился посреди лужи, и чуть прокатил вперед. Ангелита, поблагодарив, выпорхнула из авто, скрываясь под большим зонтом. Несколько торопливых шагов перебежками - и она уже под защитой козырька. Фуухх.

Она остановилась, сложила зонт и шагнула внутрь. Кафе распахнуло объятия, окутав ее своей неповторимой атмосферой. Своим потрясающим духом - духом танго. Боже, как она давно тут не была! Но Вальдес всё так же стоит со своим стаканом, а старик Паскуале бдит над своим кофе. Синьора Оро как-то хотела вытащить его танцевать, но старик лишь печально уткнулся в чашку и не поднимал глаз.

Ангелита замерла в нерешительности, сжав в руке сумочку. Пойти сразу за столик и заказать кофе? О, нет, нет. Она еще не готова.

Начнем с бара. Вина. Белого сладкого вина.

Джонни Чик

Валетт застыла с опущенной головой, опущенные руки сжимали цветок:

- Я не понимаю, о чем вы, сэр, - голос её срывался и дрожал. - Простите меня, господин, я мало образована и не знаю, как сила может быть нечистой. Она просто есть, и всё. Большая, маленькая, слабая, сильная - кому какая досталась от рождения. Она же у всех есть, - она на миг вскинула глаза и тут же, испугавшись такой смелости, вновь их опустила, не смея глядеть на Джонни. - Я просто портниха, это мой дар и талант. Милорд говорил, что талант большой, но ... Он так добр, что мог перехвалить меня, чтобы подбодрить, - легкая светлая улыбка скользнула по губами девочки - как каждый раз, когда она говорила о милорде - и тут же увяла. - У вас ведь тоже ведь есть сила, - запинаясь, проговорила Валетт, опустив голову еще ниже. Светлые волосы её рассыпались, завесив лицо вуалью. Но даже теперь она не решалась поднять на Джонни глаза. - Вы так замечательно танцуете и так умеете внушить веру в себя. Я... Извините меня, сэр... я... Не знаю, что значит фея и чертанка. Я обычный человек, простите меня, можно, я пойду?

Джонни не видел ее лица, полностью скрытого волосами, лишь только слышал запинающийся дрожащий голос и тихое шмыганье носом.


Джозайя Фишер. Билли Риган. Грета Мюллер.


Джозайя не глядя схватил первое, что попалось под руку - это оказался легкий изящный поднос, который держал в руках один из лакеев. Пирожные и засахаренный фрукты градом посыпались на самого Фишера, на молодого лорда и на брызнувших в стороны дам. Однако сам поднос в цель не угодил, выскользнув из рук парня и со звоном упав на пол. Лакеи и несколько решительно настроенных гостей тут же бросились на Фишера, скрутив и его.

Билли, согнутый в три погибели вновь обратился к туману, который уже подвел его один раз. Или не один? Не сделал ли парень ошибку, доверившись незнакомой непроверенной магии? Что, если туман обманывал не окружающих, а его самого? Но другого выхода Риган в запале боя не придумал, а ввериться миротворческой речи Греты, вероятно, не захотел. И он ударил туманом по глазам. Всех в этой комнате - велел он туману четко и ясно. И туман послушно потек с его пальцев, стремясь захватить всех. Всех было много, огромный зал с танцующими, гуляющими, беседующими, флиртующими, играющими в карты, слоняющимися без дела и решающими свои проблемы гостями замка.

И вот лакей - сначала один, потом другой, третий - заморгали, будто что-то защипало. Туман пополз дальше, рассеиваясь до прозрачности - и вот Иоганн мигнул, смахивая невесть откуда взявшуюся слезу, а следом и Ликензайт вынул платок, протирая глаза.

Но их - всех - было слишком много. Лишь небольшой зуд и жжение - вот и всё, на что хватило распыленного по всему залу тумана.

Иоганн, отмахнувшись от нападавших, смотрел только на Грету, не обращая внимания ни на перепачканный костюм, ни на беснующихся Фишера и Ригана. В общей суматохе, шуме, восклицаниях и беспорядке его интересовала только она.

- Леди Мюллер, - в его глазах было смятение. - Ваши товарищи... - Он подбирал слова, отчаянно отыскивая выход из дикой, кошмарной, невероятной ситуации, потом взглянул на Ликензайта. - Отец, я прошу вас...

Фон Ликензайт стряхнул кусочек крема с рукава парадного камзола, покачал головой:

- Они преступники, Иоганн, - с оттенком грусти сказал он. - Я не могу выпускать бандитов на улицы города. Их должен ждать суд и наказание.

- Но сегодня... - Кессер умоляюще взглянул на отца, и тот, видимо, уловил в его взгляде что-то важное. Задумавшись, Ликензайт плотно сжал губы, покачал головой, сочувственно вздохнул.

- Сегодня самая длинная ночь, - сказал старый лорд. - Ночь, которая не закончится, пока не исполнится предначертанное. А если им предначертан суд и... - он оборвал себя, не желая озвучивать результат суда. - Впрочем, мы узнаем это. Ты прав, сын мой, в эту ночь я не могу судить и карать детей, пришедших на бал, даже если они безумны и неблагодарны. Этот бал мы устраиваем совсем не для этого. Эта ночь однажды вернула мне сына, и, возможно, совершит еще несколько добрых дел.

Фон Ликензайт повернулся к Грете:

- Я не отпущу их сейчас, - он принял решение. - Выпустить двух юных бандитов на мирно спящий город? Нет, даже мой сын не сможет уговорить меня сделать это. Но когда настанет утро, мы вывезем их за пределы моего владения с условием, что они никогда сюда не вернутся. Вы же, леди, - он поклонился, выказывая ей уважение, - ни в чем не провинились перед гостями и вольны быть здесь сколько пожелаете и приезжать, когда пожелаете. Право, отрадно видеть столь здравый разум в юной гостье.

- Что это сейчас было? - Леди глядела в спину уплывающей Рыбе недоумевающе и с некоторой жалостью.

- Приступ маразма, - пожала плечами Бусы. - Было бы тебе столько лет, ты бы тоже путала выпуски и клички.

- Я столько не проживу, - фыркнула Леди. - Моё хрупкое здоровье и возбудимая психика не позволят.

- Не приведи Аллах, - согласилась Гарпия, позванивая гроздями шейных колец и цепей. - Слышали, она вчера в Хане просила нацедить ей полынной настойки?

- Куда ей настойку? - изумилась Леди. - Она пьет столько таблеток, по-моему, и за Шаманом доедает то, что он прячет под матрас.

Было общеизвестно, что Шамана - старожила Дома - в муравейнике пичкают нереальным количеством лекарств. Разумеется, ни одно живое существо не может выдержать такого количества ядохимикатов, и Шаман, отлично изучив все облатки и капсулы, очень дифференцировано подходил к употреблению оных. Благодаря чему все еще жил, несмотря на усилия муравьёв, суетливо пихающих в него новые и новые препараты.

Однако, Рыба умеет удивить. Старейшая воспитательница, своим холодным взглядом остужавшая самые горячие головы, вдруг дала сбой. Палаты! Такого слова в их обиходе не было и не могло быть. Оно было запрещено неписанным законом, который соблюдали все - от директора Удава, до последней безымянной Тумбочки. Тумбочки в большинстве своем были безымянными. Никто не стремился запоминать и различать бесконечно сменяющихся служительниц, которые таскали какие-то мешки, ящики, воспитанников, которое не хотели передвигаться, мыли полы, посуду, воспитанников, которые не хотели мыться и так далее. Так вот, даже Тумбочки с первого дня усваивали незыблемое правило - это не больница. Это Дом. В нем есть комнаты, классы, библиотека, столовая, холл, коридор, муравейник, то есть для них он был Изолятор, есть воспитательская, кинозал, спортзал, бассейн без воды, бильярдная без бильярда, Чайхана без Чая и много чего еще, но палат тут нет.

И вот нате-здравсвуйте, Рыба выдала.

- А вам не кажется, что она... - Акула замялась, готовясь произнести ересь, - нырнула?

Гарпия возмущенно заклекотала, замахала крыльями, от негодования растеряв все слова.

- Нет, серьезно, - Акула почесала покрасневшие жаберные щели двупалой клешней. - Этот взгляд, опрокинутый в себя. Эти слова, прости госссспади, - она передернула полными плечами, будто у неё мороз продрал по коже.

- Нечистое дело, - подытожила Колючка. Ручная крыса на ее плече согласно пискнула и нырнула куда-то вглубь. Леди даже не хотелось думать, куда именно.

- Совет? - предложила она, поочередно взглянув на каждую из вожаков - и встретила три твердых согласия.

- Совет, - раздался за спиной голос Змея, подхваченный тремя вожаками парней.

Все это время они были неподалеку - где же им еще быть - изо всех сил не замечая девушек. Ни в комнате Шамана, ни в просторном коридоре муравейника они не обменялись не единым словом, ни единым взглядом, не дав заподозрить, что знают о неприлично близком соседстве лиц другого пола. Но прозвучало заветное слово "Совет", снимающее строгий запрет на контакты.

- Крот пошел слушать, - просипел Джинн из своей коляски. Крот - низкорослый щуплый бледный паренек, слепой от рождения, обладал фантастическим слухом. Говорят, когда он сосредотачивался - то слышал, о чем говорят в любой комнате, неважно, в какой. Неслышно ступая босыми ногами, он бродил по дому, как тень, и Леди бы не удивилась, узнав, что он одновременно может находиться в нескольких местах.

Сбор совета был назначен в Хане - Чайхане без Чая. Когда-то предыдущими поколениями оборудованная из несостоявшейся комнаты для встреч, Чайхана была украшена вывеской их жестяных букв, выкрашенных золотой краской. Со временем Чайхана превратилась в Айхану, а потом и в Хану.

От начала и до конца она была сделана руками воспитанников - и каждое поколение вносило в интерьер свою лепту. В итоге, Хана превратилась в чудесное уютное психоделическое заведение, изрисованное и исписанное сверху донизу, в котором царил Осьминог - чуть ли не единственный из парней, с которым можно было общаться девушкам.

"Только Чай!" - гласила вывеска, оклеенная всевозможными наклейками напитков разной степени крепости и украшенная цветками сомнительных растений. Тут витал дух вседозволенности, истерической раскованности и депрессивных страданий. Место, где любой мог зализать рану. Место, где заканчивались все войны и проводились Советы.

Не очень-то удобно сидя в коляске открывать дверь, захлопнувшуюся перед носом, даже если эта коляска - "Молния". Вываливаться на пол, ползти к ручке, потом карабкаться обратно не хотелось. Вообще-то, ничего в этом такого не было. Не было бы, если бы надо было просто открыть дверь. Но вот именно сейчас это было бы унизительно. Не спрашивайте, почему. Потому что. Так что Леди пришлось круто развернуться, достать костыль и прицельно жахнуть по ручке. Получилось не с первого раза, так что шуршавчик под дверью успел слинять, оставив затейливо сложенный конверт.

Леди все еще бесилась, поднимая бумажку, уже меньше злилась, вертя ее в руках и рассматривая - ну да, кто же сразу разворачивает послание? Никогда не следует с этим спешить. Потому что. Она уже почти перестала злиться. Пальцы девушки щекотали бумагу, пытаясь прочесть не то, что написано, а то, что задумано. Угадать. Почувствовать. "Змей?" - вопросительно ёкнуло сердце, сладко заныв в предвкушении. Нет, ответила сама себе. Нет, был бы знак. Змей оставил бы свой знак, непременно. В уголочке, на сгибе, в укромном месте, микроскопический - любой. Знака не было.

Кто? Что?

Леди хмурила брови, позабыв про завтрак, раскорячив "Молнию" посреди широкого коридора - и широкая река воспитанников, торопившихся в столовую, вынуждена была обтекать её с обеих сторон. Река уже превратилась в ручеёк, когда Леди встрепенулась и решилась развернуть листок.

После чего всё стало ещё хуже. Загадка не только не разрешилась, она окончательно запуталась. Что это за знаки? Покрутив записку так и сяк, девушка сдалась. Не совсем, конечно, временно.

Понятно, что с наскока тут не разберёшься, что нужно настоящее расследование, а значит - нужна помощь.

Медленно катясь в сторону столовой, Леди загибала пальцы, выстраивая план.
Во-первых, расспросить своих одностайниц. Может быть, кто-то заметил кого-то, мнущегося возле их двери.
Во-вторых, хм, во-вторых. Да, надо поговорить с Гарпией. Гарпия - черноволосая длинноносая ссутулившаяся сумрачная дева из второго отделения. Вожак своей стаи. Её птицы вездесущи и незаметны. Их можно отправить на сбор информации. Конечно, придется платить. Но как по-другому?
В-третьих... В-третьих, придётся идти на поклон к Шаману. Он с заскоками, но так, как он, историю Дома и традиции никто не знает. Шаман старше их всех, он мудр, но загадочен. Леди мрачно усмехнулась - ещё бы. Будешь загадочным, если прикован к постели в муравейнике.

Гомон столовой ударил в уши сразу, отвлекая от размышлений. Её стая уже облепила стол, расхватав порции. Бусы призывно махнула рукой - катись сюда, я тебе держу место. Культуристка только стрельнула ехидным глазом, не отрываясь от двух дел сразу - левой рукой она ковырялась вилкой в своей тарелке, правой - заталкивала огромные ложки каши в Куклу. Кукла исправно разевала рот, заглатывая еду с умопомрачительной скоростью.

- Надо поговорить, - одними губами шепнула Леди, подъезжая к Бусам. Та кивнула, подтолкнув тарелку - ешь давай - и неопределенно тряхнула вечно сальными космами в сторону мужской половины - галдящей, орущей, матерящейся и швыряющейся предметами первой необходимости.

Тут все было просто и понятно. Точнее, понятно, но непросто.

Леди улыбнулась уголком губ и склонилась к тарелке. Еда - макароны с котлетами - уже остыла и слиплась в труднораздираемый ком. Её соседки уже сражались с этим комом, расчленяя его вилками на комья приемлемых размеров, которые можно было запихнуть в рот без риска подавиться. Укоризненно качнув головой, Леди сунула руку в кармашек "Молнии", извлекая складной нож. Щелчок - и лезвие послушно прыгает ей в руку, приятно холодя ладонь.

Она всегда ела с ножом и вилкой, аристократично отделяя маленькие кусочки и отправляя их в рот. Она не помнит, где этому научилась и почему ест именно так - но так она ела. Леди.

Бусы локтем толкнула её под руку - и вилка со звоном упала на пол.

- Ох! - Леди опустила растерянный взгляд вниз, где далеко-далеко, фактически вне досягаемости, лежало орудие принятия пищи. Полная беспомощность и вселенская печаль.

- Возьми, - шёпот почти в самое ухо, заставляющий дрогнуть и затрепетать сердце. Пальцы Змея касаются её руки на какую-то секунду, опаляя молнией и возвращая вилку.

- Спасибо, - она шелестит, не поднимая глаз, сжимая вилку в руке - ещё хранящую тепло его рук.

Это всё, что они могут себе позволить.

Только Бусы знает. Верная Бусы с совершенно отмороженным лицом вещает что-то сидящим напротив Бомбе и Баунти.

Надо поговорить.

Джонни Чик.

Внезапная холодность Джонни - и Вайолетт испуганно вскинула на него глаза:

- Вы? - мелькнувшая было обида тут же сменилась обреченной покорностью. Девочка отошла на шаг, присела в реверансе, опустив голову. - Простите, Джонни, - едва слышно пролепетала она. - Я непозволительно забылась, подумав, что... - она прикусила губу, пытаясь справиться с собой. Наконец, кажется, ей это удалось. - Я думала, вы поняли, сэр. Я действительно из этих, - горечь прозвучала в её словах. - Из обслуги замка. Я никто, просто служанка, которой из милости позволили взглянуть на бал. Ваша шутка была превосходна, сэр. Очень смешная. Любая леди была бы в восторге поддержать её, но я не леди. Я действительно служанка, прошу простить меня, если была неверно понята. Благодарю вас, сэр, - Вайолетт, не поднимая глаз, попятилась к выходу из алькова, сжимая в оцепеневших пальцах цветок.


Джозайя Фишер. Билли Риган. Грета Мюллер.


Иоганн вновь посмотрел на Джозайю, уже более внимательно, и целая гамма чувств в мгновение ока пробежала по его лицу: удивление, недоверие, подозрение, негодование.

- Блэквуд? - презрительно бросил он, вцепившись в Фишера взглядом. - Джозеф? В какой еще плоти? - молодой лорд непонимающе пожал плечами и с упреком взглянул на Ликензайта, радость которого увядала на глазах. - Это какой-то мошенник, отец. Что он наговорил вам? - Иоганн вздохнул, покачав головой. - У меня был только один брат, и это вовсе не этот проходимец. А старого негодяя звали иначе, к счастью, ему сюда дороги нет. Впрочем... - Иоганн резко обернулся к Фишеру. - Отвечай, кто тебя послал!

Тем временем Билли приводил в исполнение свой коварный план. Он подкрался сзади к пожилому господину и извлек шпагу. Прекратив следить за своей невидимостью, он сосредоточился на клинке, который, послушный его воле, тут же вспыхнул огненными сполохами. Резкий выпад - но тут Кесслер резко толкнул "Упыря", и шпага вонзилась не в спину, а всего лишь в руку Ликензайта. С удивлением Билли почувствовал как шпага легко, странно легко, почти без сопротивления входит в тело жертвы, не причиняя ей вреда. Ни дыры в рукаве камзола, ни растекающегося кровавого пятна, ни ожогов - пламенный клинок, подаренный туманом, сослужил хозяину плохую службу. Билли толкнул от себя волну пламени - но и оно лишь осветило сцену багряно-оранжевой вспышкой.

- Измена! - кричит кто-то истошно. Ригана хватают чьи-то руки, толкают, он слышит голос Кесслера. - И этого держите тоже!

Грета торопилась, как могла, чувствуя беду. Даже непросохшее платье и увещевания служанки не могли удержать ее - и, разумеется, мальчишки что-то натворили. Она успела на самую кульминацию событий, увидев злополучный удар шпагой и поимку Билли. Стражники и лакеи, а также гости бала уже спешили к месту неприятного происшествия.

Саломея всплеснула пухлыми руками:

- Ох ты ж девочка моя! - она всхлипнула растроганно, увидев, как Марси поливает слезами пирог. - Кушай, деточка, кушай! я тебе еще дам. Ох, где же это видано - такие голодные грустные девочки! Ох ты ж моя птичечка! - она заохала, захлопотала вокруг, заметушилась, забыв про все на свете - и послушные ее воле пироги слетались один за другим, устраиваясь румяной ароматной грудой на столе.

- Голодные дети на моей кухне! Вот уж не думала, не гадала! Сначала кушать а потом уж и помогать будете. Да я и сама справляюсь всегда, вот только сегодня... ну как же - самая длинная ночь! И все хотят кушать, вкусненького, тепленького, свеженького. Пока ночь не кончится - все тут будет пыхтеть, томиться, вариться и тушиться. Иначе никак! - Она серьезно воздела вверх пухлый палец, обмахнула передник от невидимой пыли и велела:

- Вы тут пока кушайте, а потом, если не уснете и не сбежите, можете и помочь. Вот, например, перетаскать на тот стол яйца и вон тот мешок муки, потом, значит, стащить мне три вязки лука, потом еще сушеные абрикосы из ларя залить кипятком вот в этой кадочке, а грибы из корзины вывалить в лохань с водой, а я тут соусом займусь, уж как милорд любит соус из трюфелей. Ну-ка, где вы, мои хорошие, сюда, сюда, - повариха, приговаривая, уже приплясывала возле большого таганка, взмахивая огромной ложкой - и под таганком вспыхивал огонь, весело потрескивали угли, а Саломея ловко скользила от шкафчика к шкафчику, беспорядочно распахивались дверцы, в таганок стряхивались душистые специи, ножи, радостно стуча, шинковали странные сморщенные грибы, которые сами собой ссыпались в аппетитно шкворчащий соус. И все это с приговорами, прибаутками, уговорами и припевками:

- Ложкой свет мешая
Тётушка большая
Ужин приготовит из вас.. хо-хо... для ва-ас, - и действительно, казалось, свет струился в таганок, смешиваясь с булькающими в нем трюфелями, сметаной, зеленью и еще бог весть чем ароматным и пряным.

- О! А что тут еще? - Повариха подняла голову, глядя в потолок. - Эй! Ты где прячешься? Иди сюда!

Она прислушалась, приставив руку к уху, потом захохотала раскатисто и весело.

- Каков нахал! - она ни на минуту не переставала помешивать свой драгоценный соус, принюхиваясь, добавляя того-сего, прислушиваясь к тихому бульканию и убавляя огонь под таганком. Да под ее требовательным взглядом дрова, угольки, прежде пылавшие ярким пламенем, вдруг присмирели. Огонь опал, а пыхтение соуса стало намного тише. - Как же, "иди сюда", - явно передразнила она кого-то. - Делать мне больше нечего!

Между тем, ни Марси, ни Джон не слышали того, с кем она там болтала. Может быть, звук был слишком тихий, а может, госпожа Саломея говорила с каким-нибудь котелком. С неё станется.

- Ожерелье, - лишь на миг тень огорчения мелькнула в глазах Лили - ожерелье ведь одно. - Бери, - она щедро протянула сестре сверкающую красоту, а сама прибрала серьги и вторые часики. - Смотри-ка, они идут! - Воскликнула она, увидев, что стрелка, подрагивая, медленно переползает с одного деления на другое.

Кое-как намотав цепочку часов на запястье, Лили украсила себя еще перстнем и серьгами. Перстень чудесно смотрелся на когте задней лапы, а серьги неплохо устроились в изящном изгибе чутких ушей.

- А ключ-то, ключ? - вспомнила вдруг она. - От чего он?

Мистер Джонсон взял книгу с полки -ту,самую красивую и дорогую. Она была озаглавлена "Песни судьбы". Дорогая бумага, шелком шуршащая под заскорузлыми пальцами полуорка.

Джек раскрыл книгу и, откашлявшись, с выражением начал читать. Это были стихи.



Рок взялся перелистывать остальные книги, тщательно просматривая страницы на предмет картинок, записок и вложений. Картинки были, хотя и немного. Судя по всему, это был действительно научный труд некоего естествоиспытателя по имени Джеральд Ударрел.

О природе живых тварей. Книга 1. Звери.
На форзаце этой книги был изображен волк, оскаливший зубы.


О природе живых тварей. Книга 2. Гады.
Титульный лист этого тома был украшен огромным змеем, свернувшимся в кольцо.


О природе живых тварей. Книга 3. Инсекты.
Жуткого вида огромный богомол украшал эту книгу.



О природе живых тварей. Книга 4. Птицы.
На первой страницы красовалась феерическая птица, расправившая крылья и изогнувшая длинную шею.


Но ни записок, ни карт, ни иных вложений в книгах не нашлось. Только страницы научных наблюдений.

Мелодия флейты - легкая, зыбкая - витала в воздухе, то затихая до неуловимости, то вновь распускаясь божественно прекрасным цветком. Незнакомая, чистая, нежная - как жаворонок в летней утреннем небе. Как капли дождя над звенящим ручьем. Как шепот увядающей листвы в осеннем лесу. Вот, кажется, ты уловил тональность и ритм, но нет. Она ускользнула вновь, засвиристела трелями-пикколо, запрыгала журчанием по камушкам, заплакала тающей сосулькой.

Пэрл заглянул в корзину. Полнёхонька. Взять яблочко? Запросто, никто и не заметит. Наливное, крутобокое, душистое, сочное, румяное. И булочки, булочки. Ларкин приподнял выбеленную холщовую салфетку - целая груда пышных свежих булочек. Ваниль и корица - так сладко пахнут. Еще чуть тёплые, мягкие, с глянцевито отливающей корочкой, смазанной взбитым яйцом с сахарной пудрой. Как может удержаться вечно голодный паренек? Да еще когда никто не видит. Никто ведь? Нет, Пэрл тут совершенно один.

Ларкин схватил булочку, осторожно откусил маленький кусочек, тающий во рту. Бесподобно, на самом деле бесподобно. Что может быть вкуснее? Только еще две такие булочки! И Пэрл решительно взял ещё несколько штук - про запас.

И направился к окну - туда, откуда пела флейта. Звук совершенно явственно лился из ледника. Тяжелая дубовая крышка с витой медной ручкой, затертой до красно-золотого блеска. Открытый засов. Сквозь тонкую щель пробивалась чуть заметная полоска света. И зовущая мелодия, сквозь которую смутно слышалось что-то вроде:
"Ложкой свет мешая
Тётушка большая
Ужин приготовит из вас.. хо-хо... для ва-ас"

Дверь распахнулась без скрипа, будто ждала легкого толчка Пэрла, и мальчик вошел в кухню.

Тихо, на кончиках пальцев. И шепот, едва слышный, заставил вздрогнуть его самого.

- Кто тут? - Эхом вернулся к нему вопрос. Чуть вздрогнули, зазвенев, чашки с тарелками.

- Кто тут? - брякнули кастрюли котелки, выстроившиеся на полках

- Кто тут? - в унисон отозвались ложки в ящике.

Кроме эха, звоном раскатившегося по кухне, никто не ответил Ларкину. Только флейта - но было ли это ответом?

Мелодия продолжала нежно шептать и насвистывать, легко переливаясь в ночном полумраке.

И никого, кто мог бы на ней играть. Только шкафы и буфеты, и корзины, и ларь с мукой, а еще чисто выскобленный стол и стулья, но нет ни души. А может быть, только душа, одна чистая душа, без тела - витает тут, изливаясь музыкой?

И кухня, окутанная мелодией, стала больше, светлее, чище. Еще больше. Просторный овальный стол, накрытый хрустящей узорной скатертью. Высоченные шкафы на гнутых ножках с инкрустацией, возносящиеся до потолка. Чисто отдраенная посуда, выстроенная по ранжиру, поблескивает медными боками. Стулья с резными спинками - целый пиршественный зал.

И запах! Он стал еще сильнее, дразня, щекоча нос, маня обещанием вкусной, по-настоящему вкусной еды. Бетси действительно отлично стряпает - для Блэквудов. Им достается и запеченная с базиликом индейка, и куриный пирог с грибами, и щедрый наваристый мясной суп с луком, в котором стоит ложка, и густые сливки, и вишневая шарлотка - всё им, только им.

Вот и сейчас, пахнет. Бесподобно пахнет. Теплой выпечкой, мясом с пряностями, свежими яблоками. Не теми подгнившими кисловатыми, которые иногда перепадают воспитанникам после переборки урожая, а настоящими, крепкими, сочными. Вот она, корзина, у самых ног. И булочки, конечно, это булочки с корицей, накрытые белой холщовой тканью, остывают на буфете.

Но где же Марси и Джон? Они должны были пойти на кухню. Даже в большой кухне они не могут потеряться. И Ларкин совершенно точно не слышал никаких звуков скандала - а если бы их обнаружили, то дом бы уже стоял на ушах.

Нет, ничего и никого, только флейта, тихо поющая Пэрлу. Оттуда, из дальнего конца комнаты, где под окном всегда находился ледник.

Джонни Смит.

Лицо Валетт - искреннее, ясное. На нем отражаются все ее мысли, моментально. Такая не сумела бы соврать, сыграть, притвориться. Вот глаза ее распахнулись в радостном потрясении: сын лесоруба! Вот искры смеха побежали лучиками от улыбки, озарившей ее лицо.

- Правда? Правда? - она верит, сразу верит словам Джонни, но боится признаться в этом даже себе. "Неужели такое возможно?" - читается в ее глазах. И сияние чистой наивной радости.

- В-Ты такой скромный, Джонни, - ей непросто перескочить сразу на "ты", но она делает это с радостью. Смеется на выгнанными фифами, получившими по шее. - Но... как?! Как вы это сделали? - и тут же догадывается. - Внук ведьмы! Ну конечно! Магия, да? Сильная магия?

- Мама, да, в замке. Она портниха. Милорд приютил нас, когда она осталась без крова и пропитания со мной-малюткой на руках. Милорд очень, очень добрый. Сначала ее пристроили к кухне, на побегушках у госпожи Саломеи. А потом увидели, что она умеет шить. И не просто шить, а придумывать восхитительные платья. Миледи заказала ей бальный наряд однажды, и на том приеме все дамы были потрясены. И тоже начали заказывать маме платья. Половина всего, что тут есть, - девочка махнула рукой в сторону дамского цветника, кружащегося по залу, - или даже больше, сшито ее руками. А я ей помогаю, как могу. - Валетт опять смутилась, вспыхнула. - У меня пока не очень получается, но вот платья для кукол барышень я делаю, - девочка застенчиво развела руками, стесняясь своего невольного хвастовства. - У .... в-тебя тоже очень хороший портной, - Валетт осторожно коснулась обшлага рукава Джонни и тут же отдернула руку, залившись краской до самых корней волос. - В-тебя тоже милорд на бал позвал? Я видела, как ты входил, как тебя объявляли, - она опустила блестящие глаза, запинаясь, но все же договорила до конца. - Ты был с еще двумя молодыми людьми и молодой леди. Я сразу подумала - какие блестящие люди, яркие, незнакомые. Такие... - она не сразу смогла подобрать слово. - Новые!

Грета Мюллер.

Кесслер, просияв, галантно предложил Грете опереться на его руку и повел ее через лабиринты столов мимо танцующих, беседующих, флиртующих гостей, ловко лавируя между пышными платьями, фалдами, веерами и тростями. Время от времени он кивал встречным, но ни с кем не останавливался поговорить, отделываясь вежливым "Увидимся немного позже".

Обогнув карточные столики и танцевальную зону, Иоганн привел девушку в уголок, отгороженный от общего огромного зала бархатными занавесями густо-изумрудного цвета, изукрашенные золотыми расшитыми листьями.

- Прошу вас, леди, - от откинул занавесь, и перед Гретой предстал большой альков, обитый таким же бархатом. Несколько маленьких дубовых столиков, мягкие обнимающие кресла, пряный аромат ванили, приглушенный свет. За одним из столиков неспешно беседовала пара пожилых дам, остальные пустовали.

Как только Грета и Иоганн вошли, к ним тут же неслышно приблизился лакей, одетый во все белое, и почтительно склонил голову.

- Я сам, - Кесслер кивком отпустил лакея и провел девушку к высокой дубовой стойке в глубине алькова. - Я рискну навлечь на себя ваше неудовольствие, - с улыбкой промолвил он, - и угостить вас шоколадом, сваренным по моему рецепту.

Уверенно он пошарил под стойкой и извлек спиртовку, серебряный ковшичек с узким горлом, несколько баночек с притертыми крышками и корзинку с крупными кусками цельного шоколада.

- Все очень просто, - говорил он, ломая сильными пальцами шоколад на небольшие кусочки и бросая их в ковшичек. - Главное - не переборщить с сахаром и не забыть о специях.

С помощью свечи, стоявшей на одном из столиков, он разжег спиртовку и водрузил на нее ковшик.

- Я сказал "сахар"? - Кесслер рассмеялся. - Забудьте. Никакого сахара! Только карамель, мягкая карамель. Это придает напитку нежность и тягучую сладость. - С этими словами он влил в плавящийся шоколад немного янтарной густой карамели. - На самом деле главное - это не позволять ему закипеть. - Серебряной ложечкой он перемешал шоколад, придирчиво посмотрел на вспухающие мелкие пузырьки. - А теперь - немного корицы, - следующая баночка пошла в ход, - и капельку, самую капельку жгучего перца. И получается совершенно волшебный напиток, пряный, нежный густой и шелковистый. Вот, все готово!

Иоганн аккуратно разлил шоколад в две чашки тонкого фарфора, поставил из на серебряный поднос, присовокупив еще кувшинчик со сливками и вазочку с маленькими хрустящими печеньями.

- Прошу вас, леди, - он предложил Грете устроиться за столиком, находящимся поодаль от стола, облюбованного дамами.

Джозайя Фишер.

Фон Ликензайт неспешно вел Джозайю через зал, поглядывая то в одну, то в другую сторону, очевидно, высматривая этого лорда Кесслера, о котором шла речь. Или просто наблюдая, все ли в порядке, довольны ли гости, нет ли неприятностей с дебоширами или перебравшими господами. Время от времени он сосредоточенно хмурил брови и сворачивал в другую сторону.

- Ах, какой вы нетерпеливый, дружище Джозеф. - Немного, немного терпения, и это ВЫ мне расскажете, что знаете и думаете о нем. Но, впрочем, нет! Я скажу вас сейчас, что о нем думаю. Хоть это и нескромно и может показаться хвастовством - ну что ж, прослыву хвастуном в моем уже почтенном возрасте. - Я думаю о нем, что это великолепный человек, наделенный множеством талантов, из которых самым восхитительным является его прекрасная душа. Вот так-то!

Билли Риган.

Грета удалилась в сопровождении Кесслера, и Билли без особых помех отошел к стене, увешанной драгоценными гобеленами. На них были изображены пасторальные сцены. Вполне можно было притвориться, что он изучает милые глазу сюжеты, восхищается искусной вышивкой - никто не обращал на старшего Ригана особого внимания. Если и бросит кто-то взгляд - то лишь вскользь.

Туман, послушный зову Билли заклубился у его глаз пушистыми комочком, распластался в невидимую дымку и вновь стянулся обратно. Выпустив тонкую струйку, туманное облачко поманило Билли за собой - сквозь толпу гостей, мимо нарядных девушек и молодых людей, танцующих, прогуливающихся, болтающих. Лакеи с подносами сновали тут и там, предлагая всем желающим угощения и напитки. Поразительно - они были совершенно незаметны, если специально их не искать. Не путались под ногами, не привлекали внимания, скользя, как тени. Но как только ты оглядывался в поисках слуги - оказывалось, что вот он тут, в двух шагах, как раз под рукой.

Пропетляв по залу, Билли увидел впереди знакомую спину Джозайи. Он брел куда-то в сопровождении представительного джентльмена, о чем-то беседуя.

Болотыш жалко дергался, окруженный призраками леса. И если Джек больше хулиганил и дразнился, то солнечные сестры были по-настоящему разъярены. Шутки для них кончились в тот момент, когда Джеси была ранена.

- Никто не смеет задевать мою сестричку! - в голосе Лили завывала смертельная угроза. Она то драла его бородавчатые бока, из которых пузырилась слизь, то отскакивала, с разбегу ударяя лапами в морду, пока Джеси раздирала когтями пасть хозяина болот. Жалкого и никчемного хозяина болот, который метушился, не имея возможности ни удрать, ни атаковать, ни позвать на помощь.

- Уссёоо, - клянчил побежденный болотыш, сжимался в трясущийся комок бородавок, кряхтел и булькал, проваливаясь по грудь в трясину и снова выныривая.

Каждый раз, всплывая на поверхность, он тащил в лапе что-то. Мешок с золотом, звякнув, упал на ближайшую кочку. Следом - сундук, заляпанный илом, с каким-то добром. Перепачканная грязью домра и забитая тиной дудка. Скомканное парчовое платье, расшитое жемчугами. Большой затейливый железный ключ.
- 'уустиии!

Лили бросила заинтересованнный взгляд на сыплющиеся дары. Ей хотелось пошарить в сундуке, но она не торопилась отпускать болотыша. А вдруг в сундуке грязь и тина?

- Совершенно ненормально! - Возмущенно прогудела госпожа Саломея, глядя вслед Жулиане, что уже скрылась за шкафами. - На моей кухне капуста не имеет права вытворять всякие пакости! Ишь, что удумала! - И шкафы согласно хлопнули дверцами.

Повариха внимательно оглядела Марси и Джона:

- Новенькие? Что-то я вас не помню. Конечно, новенькие. были бы старенькие - знали бы... - она хохотнула. - Я уж знаю, какие вы меж собой байки рассказываете. Никакая я не колдунья! Я Хозяйка Кухни! - с гордостью пропела госпожа Саломея. - Скажете тоже, - она фыркнула, - колдунья! Вот Жулиана - она да, ей выше колдуньи никогда не подняться. Мелкая душа, - толстуха уже не выглядела сердитой, гнев ее явно остыл. - Слегка зарвалась. Вы её не бойтесь. Она, конечно, въедливая и ехидная, но у нас так не заведено, чтоб детей поедом жрать. Жулиане сегодня тоже не сладко приходится - везде поспеть, за всем уследить, такая ночь, большой бал. Если что-то пойдет не так, князь Вильгельм ей голову снимет и на пожарную вышку повесит вместо колокола, - Саломея от души рассмеялась. - Шучу, шучу, князь - добрейшей души человек. А уж в Ночь Большого Бала из него можно веревки вить. - повариха сменила тему. - Так что, помогать будете или удирать? - Она еще раз оглядела ребят и удрученно покачала головой. - Что же вы такие тощие да обтрепанные? И где вас подобрали-то? Какая с вас помощь, заморыши. Идите вот, хоть по пирогу с молоком съешьте.

Хлоп! Крышка ледника распахнулась, оттуда выпорхнул кувшин и, весело кружась, полетел прямо в руки толстухе. Плюх-плюх - и две большие кружки с теплым молоком уже ткнулись в руки Марси и Джону. А Саломея уже протягивала каждому по большому куску пирога с мясом, луком и яйцом.

Дорога в будущее. Вот так, ни больше и не меньше. Каким-то неведомым шестым, седьмым, восьмым чувством Ларкин понял это. Почуял нутром, душой. Проще всего сейчас вернуться в привычную кровать. К привычному быту, к работе. К бесконечным понуканиям от Блэквудши, к ожиданиям очередной серии уколов от Доктора Блэквуда, к утреннему "Фуух, пронесло". К сиротскому скудному и черствому, но все же регулярному куску хлеба и даже с кашей. К пересмеиваниям и перешептываниям. К бесконечным планам: "Вот я подрасту, вот я стану сильным, вот я, вот я..."

Это была, честно говоря, дрянная жизнь Но она была привычной и почти безопасной. Еда и одежонка всегда имелись, а к рабству можно и привыкнуть. Да что там, они к нему УЖЕ привыкли. Лишь крошечная искорка тлела в них, крошечная искорка, которой, наверное, суждено было угаснуть, если бы не сегодняшняя ночь. Самая длинная ночь в году. Когда круто поворачивается колесо судьбы, и каждый выбирает себе дорогу. Сам.

А ночь... Она длится и длится, окутывает тишиной, обещая несбыточное.

Ларкин сделал первый шаг. Он самый трудный. Еще ничего не изменилось, ничего. Только один шажок - всего несколько дюймов в сторону кухни. А колесо лишь чуть шевельнулось. Но судьба Перла уже никогда не будет прежней. И сам он - уже не будет тем покорным мальчишкой.

Шаг, второй - тихо, чтобы не спугнуть тишину. Какого черта так тихо в доме, даже ветра не слышно? В такую погоду он должен завывать, как дьявол в печной трубе.

Скрипнула половица, заставляя обмереть на месте. Стук сердца. Тишина. Никого. Еще несколько шагов - и опять скрип.

Шаг за шагом, крадучись, вжимаясь в стену, замирая Ларкин продвигался к лестнице. Послушав минуту - нет, нет, всё тихо - двинулся дальше.

Кухонная дверь оказалась открыта. Распахнута настежь, обещая целые пуды угощений. А запахи! Чем тут только не пахло! Тушеным мясом, сливовым сладким пирогом, пряностями! Здесь пахло настоящим пиром!

И тихая мелодия флейты. Она насвистывала едва слышно ласково и нежно, вытекая откуда-то из глубины, от ледника, серебристо звеня над большой чисто выскобленной кухней. Чересчур слишком большой, это все из-за темноты, наверное. Ларкину показалось, что днем вотчина Бетси выглядела гораздо более тесной.

Джон, отстранив Марси, подобрался к люку и толкнул его, надавив руками на крышку. Отчаянно, изо всех сил, он давил толкал и нажимал. Тщетно. Крышка не сдвинулась ни на полдюйма, как влитая. Люк действительно заперли или что-то на него поставили.

Шутки ли это товарищей - не самые остроумные и безобидные, надо сказать, но от кое-кого такого вполне можно было ожидать - или проснулись Блэквуды, или Бетси вдруг заявилась - неизвестно. Однако прямо сейчас выяснить это вряд ли возможно.

Две непокорные капусты-головы тем временем вопреки всем законам тяготения катились по лестнице вверх, упорно норовя ухватить ребят за пятки.

Кухарка - царица кухни госпожа Саломея - недовольно сдвинула брови, что смотрелось довольно комично на ее щекастом добродушном лице.

- Эй! - контральто заглушило все остальные звуки. - Я кому сказала! - бросив стряпню, она протянула руку и схватила здоровенную кочергу. - Сию минуту! - в ее голосе уже звенел гнев. - Немедленно! Я! не позволяю! - и, будто повинуясь ее гневу, огонь яростно загудел в печи, а кочерга сама собой раскалилась докрасна. Несколько быстрых неуловимых шагов, и толстуха уже возле самой лестницы, казалось, она не идет, а скользит, причем с неожиданно большой скоростью.

Хрясь! Хрясь! И два мощных удара раздробили головы в ошметки салата. Слегка подгоревшего капустного салата. И никаких волос, ушей и глаз. Может, действительно, наваждение?

Госпожа Саломея так не считала, судя по ее все еще рассерженному покрасневшему лицу.

- Там нет выхода, - небрежно бросила она беглецам и ткнула кочергой в противоположную сторону. Через всю кухню к дальней стороне. - Хотите удирать - вам туда.

И, забыв о Марси и Джоне, сжавшихся в самом верху лестницы, круто развернулась к сухопарой даме.

- Госпожа. Жулиана, - она говорила очень раздельно и гнев клокотал в каждом ее слове. - Немедленно. Покиньте. Мою. Кухню. Вы. Мешаете. Мне. ГОТОВИТЬ!!! - последнее слово она проорала так, что задрожали кастрюли и котелки. Совершенно ясно было, что никто никогда ни за что ни под каким предлогом не смеет нарушать это священное действо.

Жулиана как-то слегка усохла и стушевалась, видимо, осознав, что перешла некие границы.

- Не извольте беспокоиться, госпожа Саломея, - яд капал с ее слов, но яд бессильный. - Лишь бы потом никто не жаловался, что не хватает поварят и все разбежались.

Подхватив юбки и оправив наколку, госпожа Жулиана высоко подняла голову и с достоинством простучала каблуками, скрываясь за шкафами и буфетами.

Толстуха, все еще раскрасневшаяся, оперлась на кочергу и переводила дух, медленно остывая.

Марси мгновенно нашла выход - схватив небольшой кочан, она сжала его ладонями, так что листья заскрипели и - да, сейчас она швырнет капусту прямо в эту неприятную особу! Ухватив покрепче кочан за торчащие в стороны листики, девочка вдруг услышала зубовный скрежет.
Капуста не могла бы скрипеть зубами, но звук трудно было бы спутать с чем-либо еще. Одного мимолетного взгляда было достаточно, чтобы увидеть, что Марси держит в руках.

Отрубленную человеческую голову. Девочка держала ее за уши, и синюшное одутловатое лицо смотрело мертвыми глазами прямо на нее, а желтоватые зубы скрежетали зло и угрожающе.

Марси швырнула эту ужасную вещь, скорее даже отбросила ее от себя. Конечно, не стоило уже рассчитывать на меткое попадание, но по крайней мере, она не держит уже это в руках. Отвратительная гадость.

Голова с сочным треском стукнулась о пол и покатилась к сухопарой надзирательнице. Та небрежно пнула ее носком туфли, и ужасный кочан стремительно помчался вдогонку за Марси, которая, что было духу, рванула к спасительной лестнице - подальше от этого кошмара.

Джон, готовый во всем поддержать девушку, успел среагировать быстро. Только-только капустная голова вылетела из ее рук, как парень уже толкнул ногой корзину, и еще десяток отрубленных голов покатились во все стороны.

Омерзительная и жуткая картина. Неудивительно, что Марси спотыкалась на каждом шагу, а Джону волей-неволей приходилось замедлять свой бег, чтобы не обогнать девочку. Да, парень, как настоящий рыцарь, старался защитить даму, хотя в такой ситуации никто бы его не осудил, если бы он удирал без оглядки, забыв и про даму, и про приключения.

Две кочанные головы оказались особенно отвратительными - они ринулись вдогонку за беглецами, норовя схватить их за ноги. Мало того, они кряхтели, скрежетали зубами и плевались.

С горем пополам допрыгав до лестницы, ребята поняли, что путь вверх отрезан. Тоненькая полоска света, что сочилась из люка, исчезла. Крышка упала сама или кто-то его закрыл.

Надзирательница не суетилась.

- Негодяи! - воскликнула она. - Не отвертитесь от работы! - и, жестко чеканя шаг металлическими каблуками, она, не обращая внимания на катавшиеся по полу человеческие головы, направилась к замешкавшимся беглецам.

Ее цепкая рука уже протянулась к Джону, но он ловко увернулся.

- Что за беспорядок на моей кухне? - низкий сочный голос поварихи перекрыл шум погони. - Немедленно прекратить!

И, повинуясь этому голосу, головы послушно замерли на своих местах, обрастая снова листьями - все, кроме двух, самых упрямых, что все еще пытались ухватить за пятки беглецов, и той, самой первой, что, видимо, изрядно рассердилась на Марси.

- Они будут послушными ребятами, правда же, детки? - весело и ласково пропела толстуха. - Госпожа Жулиана, они правда будут послушными, - хозяйка кухни оставалась улыбчивой, мягкой, сдобной, но не было никаких сомнений в том, что именно она правит своим царством еды, а не тощая вобла по имени Жулиана.

Джонни, как настоящий рыцарь и защитник не стал отсиживаться, ожидая, пока Марси разберется с неприятной ситуацией. Он решился выйти из укрытия, вызывая огонь на себя. И буря не замедлила разразиться:

- А вот и еще один бездельник! - раздраженно-едкий голос сухопарой дамы вонзился в парня. - Конечно, ты поможешь, - она сочилась ехидством. - Или ты полагаешь, что будешь тут на кухне в тепле под боком у госпожи Саломеи набивать свою ненасытную утробу? Для того вас сюда отправили? И не нужно делать вид, что вы заняты делом, - она стояла над ребятами, и острый взгляд сверлил их спины. - Думаете, я дам вам отлынивать от работы и дальше? ну уж нет, голубчики, я с вас глаз не спущу. Что, что ты уставилась, - тетка ухватила пальцами Марси за воротник. Ты не знаешь, как выглядит капуста? - Руки женщины ухватили девушку за плечо и властно повернули ее к корзинам, наполненным крепкими сочными капустными кочанами. - Так трудно увидеть? Давай, бери, неси.

Она явно не собиралась уходить по каким-то своим делам - её властно-выжидательная поза совершенно недвусмысленно об этом говорила. Скорее всего, это была не повариха, от нее совсем не пахло кухней. Да и сохранять такой отутюженно-накрахмаленный вид на кухне было бы невозможно. Ткнув ребят в капусту чуть ли не носом, женщина скрестила руки на груди, буквально подхлестывая ребят своим жестким взглядом. Нечего было и думать о том, что удастся незаметно ускользнуть, напихав за пазуху колбас или стащив пару пирогов.

Настоящая повариха - или, скорее, госпожа, царица, богиня кухни, потому что то, что вытворяла толстуха было похоже на чудо - повариха бросила сочувственно-смешливый взгляд на детей, попавших в цепкие лапы, и заговорщически подмигнула, напевая своим густым контральто:

- Я печку истоплю. Ведь мальчиков! О-о! и девочек! О-о-о-о! Я очень.... ооооочееень.... оченьоченьооооочеееень, - последняя нота была просто небесно высокой, дрожащей трепетным вибрато, - люуууууублюууууу, - тембр укатился в бархатные рокочущие низы.

Марси легко убедила Джонни. Может быть, она и сама верила (хотя бы немножко), что сейчас быстренько обернется, натаскает мешков и сеток, и они, нагруженные внушительным количеством припасов, незаметно вернутся обратно, в привычную кухню... Или почти привычную.

Девочка скрылась за ближайшим ящиком, соображая, что лучше тащить.

Крупы? Большие мешки ростом с саму Марси, одни завязанные, другие раскрытые, стояли под стеной. Горох, пшено, кукуруза, рис, маис - все это, и еще что-то, чего девочка не смогла бы определить с первого взгляда.
Большие мешки. Так просто не утащить.

Овощи? Корзины с яблоками, морковкой, репой, картофелем, тыквой. Вязанки лука, свешивающиеся со стен. Целые кусты пряных трав.

Или, может быть, что-то уже готовое? За холодильными ящиками - лари, от которых вкусно тянет свежим хлебом. А вон там, еще дальше! Точно! Окорока и колбасы! Подвешенные к крючьям, закопченные окорока, румяные, с душистой корочкой из пряных трав. И вяленые фазаньи тушки. И перепела связками, зажаренные до хруста. И печеная оленина - прямо целиком, с ветвистыми рогами, обмотанными блестящей фольгой. И колбасы - кольцами, гроздьями, гирляндами - с аппетитным чесночным духом. Наверняка начиненные гречневой кашей с мясом и маааленькими кусочками сала.

А повариха, приплясывая, уже тащит из печи противень с пирожками, большущий противень, на котором рядами выстроились поджаристые пышные пироги. С начинкой!

Дзаннн! - железный лист хлопнулся о большой стол, и толстуха уже хлопотала над ним с веничком, умащивая маслом каждый пирог - с пылу с жару.

- Вот ты где! - громом с ясного неба прозвучал над головой Марси голос. Обладательница этого голоса, сухощавая женщина в чистейшем крахмальном переднике с оборками и с белоснежной наколкой в гладко уложенных волосах, возвышалась над девочкой, уперев кулаки в боки.

Она была недовольна. Сдвинутые брови, строгий металлический голос, поза - она точно была недовольна.

- Прячешься! - обвиняюще сказала женщина. - А остальные где? - ответ ее, по всей видимости не интересовал. - Гости ждут. А они тут в прятки играют. Не сиди, подтаскивай капусту, что там еще? - она бросила вопросительный взгляд на повариху, которая в ответ легкомысленно махнула пухлой рукой и что-то пропела сочным контральто. - Овощи. Фрукты, - женщина поджала губы. - Бес-с-стыжие, - по всей вероятности, это замечание относилось уже не к овощам, а к самой Марси и каким-то еще "остальным". - И учти, кто будет отлынивать, тем я займусь лично, - прищуренный взгляд женщины не предвещал ничего доброго тем, кем она займется. - Так всем и передай.


Джонни, затаившись под лестницей, все прекрасно слышал. Но и он не уловил, откуда появилась эта женщина. Впрочем, это неудивительно - она могла возникнуть откуда угодно, вынырнуть из-за любого мешка, ящика, шкафа. Если не топать как слон, то легко можно подобраться незаметно.

Джонни Чик

- Пойдем, - пролепетала Валетт, крепко сжимая руку Джонни. Девочка в толпе смущалась, а ее щеки полыхали румянцем. Заиграла новая мелодия, и публика, вспорхнули шелка, и пары вновь закружились в фигурах танцев, перестав обращать на юную пару столь пристальное внимание, смущавшее их обоих.

Паренек увлек свою партнершу в укромный уголок, который приметил в скитаниях по залу. Лишь бы его не заняли! Это было миленькое уединенное местечко - нечто вроде беседки, устроенной в амбразуре большого окна.

Вот и оно. Даже не беседка, как оказалось, а пышно увитые цветами и листьями качели, полускрытые тяжелыми бархатными шторами от общего зала. Тонкий пряный аромат незнакомых цветов щекотал ноздри. Валетт улыбнулась светло и застенчиво:

- Как тут славно. Правда, Джонни? - она вспрыгнула на мягкие подушки, устилавшие сиденье. - И никого нет.

Убежав от смущавшей её своим вниманием толпы, Валетт явно вздохнула вольготнее.

- Я, - спохватилась она. - Я должна извиниться, Джонни. Я совсем вас не поблагодарила!


Грета. Билли Риган.

Молодой Кесслер тонко улыбнулся, подметив гневный взгляд Греты. Он, кажется, был даже немного польщен тем, что девушка решила избавиться от сопровождающего.

Лакей юного лорда шевельнулся было в направлении ближайшего слуги с подносом, но Иоганн удержал его одним взмахом ресниц. Если дама хочет спровадить лишнего человека, может быть даже мешающего ей поклонника или соглядатая - так тому и быть. Об истинной подоплеке Кесслер вряд ли догадывался. И это, несомненно, к счастью, ибо если вскроется обман - неизвестно, чем все закончится. То есть, конечно известно - закончится это отвратительным позором, как всегда бывает, когда шулера ловят за руку.

Однако, Билли не торопился уважить желание леди. Вместо того, чтобы немедленно удалиться за напитком, он склонился к уху девушки, шепнув ей: "Нам пора". И тут же глаза девушки защекотала прохладная едва ощутимая дымка тумана. Защекотала, защипала, обожгла почти до слез.

Грета моргнула, с ужасом увидев, как руки ее покрылись сеточкой морщин, рябью пигментых старческих пятен. Пальцы - тонкие, девичьи, пусть и с обгрызенными ногями, но ловкие и умелые, вдруг вспухли подагрическими негнущимися суставами и затряслись от слабости.

- У вас крепкие нервы, леди Мюллер, - тем временем Кесслер одобрительно отозвался на предложение Греты вскрыть карты. Или в ответ на то, что она внезапно постарела? - Играть с вами - настоящее удовольствие. Ну что же, желание дамы - закон.
Он перевернул первую карту.

Пиковый валет сверкнул отточенным мечом, с громким бряцаньем стукнув по гербовому щиту.

- Рыцарь мечей, - прокомментировал Кесслер, - жалкий и бесполезный.

Он поднял спокойный взгляд на Грету. Непонятно было, видел ли он, что творится с нею, или нет.

- С какой картой нечего и надеяться на что-либо достойное, верно?

Вторую карту он все еще придерживал ладонью, держа паузу. Сильной крепкой мужской ладонью, знающей, что такое оружие. Свежий еще розовый шрам тянулся от мизинца к запястью ломаной змейкой.

Валет, отличавшийся от Гретиного только цветом мундира и волос, терпеливо ждал на столе, пока Кесслер задумчиво барабанил пальцами по бархату зеленого сукна. По треснутому столу, по которому ползали мухи, собирая крошки. Снова по бархату сукна. В глазах у Греты жгло и чесалось.
Лакей за спиной лорда, казалось, совсем перестал существовать, обратившись в бестелесную тень.

Кесслер поднял взгляд на Грету и сдержанно улыбнулся, переворачивая вторую карту.

Черный Джокер.

Черный.

А у Греты - красный. Она только что была на самом краешке бездонной пропасти позора.

- Ваша очередь, миледи, - проговорил Иоганн, приглашая даму вскрыть свои карты.

Старший Риган продолжал наблюдать за игрой. Неизвестно, как поведет себя свежепревращенный джокер, если Билли ослабит контроль.

Мало того, туманное зрение в применении к Грете оказалось не таким уж безобидным, судя по тому, что глаза у девочки вдруг покраснели и наполнились слезами. Причем с каждой минутой краснота становилась все ярче, насыщенней, кажется, еще немного - и из глаз ее потечет кровь.

Джозайя.

- О? - собеседник парня, кажется, не удивился внезапной смене темы. - Это, конечно, все объясняет, - он кивнул. - Но друг ваш, несомненно, уже затерялся среди гостей и нашел себе развлечение по вкусу. Знаете ли, тут есть чем себя занять, - мужчина усмехнулся. - На любой, самый взыскательный вкус, найдется занятие. Стоит лишь как следует поискать. Без суеты и спешки - времени хватит, уверяю вас, мой юный гость. В такую ночь, как сегодня, времени хватает почти на все. А я не могу отказать себе в удовольствии и все же попытаться соблазнить вас беседой. Пока ваш приятель развлекается, мы могли бы поговорить о тех любопытных вещах, которыми вы смущаете мой пытливый разум. Никуда ваш друг не денется, - мужчина успокоительно похлопал Джозайю по плечу. - Впрочем, мы можем велеть его отыскать, как вам это?

Он щелкнул пальцами, и мгновенно подлетел лакей, готовый мчаться выполнять поручение.

Аххххааа... Луиза сдула дымок со стволов. Бешенство медленно опадало, как забытая на холоде опара.

Луиза окинула взглядом учиненную ею разруху и встряхнула головой. Дьябло, неудачно получилось. Нет, они, эти уроды, конечно, сами виноваты, и их вовсе не жаль. Нечего было пушкой тыкать в затылок и угрожать.

Но могли возникнуть проблемы. Ха! Да они просто обязаны возникнуть! Хорошо ещё, что Гэри - мужик понимающий, без тупого лицемерия. Друг Па Фернандо - это много значит. О, Лу знала, что Гэри Роджерс - тот еще тертый калач, хоть и прикидывается тюфяком иногда.

Печать, ну да. Из-за неё же все и закрутилось.

- Гэри, ты б умылся, что ли, - она взглянула на его физиономию. - Прости, я тебя испачкала.

Торговка начала шариться по ящикам в поисках чернил или краски - чего-нибудь, куда можно было бы окунуть проклятую печать. Не кровью же, в самом деле, шмякать. Она не какая-нибудь там отмороженная, она просто умеет постоять за себя. И умеет выйти из себя, о, дьябло, надо было бы где-нибудь взять хоть немного выдержки. Теперь придется драпать, и быстро. Только забрать Сэма и зайти к Рори. Отдать ему, что ли печать и мотор, да пусть бы как-то замазал их участие. Свалить на перепившую солдатню, например, мог бы. Ладно, это неважно.

- Ха! Рори будет доволен, как ты думаешь? - ухмыльнулась она, подмигнув Гэри.

Джонни

Валетт вспыхнула, и впервые губы ее тронула нерешительная улыбка, озарившая лицо девочки ясным солнышком. Она застенчиво пошла вслед за мальчиком в круг танцующих и закружилась с ним в вальсе.

Джонни вел ее в танце задорно и уверенно, поглядывая на другие пары - и умудрился ни разу не наступить партнерше на ногу и не врезаться в других. Это был совершенно необычный вальс, невообразимая смесь из подсмотренного, вспомненного и придуманного на ходу. Без обязательного тройного шага, но зато с подскоками, вращениями и перебежками. Девочка летала, как пушинка, чутко отзываясь на каждое движение. Мало-помалу вокруг Джонни и Валетт образовалось большое пустое пространство, а часть танцующих превратились в зрителей.

Поначалу удивленные, а затем и восхищенно-завистливые взгляды согревали юную пару первыми лучами славы и признания.

Волны музыки окутывали Джонни, кружа его и Валетт в вихре вальса. Рука девочки едва касалась его плеча, платье вспархивало крыльями бабочек, туфельки шуршали по гладкому паркету, легкий аромат волос Валетт щекотал нос Джонни, а ее улыбка расцветала все ярче, и уже не было в ней смущения.

А потом музыка кончилась.

И грохнули аплодисменты.

Хлопали громко и восторженно, восклицая: "Браво! Браво!"

Валетт растерянно огляделась, снова смутилась и присела в реверансе, низко опустив голову и скрывая заливающий щеки румянец.

Билли

Риган-старший спорил со своим внутренним голосом. И, признаться, им было о чем поспорить - такого парень никогда не видел и даже не воображал. Жуткое смесилище из омерзительных рож и отвратительных органов, размазанных по сверкающим подносам, перемежалось с великолепными нарядами, шикарными цветами и изысканными яствами.

Зрение подводило его, и необходимо было провести новые эксперименты, дознаться - где же правда.

Он позвал туман, превратив его в слух. Ждал ли он того, что услышал?

- Раздевайся, шлюха! - рычал, брызгая слюной, благообразный мальчик с прилизанной прической и бантом на шее, обращаясь к престарелой даме в пудренном парике.

Дама, строго подняв лорнет к глазам, рассмотрела его и выдернула из ворота мальчика извивающегося червя.
- Уильям, попробуйте это, - чопорно произнесла она, запихивая червя в рот мальчику. Мальчик сладострастно оскалился и с жадностью облизал сухие унизанные перстнями пальцы дамы. На лбу мальчика тут же вырос непристойный нарост, кожистый и скомканный.

Билли моргнул. Нет никакого нароста. И мальчик одет в поношенную курточку, а вихры его взлохмачены и растрепаны.

Риган взглянул на Грету.

Ее платье было усеяно слизнями, что ползали вдоволь, иногда заползая ей на шею и руки.

- Шваль подзаборная, - усмехнулась она и шлепнула карты на стол.

- Вы так милы, - ответил молодой лорд, вскрывая первую карту, с которой нагло ухмылялся шут.

Грета

- Рад познакомиться, - произнес Иоганн, не обращая внимания на то, что против его золота было выставлено серебро. Камердинер его, несомненно, идеально вышколенный, вообще не позволял себе никаких эмоций.

Кессер вскрыл первую карту - это оказалась, как и у Греты, четверка. Пики подмигнули Грете, обернувшись на миг скрещенными мечами.

- Четверка мечей, - сказал Иоганн и умолк, все еще держа вторую карту рубашкой вверх под ладонью. Похоже, он колебался. Наконец, решившись, он кивнул сам себе и перевернул ее.

Джокер.

- Шут, - молодой лорд поднял глаза на девушку и продолжил. - Я могу назначить этой карте любое достоинство. Например, пятерку. Но мне не кажется привлекательным выиграть вот так. Я мог бы назначить десятку и отдать этот кон вам, - его голубые глаза испытующе взглянули на Грету. - Но я опасаюсь, что это покажется вам скучным выигрышем.

Иоганн отнял руку от джокера.

- Туз пентаклей, - произнес он, и нахальная шутовская рожа джокера сменилась изображением монеты с пятиконечной звездой. - Таким образом, ставка не разыграна. Продолжим?

Джозайя.

Парень решился на рискованный шаг, и пошел по этому пути до конца, не взирая на возможную опасность оказаться в тупике, из которого не будет выхода. Слово за словом нагнетая напряжение, он выплевывал едкие хлесткие слова. Он вырвал из руки опешившего лакея поднос и схватил его, как щит или метательный диск, в отчаянной решимости сломить волю этого человека.

Мужчина ослабил хватку.

- Возможно, вы и в своем уме, - медленно произнес он, и лед в его глазах сменился интересом. - Тогда вам тем более неуместно носиться тут, расталкивая дам и пугая лакеев. Вам более пристало вести беседу о тайнах миров в кулуарах. Как вы сказали? Блаженный Августин?

Повинуясь его жесту, лакей поклонился и принялся убирать рассыпанные по полу пирожные, засахаренные ягоды и маленькие тарталетки, нанизанные на тонкие деревянные шпильки.

Толпа, уже было сгрудившаяся вокруг назревающего скандала, неохотно рассосалась, и Джозайя остался наедине со своим оппонентом.

- Вы говорите любопытные вещи, мой юный гость. Что означает "Христианство над всей Европой"? - он тщательно, как произносят незнакомые слова, выговорил эту фразу.

Марси спускалась первой. Не странно ли это? Джентльмен должен пропускать даму вперед или идти первым, подавая ей руку? Детям не было известно, что говорит на этот счет этикет, кто был более решителен - тот и задавал тон. И так уж случилось, что девочка оказалась заводилой в этой рискованной затее.

Винтовая лестница была на удивление основательной и солидной - ребята успели рассмотреть и ступеньки, выкованные из бронзы, и широкие витые перила, украшенные листьями и розами из того же металла, и свечи в массивных канделябрах, вделанных в стену на протяжении спуска.

Кто бы там не напевал нахально, он не обращал никакого внимания на тихие шаги - а дети старались идти тихо, с интересом или опаской ожидая того, что или кто ждет их внизу.

Мало-помалу им стала видна обстановка подвала.

Вначале в поле их зрения появились массивные сундуки, лари, корзины, мешки и шкафы - куда больше, чем в кухне Бетси. Один ларь был открыт - и в нем, переложенные кусками дымящегося льда, лежали курьи и заячьи тушки. С одной из корзин свалилась крышка - из нее торчали кустистые листья неведомого фрукта с одуряюще волнительным запахом.

На самом деле, ледник? Но почему такой большой?

НА этот вопрос ответа пока что не было.

Спустившись до конца, никем не замеченные, Марси и Джонни очутились в огромном - ОГРОМНОМ помещении. Трудно сказать, как оно могло бы поместиться под их домом, даже если и занимало все пространство двора.

Такого склада-кухни дети еще не видели.

Невероятных размеров печь царила среди всей обстановки.

А кроме того - венки из лука и чеснока, горького перца и пряных трав, чугунки, сковородки и кастрюли, в которых можно было положить целиком коня или корову. Ухваты, поварешки, лопаты, поленница дров, вереницы корзин с припасами, просторный кухонный стол, на котором можно было устроить небольшой бал. Несколько плит поменьше, на которых что-то пыхтело, шкварилось и парилось.

И среди всего этого великолепия приплясывала полная, очень полная женщина с поварешкой и кочергой. Двигаясь в ритме звучащей мелодии с удивительной для её комплекции ловкостью, она носилась от кастрюль к сковородкам, что-то помешивая, добавляя, пробуя - и она-то и напевала, гремя посудой и шурудя угли в печи.

Джонни Чик.

Девушка - скорее, девочка, она была очень юной и хрупкой - растерянно позволила мальчику коснуться губами ее руки.

- Очень приятно, Джонни, - она обеспокоенно огляделась, ища, кто мог бы ее представить. Но не нашла взглядом никого подходящего, потому решилась назваться сама.

- Валетт, - сообщила она свое имя, делая реверанс скорее от того, что у нее подгибались ноги, чем ради этикета. - Я... - она неуверенно запнулась. - Я бы не хотела огорчать вас отказом, Джонни, - ее нежный голос вибрировал, губы трепетали. Сама мысль о том, что она может кого-нибудь обидеть, казалась кощунственной. - Но я... не очень хорошо танцую, - девочка робко улыбнулась и взглянула прямо в глаза мальчику.

И все же она не отказала, сделав маленький полушаг в сторону кружащихся в танце пар. К счастью, затейливая кадриль, в которой нужно было выполнять какие-то сложные фигуры и переходить от одной партнерши к другой, сменилась вальсом.


***

Билли Риган и Грета Мюллер.

Новые возможности, неизведанные и феерические, захватывали парня. Спор с самим собой завершился тем, что он пока не стал вмешиваться в игру. Ставки пока не так высоки, чтобы рисковать. Рисковать слишком многим - они здесь не одни. И нельзя забывать, что они здесь чужаки. Званые или незваные - пока неизвестно. И если эта толпа разоблачит в них беглецов-нищебродов, наверняка это ничем хорошим не закончится.

Риган призвал туман, послушно покорившийся ему. Легкая дымка окутала его глаза, защекотала, обожгла мгновенным прикосновением холода и растворилась нечувствительно. Всё поплыло перед глазами Билли. Реальность смешалась с иллюзией, и разобрать, что где оказалось совершенно невозможно.

Картина на стене, изображавшая знатного лорда на статном коне, вдруг растеклась и собралась в жуткого вида урода, восседающего на свинье. Карты в руках Греты плясали, превращаясь одна в другую. А сама Грета... Это точно она? Может быть Билли случайно подошел не к тому столику? Перед ним сидела престарелая дама в очках и напудренном парике, шамкая беззубым ртом и отвратительно хихикая. У ног ее терлась толстая облысевшая левретка, злобно гавкая и тут же прячась под стул хозяйки.

Билли моргнул - нет, почудилось. Грета на своем месте, в прекрасном нарядном платье, но напротив нее - синекожий мертвец в лохмотьях. А она ему мило улыбается и что-то вежливо говорит.

В зале творился хаос. Элегантные пары, вытанцовывающие фигуры кадрили перемежались с вульгарными плясками голых дикарей. На одном столике стояли угощения, на другом - дымящиеся внутренности, только что извлеченные лакеем из еще живой обезьянки. Стены увиты и цветами, и омерзительными грязными тряпками, истекающими зловонием. Чему верить?

Грета, не подозревая об экспериментах товарища, спокойно погрузилась в игру. Привычное дело, хоть она и не часто играла со взрослыми. Впрочем, ее партнер был ненамного старше и вел себя безупречно. Никаких снисходительных взглядов, покровительственных усмешек и тем более менторских замашек.

Грета с треском распечатала новенькую колоду, демонстрируя свою самостоятельность и уверенность в себе. Томные кокетки и институтки чаще предоставляли это делать кавалерам. Но не Грета Мюллер.

Атласные карты легли девочке в руки. Шелковистые рубашки прильнули к пальцам, обещая быть послушными её воле. Опытный картежник, даже не шулер, легко может управлять ходом игры, вовремя спасовав, подняв ставку или прикупив. Надо ли выиграть сразу и показать свое мастерство? Или лучше заманить легкой добычей и для начала проиграть? Карты шелестели в ее руках, подсказывая. "Не спеши, - настойчиво советовали они. - Дай ему попробовать вкус победы".

Партнер по игре ждал, пока она посмотрит свои карты - его раздача лежала на столе нетронутой. Нельзя сказать, чтобы он откровенно заигрывал с девушкой или пытался, напротив, подавить ее морально. Нет, он просто сидел и смотрел, не прикасаясь к своим картам.

И лишь когда Грета посмотрела на третью карту, юноша шевельнулся.

- Я предпочитаю знать, с кем играю, - он улыбнулся. - Всё-таки, карточный долг - долг чести, - он кивнул стоящему за его спиной слуге.

- Лорд Иоганн Кессер! - торжественно произнес камердинер и поклонился Грете. Юноша в свою очередь вежливым кивком головы подтвердил сказанное.

Ожидая ответа Греты, Иоганн Кессер коснулся своих карт и поднял первую из них. Его лицо оставалось спокойным и сосредоточенным. Он сделал знак слуге, и тот выложил в качестве ставки 4 золотых монеты. Кессер кивнул и приподнял вторую карту. В глазах его мелькнула тревога.

Он накрыл эту карту ладонью и взглянул на девочку:

- Не прикупаю, - он покачал головой. - Будете поднимать ставку или желаете вскрыться?

***

Джозайя Фишер

Джозайя решился на отчаянный ход. Лучшая защита - это нападение. И он ошарашил строгого господина неожиданной тирадой.

- Что? - господин недоуменно поднял брови, пытаясь понять, какое отношение слова Фишера имеют к балу, беготне по залу, расстроенным дамам и прочему. - Вы не в себе, друг мой, - его рука крепче сжала плечо Джозайи. - Возможно, вы злоупотребили шипучим вином и вам желательно освежиться? - его голос был безупречно вежлив и тих, однако в нем явственно слышался металл. И пальцы, державшие паренька за плечо, были точно выкованы из железа. Джозайе даже на какой-то миг захотелось взглянуть - не стальные ли крюки впились в ткань его камзола.

В шкафу было темно и душно. Генри забился между матросским костюмчиком и теплым пальто, трясясь от ужаса.

Костюмчик пах морем. Солью, горячим ветром, копченой рыбой, криками чаек и шуточками матросов. Пах капитанской трубкой, скрипом штурвала и штормами. Грозовыми облаками, заволакивающими свинцом горизонт и просмоленными канатами, свитыми в тяжелые бухты. Потом, смехом, тавернами и контрабандой. Он звал расправить паруса и понестись по ветру в поисках неведомых богатств к далеким берегам.

Пальто пахло молью и мышами. Скучной прогулкой вокруг дома в сопровождении хлопотливой нудной няни. Кусачим шарфом, стягивающим шею, жаркими рукавицами, слякотью под ногами и сопливым носом. А еще оно пахло маленьким болезненным мальчиком, и микстурами от кашля, и мятным чаем, и библией с картинками Дюрера.

Под ногами у Генри мешался ящик, не давая устроиться удобно.

Мальчик сидел тихо, как мышь, и только сердце тарахтело, как у испуганного зайчонка. Прошла минута-другая. Никто не ворвался в шкаф и не вытащил нарушителя за шиворот. И вообще, было тихо. Насмешливая тишина. И почему-то молчала Салли.

Еще несколько минут боязливого ожидания.

Когда Генри уж мог подумать, что ему почудилось, послышался тот же тихий голос:

- Ты где? - и после паузы. - Ушел... - и тихий всхлип.

Джозайя рванул вдогонку за чертовым Чиком, будучи почти уверенным, что Грета и Билл тоже займутся ловлей самоуверенного беглеца. Но нет. Парочка и не подумала метаться по залу.

Очень трудно ловить черную кошку в темной комнате, ка известно. Но Джозайя убедился, что пеструю кошку в пестрой комнате поймать ничуть не легче. Камзолы, платья, цветы, увивающие стены, картины, люстры - все это было ярким, сверкающим, мельтешащим. Мало того, все оно вертелось, кружилось, плясало, прогуливалось и путалось. То и делу Фишеру казалось, что вот-вот, вот он, Джонни, вон за тем господином. Но когда он туда подбегал, оказывалось, что это или другой мальчишка, или Чик оттуда уже удрал, удачно прячась за пышными нарядами, колоннами и танцующими парами.

В конце концов, стало ясно, что поймать Чика, пока он сам не решит вернуться - дело нелегкое. Тем более, что Джозайя уже невзначай толкнул нескольких барышень, и в спину ему неслись возмущенные восклицания.

Перед пареньком остановился лакей подносом, предлагая угощения. Чего тут только не было! И малюсенькие пирожные с кремом. И обвалянные в сахарной пудре ягоды. И крохотные розеточки с кусочками заливного мяса или рыбы. И высокие стаканы с игристым напитком. И устрицы, влажно мерцающие белой мякотью, сбрызнутые лимонным соком. И тончайшими лепестками нарезанный сыр, от запаха которого можно было сойти с ума. Не успел Фишер гордо отвернуться от лакея, как был остановлен строгим голосом:

- Куда это вы мчитесь, господин торопыга? - сильная рука удержала Джозайю за плечо. Высокий мужчина в темно-синем камзоле, расшитом серебром и жемчугом, серьезно смотрел на мальчика, намереваясь получить ответ. - Вы взбудоражили всех наших красавиц, - губы тронула улыбка. Но стальные глаза мужчины не смеялись.


***

Тем временем удачно сбежавший Джонни уже знакомился с девушкой.

- Я.., - запнулась девушка, увидев Чика. - Я... Нет, спасибо.

Нет - могло означать и что всё не в порядке, и что нет, она не нуждается в помощи. Но скорее всего оно означало, что девушка просто не знает, что сказать - таким потерянным был ее взгляд. Возможно, она не ожидала, что кто-то заметит ее состояние. Она поспешно опустила руки, заломленные в трагическом жесте.

- Простите... - девушка кусала дрожащие губы, безуспешно стараясь справиться с собой, стискивала пальцы, безотчетно комкая платье. - Я... не хотела никого беспокоить.

***

Билли было не до беглецов и гонок по залу. К чему все это, когда есть ... Он непременно должен узнать - что же у него есть. Закрыв глаза, он представил шпагу. Остро отточенный граненый клинок, украшенный рубином эфес с благородной чеканкой. Ножны, окованные бронзой.

Его рука ощутила холодную тяжесть металла. Шпага покоилась в вытянутой руке парня, будто всегда там была. И тут же, встревоженно вскрикнув, какая-то девушка шарахнулась в сторону, чуть не свалив лакея с подносом. Эта сцена привлекла некоторое внимание. Кое-кто из молодых людей уже начинали воинственно одергивать камзолы и расправлять плечи. Но поскольку старший РИган ни на кого не нападал, а шпага оставалась в ножнах, инцидент рассосался сам по себе.

Грета решительно направилась к игральным столам. Не таясь и не робея, она устроилась за центральным столом, ожидая партнера. Риган, удачно сообразив про конфетные фантики, сунул руку в карман и обнаружил 20 серебряных монет вместо бумажек. Что же, неизвестно, сколько это стоит, но скорее всего на это можно играть. С готовностью предоставив Грете свой капитал, Билли устроился за спиной девушки, оберегая ее от возможных посягательств, коих, к счастью, пока что не было.

Стол был затянут зеленым сукном и расчерчен для игры в баккара. Грета коснулась пальцами бархатистой ткани, притягивающей взгляд. Шероховатая ворсистая ткань не давала картам скользить чрезмерно, была приятна на ощупь и будто грела ладонь девочки.

Запечатанная колода карт сама просилась в руку. Пиковая дама с обложки ласково улыбнулась, подмигнула и помахала алым цветком. Где же партнеры? Вот они. К столику приблизился молодой парень, высокий, стройный, черноволосый в темно-изумрудном костюме, благородно отделанном золотом. Его сопровождал представительный слуга, с поклоном отодвинувший стул для господина.

- Вы позволите, миледи? - прежде, чем сесть, молодой человек изящно поклонился.

Марси решительно и с некоторым вызовом дернула кольцо. Конечно, она бы уже не отступила, ни за что! Маленькая женщина уже инстинктивно чувствовала, когда надо держать лицо до последнего. Гордость и самолюбие подсказывали ей нужные слова и интонации.

Ну и, действительно, ничего не выглядело страшным. Наоборот - интересным и замечательным. Загадочным!

Настоящая тайна - когда ещё доведется с такой встретиться? Как можно удержаться, когда тебя манит тайна, и никакой опасности нет! Ну, почти никакой опасности - да, и они, конечно, будут настороже. Вот, и рогатка уже готова, Марси сжала её пальцами, оттянув упругую резинку. Чуть только - сразу камнем в глаз и наутёк. Камень-окатыш скользнул в ладонь девочки, удобно улегся на кожаную площадочку.

Крышка подвала была тяжеловата для девочки, но Марси, чуть поднатужившись, сумела с ней справиться.

Дети замерли на какой-то миг, напряженно ожидая чего-то нехорошего. Но нет. Ничего пугающего не произошло. Только музыка стала громче и отчетливей, выпевая свой ускользающий мотив.

Что это? Ледник? Нет, конечно. Это было бы жестоким разочарованием.

Дети, разумеется, уже знали, что они увидят не ледник. Надо быть глупцом, чтобы думать, что мелодия и свет льются из охлажденных куриных тушек и кувшинов со сливками.

Их взорам представилась ажурная винтовая лестница с перилами, выкованная из чугуна, спускавшаяся вглубь.

Из недр подпола лился мягкий теплый свет, а лестница уходила вниз, где кто-то двигался и вполголоса напевал.

Заглянув в провал подвала, можно было увидеть, что спуск не так уж глубок, хотя, конечно, намного глубже обычной ямы для продуктов, набитой снегом. И там, внизу, кто-то явственно двигался, вполголоса напевал и гремел чем-то металлическим.

Паола без лишней суеты и ненужных слов шла вместе со всеми на поиски Найка. Она чувствовала себя эталоном выдержки и благовоспитанности, хотя подозревала, что эти подвиги совершенно напрасны.

На самом деле, у неё жутко чесался язык высказаться насчет "понятных причин", но она ограничилась ограничилась недоуменным пожатием плеч. Ну, вероятно, еще насмешливо вздернула бровь. Но промолчала - в конце концов, сейчас не время выяснять отношения внутри их маленького коллектива. Впрочем, время подумать об этом еще будет. Может быть. А пока Пи Джей просто поставила в уме жирную галочку.

Тем более, что группа вновь объединилась - или почти объединилась. По крайней мере, конец представления она застала, чему была изрядно удивлена:

- О, песни и пляски диких народов, - усмехнулась она. - Браво, - Пи Джей пару раз хлопнула в ладоши. - Кого будим на этот раз? Дверной замок заклинило? Может, руку приложить или глаз? Или карточку какую-нибудь всунуть?

Манера местных завыванием взламывать технологию была какой-то странной. Но она всё же работала - надо бы исследовать аборигенов на предмет особенностей фонации. Потом.

Собрание местных жителей девушка удостоила лишь одного взгляда - всё равно, ничего не понятно, нет смысла особенно вникать.

- И снова здравствуйте, - кивнула Паола Найку, располагаясь у стены неподалеку от Льда. - Вообще, мы бы с интересом прослушали краткий адаптированный курс местной истории и обществоведения. Обе версии, - она многозначительно взглянула и на Найка, и на Зенлика. - Подозреваю, что они могут различаться, не так ли?

Не всегда плохо быть младшим и мелким. Мелюзгу попробуй поймай - шустрые и юркие, они умудрялись ускользать от, казалось бы, верной поимки. А уж Чик в этом набрался опыта - будь здоров. Удирай и спасайся - без этого девиза парнишка бывал бы бит намного чаще.

Джонни легко увернулся от Фишера и шмыгнул в сторону, нахально хлопнув Джозайю по спине. Можно было бы начать гоняться за ним по бальному залу, но стоило ли привлекать к себе еще больше внимания? И без того детей встретили аплодисментами, и многие люди еще не вернулись к своим занятиям, поглядывая на ребят.

Билли Риган, выиграв маленькое сражение за руку Греты - правда, пока еще не за ее сердце - сосредоточился на другом.

Этот туман. Он тревожил и будоражил его, и что-то в душе Билли откликалось на колыхание дымки, окутывавшей легким сизоватым дымком всё вокруг.

- Ко мне! - приказал он мысленно и повелительно вытянул руку. И тут же нежное невесомое облачко обернулось вокруг его ладони, холодком коснулось кожи, заструилось по пальцам. Послушное. Покорное. Трепетно ожидающее приказаний.

Джонни же, так удачно удравший от старших, шастал по залу. Неприятно получать отказы, пусть даже вежливые. Когда еще представится возможность потанцевать на балу?

Вокруг кружились пары, дамы томно обмахивались веерами, галантные кавалеры бросались поднимать невзначай оброненные платочки. Аромат духов, цветов и флирта витал в зале под аккомпанемент мазурок, вальсов и кадрилей.

Возможно, тень досады и обиды еще таилась где-то в глубине глаз паренька, но жадное любопытство явно побеждало. Джонни было интересно всё. Он то останавливался у стены, разглядывая парадные портреты представительных дам и осанистых лордов. То вдыхал пряный аромат цветов, сплетенных в венки. То схватывал с подноса изящное пирожное, украшенное кремом и ягодкой - изумительно вкусное, тающее во рту. Запивал предложенным лакеем игристым напитком. И вновь переключался на публику.

Красота и пышность нарядов били в глаза, сверкающие украшения, золотые аксельбанты, перстни, затейливые прически, шелковые платки - все это искрилось праздником.

Побродив среди людей, Джонни обратил внимание, что многие гости были молоды. Даже очень молоды. И среди них Чик не выглядел мальчишкой, затесавшимся во взрослое общество. Девушки и юноши его возраста или немного старше развлекались под присмотром нескольких строгих дам, прохаживающихся по залу под локоток с кавалерами.

Джонни обошел почти весь зал - он был огромен и пышно украшен. В центре зала танцевали под звуки оркестра, по-видимому, хитроумно спрятанного.

Ближе к стенам располагались столики с угощениями, карточные столы, курительные столики, диванчики для отдыха.

И девушки. Их было немало - и все они были хорошенькие.

Одна, постарше Джонни, и даже, скорее всего, старше Ригана - восхитительная черноволосая красавица, знающая себе цену. Она только что отбрила едким замечанием незадачливого кавалера, и тот с поклоном отошел в сторону. Она же едва удостаивала его взглядом, уделяя намного больше внимания изумрудному переливающемуся платью, пышными волнами облегающему ее горделивую фигуру.

А вот другая девушка, более юная, примерно возраста Греты Мюллер, в бледно-палевом платье с темно-бордовыми розами по краю подола. Она стояла у стены, стиснув ладони в каком-то отчаянном жесте, и на ее нежном лице, обрамленном светло-русыми волосами, читалась тревога.

В своих блужданиях по залу Джонни добрался и до более тихих уголков, уютных диванчиком подальше от любопытных глаз. По большей части на этих диванчиках уединялись парочки. Нежный шепот, тихий воркующий смех, игривое касание туфелькой, обещания без слов.

На одном из таких диванчиков сидела девочка с книжкой. Углубленная в свое чтение, она почти не обращала внимания на кружащийся в развлечениях зал. Каштановые пряди, то и дело падавшие ей на глаза, она небрежно сдувала или досадливо отбрасывала назад. Она была прелестна - непосредственна и увлечена своей книжкой. Не замечая Джонни, она то покачивала ногой, то устраивалась поудобнее, нещадно сминая свое великолепное платье цвета лаванды с пышными жемчужно-серыми оборками.

Старший Риган и Фишер заспорили о высоких теологических истинах, а Джонни Чик, воспользовавшись моментом, шагнул по мосту дальше.

И уже поздно было оттаскивать его назад, рискуя свалиться самим или столкнуть его.
Была ли это хитрость Джонни, или просто так вышло - парнишка получил то, что хотел, а старшие, так и не пришедшие к общему мнению, в свою очередь двинулись следом.

Рука в руке - Джонни, Билли, Грета, Джозайя.

По мосту через пропасть, раскачиваемому ветром. Странным ветром, что не раздувал фалды и не колыхал платья, не развевал шарфы, не трепал волосы, не приносил запахов - лишь только раскачивал мост, и без того плясавший под ногами детей.

Каждый шаг - волнообразное движение моста. Будто по телу огромной плоской змеи они продвигались, покачиваясь цепляясь руками друг за друга и поручень, а ногами за зыбкую почву под ногами.

Фишер шел последним. Чик и Билли, и следом Грета - они уже стояли на мосту, раскорячив ноги и продвигаясь шаг за шагом, ежесекундно подвергаясь опасности - бездонная пропасть, полная клубящегося тумана, не предвещала ничего хорошего, независимо от того, был это путь в рай, в преисподнюю, в чистилище, к черту на рога или или неведомо куда. Но выбора не было. Единственное, что маячило перед глазами вполне различимо - это мост. И призрачные башни вдали.

Шаг - и последний из детей потерял связь с земной твердью, отдавшись во власть неизведанного.

Золотисто-рыжие сестры свились в озорной клубок, барахтающийся и оглашающий лес веселым рычанием.

Стройные, гибкие, поджарые, шелковистый мех покрывает их от кончика черного носа до лохматой кисточки хвоста.

Вскочить, отбежать, цапнуть, отпрыгнуть, втянуть носом воздух, до краев наполненный ароматами - о, как много они говорят! Тут пробежал вкусный и теплый, маленький, зарылся в норку. Лили мгновенно разрыла мох, схватила зубами, впилась, с хрустом разгрызая - какое наслаждение!

Джеси, насторожив ушки, прыгала вокруг, мельтеша лапами в воздухе. Ловкое сильное тело, радость жизни, сестра и друг рядом - что еще нужно для счастья?


Джек тоже слышит запах. Еда. Она там под корягой - надо только разрыть землю и схватить. Ему тоже мешает одежда, две средние лапы зажаты в пальто, но он колеблется. Снять или оставить? Мех цвета старого серебра - теплая и мягкая - согреет. Или снять, но взять с собой, может пригодится? И он помнит, помнит про ключи. Они собирались их украсть у злых людей. Тихо проползти на брюхе и стащить.

Лили, весело хохоча, сорвала с себя мешающую одежду, выпрыгнула из неудобных ботинок. Зачем они нужны - тем более, только на двух лапах? Остальные четыре все равно босиком - и так приятно ощутить живую землю, траву, влажный мох. Она радостно взвизгнула и скакнула на Джеси, повалила её, завозилась, хватая за холку.

Марси потянула за ручку - дверь поддалась - легко, без скрипа, можно сказать, охотно поддалась. Можно ли так сказать о двери? Есть ли у неё собственное мнение, желания, стремления? Судя по этой двери, есть. По крайней мере, она распахнулась приветливо, будто только и ждала легкого прикосновения.

Тихая флейта стала чуть громче. Ласково пела, приглашая в гости.

Просторная кухня открылась перед детьми. Большая, выскобленная добела, чистейшая, пахнущая тушеным мясом, сладким пирогом со сливами, томленым в печи молочным пудингом, щекочущим в носу ароматом пряных трав и чеснока.

Просторная, большая кухня - днем она казалась значительно более тесной и безалаберной, но сейчас, в полумраке, она была действительно огромной.

Кастрюли и сковородки выстроились строгими рядами на полках, отряды мисок поблескивали в тусклом свете, как стражи порядка. Чашки - строго по линии, как на параде. Подставки щетинились остриями ножей и вилок, круглыми боками половников, гладкими зеркалами лопаточек и лапками щипцов.

Большая печь, сложенная из камня, дышала теплом - а в недрах её непрогоревшие угли подмигивали красно-оранжевыми огоньками. Там, в большом котле, томилось что-то душистое и вкусное вроде мясного рагу с овощами или индейки с кисло-сладким соусом.

Буфет - резной, на гнутых ножках, расправил широкие плечи, приосанившись. Он был явно горд тем, что в глубине его прячутся самые сладкие вещи. Пироги, печенья, марципаны, карамель, черничный сироп, яблочное варенье, сливовый джем, наливка и сидр.

Как ни странно, в кухне было не так уж темно - очертания мебели прекрасно различались. Стол - большой, как в старинной книжке про рыцарей и дам, стулья с изогнутыми спинками, шкафы и полки, ящики с овощами, корзины с фруктами, ларь с крупами. Несметные богатства Блэквудов, за которыми обычно присматривала глуповатая Бетси. Как удачно она ушла!

Но разве так выглядели стол и стулья? Не были ли они намного проще, когда дети прибегали на обед? Или всё дело в ночном освещении?

Тихая флейта напевала - звук шел откуда-то из глубины, где у окна находился ледник, выкопанный в полу и забитый снегом и льдом с самой зимы. Туда Бетси складывала масло, молоко, сливки и прочие скоропортящиеся продукты.

Марси и Джон

Они вышли чуть позже рыжих сестричек и Джека. Во тьму кромешную, хоть глаз выколи. Смутные прямоугольник окна слабо виднелся в конце коридора. Туда было бы идти проще - хоть какой-то ориентир. Но им было в другую сторону - к лестнице. Туда уже ушли трое, и, видимо, спустились без неприятностей. По крайней мере, не было слышно ни раздраженного крика Блэквудши, ни плача, ни побоев.

Марси ступала неслышно, как кошка на мягких лапах. Даже платье не шуршало. Джон мог легко потерять её во мраке, но вот сам он то и дело спотыкался, цеплялся о стены, задевал скрипучие половицы. Казалось, пустой прямой коридор за ночь обзавелся извилинами, поворотами, изгибами, а пол вздыбился и покорежился.

Ребята тихонько продвигались вдоль стен, ни слова не говоря. Кухня - царство еды и вотчина Бетси - ожидала их, манила несметными богатствами - приготовленной на всю субботу и воскресенье снедью. Не только той жалкой кашей и пустым супом с краюхой хлеба, что доставались сиротам. но и чарующими блюдами хозяев. Буфет! Полный вкусностей буфет, ларь с припасами и ледник! Слюнки текли от одной мысли о том, что там кухарка настряпала. Ради одного этого стоило, наконец, рискнуть - чтобы поживиться и хоть раз за эти годы поесть от пуза вкусной еды.

Ветер за окном швырял в стекло горстями листья, дождь барабанил по крыше. Заунывно грустила далекая флейта, напевала, звала, обещала. "Сюда, сюда, здесь вас ждет ужин и ночлег, я печку истоплю"

Ближе, ближе - тихая песня дождя сплеталась с едва слышной мелодией. Вниз, по скрипучим ступенькам, кухня справа под лестницей. Дверь плотно прикрыта.

Генри Риган.

Мальчик торопливо крался за ушедшими вперед рыжими и понимал, что добром это не кончится. Джек топал, как целая армия оборванцев, только что не улюлюкал. Их точно застукают, и надо искать укрытие.

"Прячься," - подтвердил тихий голос.

Генри толкнул рукой первую же дверь в детскую. Закрыта, конечно. Он заторопился к следующей комнате, уже почти не таясь - за Мутоном все равно никто не расслышит его шагов.

Вторая дверь оказалась еще более закрыта, чем первая. Разве можно так сказать - "более закрыта"? Наверное, можно, если они были закрыты по-разному.

Как это? Да очень просто. Очень просто почувствовать, долго объяснять кому-то другому. Первая дверь при толчке слегка шевельнулась. будто поддалась, но что-то помешало. А вот вторая даже не шелохнулась, когда Генри ее толкнул. Будто замурована, или, по крайней мере, заперта намертво.

А что же такое все-таки с первой дверью? Есть шанс? Или показалось?

Занявшись музеями, Генри не уловил момента, когда перестал слышать топот Джека в коридоре и его невнятную тихую ругань.